сурово.
Дело было и вправду весьма щекотливое: во время пасхального крестного
хода с груди патриарха исчезла панагия. Никто не видел, как это случилось,
и сам патриарх ничего не почувствовал. Кругом были только свои:
Чекисты? - хотел уточнить я, но воздержался.
Поиск, предпринятый командой отца Сильвестра - а возможностей у нее было
побольше, чем у МУРа - не дал результатов. В загранице панагия не
объявлялась, в комиссионках - тоже. Ничью блатную грудь она не украшала, и
катакомбисты и зарубежники на своих еретических сборищах не хвалились с
пеной у рта таким трофеем.
Короче, святыня пропала.
Я спроста думал, что мы будем носиться по городу, утюжа грязные притоны,
ревизуя скупщиков краденого и навещая завязавших престарелых воров в
законе. Но Крис, который в качестве задатка востребовал два ящика
понравившегося коньяка, никуда из дома не выходил и меня не выпускал.
Ночами мы с ним поднимались на крышу и воспаряли духом. Крис стоял, обняв
антенну, и читал стихи, он знал их великое множество, а я за каким-то
дьяволом держал саксофон, поскольку Крис сказал, что без инструмента он
никуда. Так прошло суток шесть. Мы умело поддерживали в себе среднюю
степень опьянения, не опускаясь до беспамятства, но и не слишком вписываясь
в реальность. На седьмой день - а правильнее сказать, ночь - Крис вдруг
забеспокоился, слез с крыши и пошел ловить таксистов и покупать у них
дрянную водку. Это не для нас, успокоил он взбунтовавшегося меня, это для
бартера...
Наутро пришли два бича и предложили купить "большой поповский крест - на
пузе носить". Что Крис и сделал, добавив к четырем бутылкам водки две банки
рыбных консервов.
- Верно заметил классик: сами придут и сами дадут, - Крис не скрывал
удовлетворения. - А теперь пойдем пожмем руку дающую...
Попы крови похитителя вовсе не жаждали, голова их тоже не интересовала. А
вот подружиться мы как-то подружились. Отец Сильвестр и определил нам
постоянную, на много лет вперед, работу: разыскивать и возвращать в лоно
семьи молодых людей, смущенных различными лжепророками и лже-Христами. В
сущности, он поймал нас на "слабо":
С первой и третьей стадиями процесса мы справлялись сравнительно успешно.
Крис по наитию определял место нахождения искомого дурачка, я - потом -
приводил его во вменяемое состояние. Но со второй стадией - собственно
изъятием из секты - у нас вскоре возникли проблемы. Охрана там была что
надо:
И отец Сильвестр познакомил нас со своим бывшим
сослуживцем Евгением Феодосьевичем.
С тех пор наши дела пошли веселее. На любое дело нас
сопровождали двое "тимуровцев", которые никого не били, не
угрожали и даже не повышали голос - но "врази расточались
яко туман ползущий". У нас была твердая такса: с тех кто нам
нравился, мы не брали ничего или почти ничего; зато на
детках блатоты, банкиров, продюсеров и визажистов сильно
поправляли кассу.
В какой-то момент я поймал себя на том, что перестал подбивать уголки на
одеяле. Это было началом моего падения. Необязательность, расхлябанность,
инертность - вскоре стали обязательными составляющими моего нынешнего
образа жизни:
Ну и козел же в погонах я был раньше!
Впрочем, и Крис когда-то был суворовцем! Узнал я это потом, когда
отмечали годовщину ихнего суворовского выпуска. Собралось народу немного,
человек двадцать, зато охват был большой: глава ооновской комиссии, солист
Мариинки (драматический тенор), водопроводчик, хозяин города Тюмени, автор
памятника Фанни Каплан, секретный космонавт, рыбак с Дальнего востока,
начальник Иерусалимской полиции: А о дамах, которые украшали собой это
сборище, я вообще промолчу, потому что никто не поверит.
Криса они держали за большого музыканта и возмущались, чего это он не
выступает, когда теперь все можно. Только один-единственный раз сыграл у
Курехина в "Поп-механике", произвел фурор - и что? Крис только отругивался:
пусть вам Вишняускас играет:
Чего-то они, видно, с этим Вишняускасом не поделили.
