тоже приподняла голову. Правда, глаза ее оставались бессмысленные. Пыльный
свет проникал со всех сторон, тиранил веки.
Отрада еще никогда не чувствовала себя столь несчастной. Это было
предельное отчаяние.
Она почему-то сразу и безоговорочно - и беспричинно - поверила себе,
что никогда не выйдет отсюда:
Это была точная копия того замкнутого мира, из которого ее вынес
Диветох, только - очень уж маленькая. И страшно запыленная. Наверное, здесь
десятки лет не двигался воздух, и этот обвал поднял вверх всю мельчайшую
муть, которая теперь не осядет много дней.
Свет шел непонятно откуда. Золотой мягкий свет. Чем-то очень знакомый.
И: и что-то еще:
Впервые она отпустила Аски. Та пробормотала неразборчиво. Жива. Пока
- это главное. Отрада пошла вперед, желая выйти из плавающей в воздухе гущи.
Шагов через сорок - она не считала, они сами считались - видимость
стала относительно четкой.
Все было как там: возвышение в центре и амфитеатром восходящие к
каменному небу террасы. Только здесь не тьма обнимала землю - мягкий золотой
свет. Он исходил от четырех столбов, окружающих возвышение.
На возвышении же лежал, устремив перед собой невидящие глаза, Белый
Лев.
У него, как и у Аски, было грустное человеческое лицо.
- Никто не тревожил? - первым делом поинтересовался Алексей. - А то
тут народ разный:
- Шумело за окнами:- кажется, за это время снайпер стал не то чтобы
темнее, а - слился с сумерками. Глаза без белков: трудно было понять, куда они
смотрят. Уже сейчас приходилось напрягаться, чтобы смотреть на него, а пройдет
часа три - и снайпер станет почти недосягаем глазу. Равно и в ночной прицел
покажется он чем-то вроде большого кома рыхлой серой ваты - и даже всяческие
активные средства обнаружения наподобие радиолокаторов не задержатся на
нем: Бог знал свое дело туго.
- Тогда пойдем. Одевайся вот:- он подал снайперу черный спортивный
костюм. Тот натянул штаны и замер.
- Слышишь?
Снаружи доносился урчащий смех и мокрые шлепки. Алексею совершенно
не хотелось знать, что это такое.
А еще - дождь:
- Здесь нехорошее место, - сказал Алексей.
- Там же моя Натулька: - прошептал снайпер. - Ты что, не слышишь?
Зовет:
Алексей сглотнул.
- Это у тебя глюк, - сказал он твердо. - Тут что угодно можно услышать. По
большому счету это все, - он обвел рукой, - один большой глюк. Оно у тебя вот
здесь, - согнутыми пальцами он стукнул по лбу. - Понимаешь?
- Ты мне: - угрожающе начал снайпер, но вдруг замолчал. Лицо его как-то
сразу разгладилось. - И ты, падла? Тоже глюк?
- Подозреваю, что да.
Снайпер коротко хохотнул, выразительно посмотрел на чертежный тубус
в руках Алексея - и стал натягивать куртку. Потом - черные мягкие кроссовки.
Плотно, на оба плеча, надел принесенный Алексеем рюкзак, взял винтовку.
- Готов.
- Вставай за мной в затылок и шагай сразу:
Алексей повернулся к двери, сложенными ладонями провел по воздуху
быструю вертикальную черту, а потом как бы развел края образовавшегося
разреза, разорвал:
В дыру хлынул свет.
Это был всего лишь придуманный Богом трюк - для внешнего эффекта,
для создания впечатления. Площадная магия: Но - подействовало отменно:
снайпер судорожно вздохнул.
Алексей шагнул в пустую еще квартиру Вики. Посторонился, пропуская
снайпера. Закрыл за ним дыру.
- Теперь - сюда.
Мочала в коридоре стало много больше. И запах: да. Тот самый запах
якобы духов. Он усилился:
Алексей остановился. Снайпер за спиной тоже остановился - мгновенно.
Хорошая реакция: Потом Алексей начал понемногу пятиться назад, назад:
открывая на ходу тубус, вынимая Аникит:
Изменился свет. Кто-то спускался в колодец.
Алексей почувствовал движение снайпера и предупредил жестом: не
стрелять.
Они вжались в какие-то ниши, прикрылись мочалом. Мочало оказалось не
совсем мертвым: оно чуть пульсировало, чуть притягивалось к телу, будто под
действием статического электричества.