Ликование по поводу выпуска началось почти официально, но вскоре
преобразилось в сон упоительный, магометанский рай, и я уже думать забыл,
что такое возможно в действительности:
Короче, старички дали дрозда по-суворовски: не числом,
а умением.
И убедился я, что именно предыдущее поколение, поколение
пятидесятилетних, за короткий период хрущевского послабления сумело хватить
и, главное, усвоить столько свободы, сколько нам и не снилось, а нынешним -
так просто не нужно:
Но это я отвлекся.
События, которые перевернули всю нашу жизнь, начались достаточно
тривиально: часа в четыре утра раздался звонок, а чуть попозже заявился и
сам клиент. Был он давним крисовским приятелем, комсомольским начальником
среднего звена, и я помню, как он слезно просил Криса разыскать печать,
пропавшую во время очередной комсомольской "случки". Теперь он гордо носил
форменное новорусское пальто и кличку "Скачок". Физиономия его, вопреки
науке анатомии, увеличилась раза в два, причем прежнее задорное личико
странным образом сохранилось, будучи вписанным в сизо-багровые мясистые
ягодицы. И вот по этим ягодицам текли самые неподдельные слезы.
- Крис, Крисюха... Ванька, блин... вы Коростыля помните?
Ну, картины его - и у меня висят, и в этом... нефтеперегонном,
как его?.. Центре Помпиду, и в галерее Гугенхейма...
- Помним, - ответил Крис за нас обоих.
- Опять, дурачок, сбежал из психушки. Позавчера еще сбежал, а хватились
только утром вчерашним, козлы, за что я им платил, не знаю, а мне только
вечером позвонить решились - не гостит ли такой у вас: он уже, считай,
сутки как мертвый, а они звонят, представляешь? Он же всегда ко мне
прибегал, а сейчас вот - не дошел. Он же доверчивый был, Серега: Замочили
его по дороге какие-то уроды. И не просто замочили... а с выдумкой:
- Рассказывай, - потребовал Крис, и Скачок, давясь
слезами, стал рассказывать.
С Сергеем Коростылевым они были друзья с детства, вместе лазали по
чердакам и подвалам, вместе когда-то попробовали портвейн и сигареты. Уже в
средних классах Серега рисовал лучше всех - и тогда же появились в нем
первые признаки безумия. И то и другое прогрессировало со страшной силой...
Скачков же, пойдя сперва по комсомольской линии, а потом естественным
образом перетекши в большую коммерцию, продолжал присматривать за другом -
и по простой душевной склонности, и из корысти (картины Коростылева
дорожали просто-таки катастрофически), и полагая не без оснований, что за
деяние сие на Страшном Суде часть грехов ему спишут. И вот теперь - Серега
погиб страшной смертью. Какие-то нелюди затащили его в выселенный дом в
Истре, раздели, подвесили за ноги и ножом просто исполосовали. Серега истек
кровью. Как сообщили Скачку знакомые менты, такого рода убийства по Москве
и области случаются где-то раз в два-три месяца в течение уже лет пяти,
если не больше, но резонанса не имеют, так как погибают в основном бичи и
беженцы, и еще ни разу напасть на след убийц не удалось. Дела эти на
ментовском жаргоне назывались "висяк в квадрате". Предполагали, что это
справляют обряды какие-то доморощенные сатанисты...
- Крис, ты пойми, я не прокурор, мне доказательства не нужны. Ты мне их
только найди, гадов этих, сатанюг долбанных, ты мне на них только пальцем
укажи... Ты же в эти секты входишь, как на танке! Они же боятся тебя все!
Ты же про них все знаешь! Денег не жалей, понял? Я за Серегу... я им потом
сам глотки перегрызу. Менты, может, найдут кого для отмазки, чтобы народ не
шумел - а мне нужны настоящие. А если менты и настоящих поднимут - то
сделай так, чтобы ты нашел раньше! Понял, Крис? Скажи, понял?
- Понял. Но ты же знаешь, что нам по уголовке работать
запрещено?
- А что в этой стране вообще разрешено? Ты тут сам
запрещен. И я тут запрещен. И Серегу вот запретили...
Короче, мы взялись за это дело.
Работа была в разгаре. Крис курил, лежа на козетке, и ловил носом
выпущенный изо рта дым. Я прикладывался к пузатой бутылочке "Хенесси".
- Кристофор Мартович, не забудьте: на четырнадцать часов запланирована
встреча с товарищем Коломийцем, - оторвавшись от монитора, сказала старуха
Хасановна, которую мы иногда между собой называли Халхинголовной. - По
поводу приема нового сотрудника.
- Секретарши, что ли? - рассеянно сказал Крис. - Так у
нас уже есть секретарша.
- Было сказано: "оперативного сотрудника"...
- Забавно, - откликнулся Крис. - Иван, ты никого не
заказывал?
- Не помню, - сказал я. - Вроде бы был какой-то
разговор...
- Был телефонный разговор с товарищем Коломийцем о
выделении вам постоянного сотрудника. Он состоялся вчера в
девятнадцать сорок пять.
Железная леди Хасановна - Дора Хасановна Шварц - происходила из
небольшого прайда самаркандских немцев.
Было ей восемьдесят лет, и за свою жизнь - пока не осела за столом нашего
"розыскного бюро "Аргус"", возглавляла Первые отделы по крайней мере в
десятке самых секретных советских "ящиков". С последним местом работы ей
немного не повезло: это была какая-то хитрая сейсмологическая лаборатория в
Ленинабаде. Как множество других, Хасановна в одночасье осталась без жилья,
без пенсии и без родни. Пару месяцев она скиталась по немилостивой Москве и
к нам зашла лишь для того, чтобы попросить корочку хлеба. Как раз перед
этим у нас кончились секретарши - их прошло много через приемную, все они
были молоды, красивы, владели языками и что-то слышали о компьютерах - но
ни одна не могла сдержать своих матримониальных позывов. Даже замужние, что
вообще поразительно. Всем им хотелось окружать нас уютом, разводить
растительность на наших окнах, развешивать занавески, кормить нас вкусной и
обильной пищей из ближайшего ресторана...
Так что Хасановна вошла в нашу дверь - и неожиданно
для себя задержалась.
Благодаря ей мы наконец обрели свой стиль! Она сама долго ездила по
комиссионкам, разыскивая классическую конторскую мебель. Крис где-то добыл
двадцатилетней давности бидон с краской буро-зеленого госпитального цвета и
ею раскрасил панели. Я встроил компьютер в корпус телевизора "Радуга" -
были такие, из красного дерева, их продавали только ветеранам... За
какую-то неделю из нашей беспородной прихожей получился кабинет следователя
ОГПУ/НКВД из голливудского фильма ужасов. Хасановна, оклемавшись немного,
приоделась - и теперь принимала посетителей в строгом темно-сером костюме,
ослепительной белизны блузке и черном галстуке-шнурочке. Однажды она
постриглась в мужской парикмахерской под ежик и анфас стала напоминать
Малькольма Мак-Дауэлла, переодетого женщиной. В профиль же Хасановна была
настоящим индейским вождем, только без перьев.
Курила она так много, что мы пошли на нарушение стиля
и повесили под потолком кухонный воздухоочиститель.
Делопроизводство пришло в совершенный порядок: все документы составлялись
по форме, и вечная угроза отбора лицензии, висящая над всеми предприятиями,
подобными нашему, вдруг стала чисто теоретической. Устаканилась и
бухгалтерия. Деньги от клиентов принимала Хасановна, и получить что-то на
текущие расходы стало невероятно трудно... впрочем, налоговая полиция,
нагрянувшая однажды, тоже ушла не солоно хлебавши.
В каждой комнате висели огнетушители и аптечка, а в
ванной - спасательный круг.
Ресторанная вакханалия быстро прекратилась, и даже разносчики пиццы
забыли к нам дорогу. На кухне тоже воцарился порядок: в понедельник была
гречневая каша с тушенкой, во вторник - перловая с тушенкой, в среду - рис
с курицей, в четверг - вермишель с рыбой, в пятницу - пшенка. В субботу и
воскресенье мы были балуемы макаронами по-флотски, а к чаю полагался
сахар...
Но самое больше впечатление на всех, и на нас в том числе, производил
канцелярский стол. Был он размером с биллиардный, только что крытый не
зеленым сукном, а черной кожей. Древесина отзывалась на постукивание
звонко, почти как хрусталь. Поверхность украшали бесчисленные следы
папиросных ожогов, стаканных донышек, керосиновых ламп и неосторожно