Глаза с трудом различили того, кто спустился и остановился,
присматриваясь: принюхиваясь: прислушиваясь:
Обезьяна. Он плохо разбирался в их породах. Не горилла и не павиан.
Может, шимпанзе.
Что-то было не так с этой обезьяной:
Он не успел понять, что с нею не так: обезьяна молнией метнулась
вперед, отбросила прикрывающее Алексея мочало. Он уронил меч. Обезьяна
повисла на его шее и закричала:
- Алексей Данилыыыч!..
У нее было лицо Вали Сорочинской.
Танкам наконец дали "добро". С грохотом они катили по бетонке,
сооруженной не так давно для транзитных грузовиков. Впереди шли два гаишных
"уазика", разгонявших рупором на обочины особо тупых - кто не желал уступать
дорогу танкам. Такие водители существовали только в воспаленном воображении
гаишников, и потому тем более следовало проявлять рвение.
Глава девятая
- Брат, - прошептал кесарь. - Прошу тебя, не уезжай:
Однако взгляд Светозара скользил над его левым плечом, уходя далеко.
Кесарь уже оглядывался непроизвольно в поисках чуда, притягивающего этот
взгляд, но видел только серый умирающий снег, выпавший не в срок. Теплая
карета ждала, конвой ждал, и все, что можно было сказать, было сказано.
Ветер дул отчаянно сырой, пронзительный - и дул будто бы с болот.
- Последние дни покажутся нам месяцами, потом - годами, - глухо сказал
Светозар. - Крепись, брат мой, крепись. Смерть неизбежна так или иначе:
- Отчаяние пожирает меня, - признался кесарь. - Что будет завтра? Мор?
- И мор пройдет: Пророчества можно читать так - а можно иначе. Где
поют о великих героях - взгляни на пораженных ими. Где скорбят об умертвиях -
сочти живых. Где грезят исходом - будь с остающимися. Смотри на тень и сам
будь своею тенью. Прощай, любимый брат мой.
- Прощай:
И потом, когда карета уже почти скрылась (дымок из печной трубы и верх
полозьев саней, притороченных сзади на случай новых снегов в пути), кесарь
сказал еще раз:
- Прощай. Любимый брат мой.
Он повернулся к дому. К временной - и последней - свой столице. Желтые
доски, серая парусина, черная грязь дорог. Широко шагал новый этериарх, акрит
Степан Далмат, не жалея для грязи светлых мягких саптахских сапог. Подошел,
коснулся лба. Отмыто-голубые, почти белесые глаза, коричневые круги вокруг.
Веко дергается.
- Говори.
- Вода в колодцах, государь. Пить - невозможно: Горька, как желчь.
Кесарь зажмурился.
- А в ручье?
- Горчает с каждой минутой:
Наверное, это и есть конец.
Кесарь снова посмотрел на мир. Все вокруг было чужое. Что ж, подумал
он спокойно, чужого не жалко.
Дальше он помнил себя отрывочно, как помнит себя очень пьяный
человек. Он оскальзывается на грязи, разъезжаются ноги: он видит заполошно
летящих птиц, спасающихся от невидимого хищника: он замирает, стянув только
один сапог, и о чем-то напряженно думает: у него на коленях тот зловещий
сундучок, о котором мало кто знает и о котором он и сам желал бы забыть:
медный ключ:
Он еще колебался некоторое время. Потом достал со дня сундучка книгу в
свинцовом переплете.
Ах, до чего же изменилась Кузня за минувшие месяцы! Венедим
оглядывался по сторонам, силясь узнать места, но нет - словно прошли века:
Пока тянулось необитаемое преддверие, еще можно было примириться с
этим неузнаванием - но вот-вот начнутся нижние горизонты. А в них: в них
неплохо бы кое-что знать заранее.
Если он не найдет тот колодец, то - можно возвращаться: Почему-то
только сейчас он понял, сколь незначительны у него шансы на успех.
Унылая пустошь тянулась, тянулась, тянулась: Плотная спекшаяся
земля, поросшая черной колючей то ли травой, то ли травоподобным
кустарником, перемежалась как бы осыпями - но на равнине. Острый щебень и
рыхлая глина. И совсем редко встречались приподнятые над общей плоскостью
острова, где росла нормальная трава, все еще пригодная коням, и где стояли
корявые необыкновенно твердые деревья с древесиной пусть не горящей, но
жарко тлеющей - наподобие углей. Такие костры могли гореть долго, давая тепло
в могильно-холодные здешние ночи.
Днем и ночью здешнее небо закрывали низкие тучи. Венедиму порой
начинало казаться, что отряд его кружится на месте, возвращаясь вечером туда,
откуда уходил утром. В строгом смысле так оно и должно было быть:
Пустошь оборвалась внезапно. Земля, поросшая черной травой,
кончилась, но вместо очередного глинисто-щебенчатого участка оказался
замытый плотный склон, уходящий в слабый опалесцирующий туман, почти
дымку - впрочем, очень надежно скрывающую перспективу. Прошлый раз путь
вниз открывался совсем иначе, но Венедим уже понял, что не стоит ждать
соответствия:
Они спускались долгие семь часов и в самом конце спуска едва не
проскочили - уставшие и в сумерках - мимо того, что искали. Заметила Живана.
- Командир! Вон там:
Будто огромная буква П из каменных столбов с каменной же
перекладиной почти пропадала на фоне горного склона.
- Привал, - скомандовал Венедим. - Ищите место:
Место нашли в полутысяче шагов ниже по склону.
После полуночи Венедим поднялся к колодцу. С собой он взял только
Камена, да и того оставил в отдалении, не разрешил подходить близко.
Тьма была не такая кромешная, как казалась вблизи костров. Серый свет
сочился сквозь тучи, находя щели и истончения. Изредка туманным пятном
проступало некое ночное светило:
Такой же интенсивности, но - зеленоватый свет исходил из колодца, с
невидимого дна его. Зеленоватый свет и запах тлена. Венедим захлестнул веревку
за каменный столб, потянул, проверяя узел. Бросил веревку вниз. Перекинул ноги
через край колодца и стал спускаться, упираясь подошвами в шершавую кладку.
Иногда ему казалось, что камни подаются под ногами.
Дно колодца возникло внезапно. Зеленоватый свет обманул его, и
Венедим попросту не увидел зеркально-гладкой поверхности воды - пока не
коснулся ее.
Воды было чуть выше колена, отчаянно-холодной воды. Сапоги
скользили - словно бы по льду. Возможно, это и был лед. Утонувший почему-то.
Венедим отметил про себя эту странность и постарался поскорее забыть о ней.
Он огляделся. Глаза настолько привыкли к слабому свету, что он
различал даже стыки между камнями. Ровная кладка. Ничего, кроме стен:
Если бы Венедим отпустил почему-либо веревку, он бы погиб. Но,
осторожный, он не просто продолжал держаться, а даже накрутил свободный
конец на запястье.
Эти два или три витка спасли его.
Ледяное дно провалилось мгновенно, без предупреждения, без треска. Раз
- рывок! - и вот он уже висит над пустотой, удар боком о какой-то каменный
выступ, еще удар коленом - его раскачивало, как маятник. Свет вдруг резко
усилился, стало видно, откуда он исходит: от двух выпуклых глаз с
вертикальными кошачьими зрачками.
Глаза светились, а напротив них глубоко чернело полуовальное пятно.
Это было именно то, что Венедим здесь искал.
Он спустился ниже, чуть раскачался на своей веревке - и шагнул в это
пятно, в створ узкой штольни, где невозможно выпрямиться и где невозможно
расправить плечи. Потом он затащил веревку. Свет кошачьих глаз проникал в
штольню, и Венедим сумел рассмотреть темные крюки, вбитые в свод и стены. За
эти крюки он и зацепил свою веревку, натянул ее поперек и завязал крепким
тройным узлом. Еще неизвестно, к каком состоянии будет он возвращаться от
алтаря:
Ему не хотелось уподобляться добровольным жертвам, которые шли,
покоренные зелеными глазами, и падали в бездонный колодец, шага не дойдя до
вожделенной цели.
Когда свет глаз иссяк и все вокруг стало одинаково черным, впереди
замерцал огонек. Простой огонек.
Паника вовсе не охватывала город наподобие того, как охватывает пламя
сухие ветви. Нет - она тлела вокруг очага, довольно медленно перемещаясь от
переулка к переулку, от дома к дому. Здесь грузили на машины вещи - а через
дорогу все еще торговали мороженным:
Алексей включил приемник, настроенный на городскую радиосеть.
Оказывается, власти почти не врали. Нераспознанное пока природное явление:
