выстилали ложе реки: "Диветох. Царь".
Когда она вернулась, Аски лежала на пороге хижины - вся в крови. Отрада
подняла ее на руки. Аски застонала, но не очнулась. У нее был разорван бок и
почти откушена передняя лапа.
Наверное, кто-то вселился в Отраду, на время оттеснив страх и
неуверенность. Она мало что помнила из того медицинского курса, что
преподавали в училище, и не смогла бы потом объяснить, почему делала так, а не
иначе. Но самый строгий и недобрый экзаменатор не стал бы придираться к ее
действиям:
Ибо победителя судят за другое.
С боком, зашитым редкими швами, с уложенной в шину лапой, - Аски
забылась сном. Отрада сидела рядом. Только сейчас приходило понимание: этот
мир не так стерилен, как хотел казаться. В нем что-то проступает:
Именно так: проступает. Просачивается.
Кладбище - и неведомые хищники. В один день. Чего ждать еще - и
скоро?
Она не знала.
- Пожалуйста, только не сегодня, - отчетливо сказала Аски. - Я еще не
готова:
Отраде даже показалось, что она слышит ее собеседника.
- Я не хочу: я боюсь: Я знаю, что пора, что надо, но пожалуйста: у меня
маленький ребенок: ваш ребенок: разве нет больше никого:
Она выслушала ответ и рыдающе вдохнула. Потом так долго не было ни
звука, что Отрада испугалась. Она давно не пугалась так, как сейчас, хотя сейчас
ей будто бы ничего не грозило. Кроме одиночества.
Как будто она и без того не была абсолютно одинока:
Но нет, Аски выдохнула - протяжный всхлип - и задышала ровно. Отрада
посидела еще с нею рядом, потом вышла под небо. Уже было начало ночи.
Справа, совсем недалеко, загорались огни города.
Глава четвертая.
Пребывание в царстве мертвых запомнилось Азару как раздражающе
однообразное одинокое кружение по древнему, словно сам мир, лабиринту. Углы,
истертые миллионами прикосновений, заросшие мохом тупики, еле различимые
надписи: Еще больше раздражало то, что приходится таскать с собой
собственный труп, который все время притворяется, что лежит себе в палатке в
лагере Симфориана, и старый Симфориан приходит и сидит рядом, что-то
пытаясь сказать, но у него получаются лишь слова:
А потом было утро, раннее настолько, что солнце еще не показалось,
лишь полоски облаков сияли необычным светом. Холод и свежесть наполняли
палатку, Азар приподнялся и сел, он был один, полог откинут, кто-то сию секунду
вышел, но он не заметил, кто.
Это тоже было видение, он догадался тут же - ибо небо затягивал дым, и
солнце проступало лишь в полдень горячим багровым кругом. Но видение
пронзительно-ясного утра - было последним.
С этого момента он стремительно стал выздоравливать, и даже
отсутствующая рука не тревожила его по ночам.
Когда Симфориан послал за ним, Азар как раз упражнялся в бое одной
рукой, без щита - наподобие саптахов. В сущности, это было просто, следовало
лишь привыкнуть.
У шатра Симфориана сидели двое, незнакомый тысячник - и другой
тысячник, вполне знакомый с лица.
- Вот, - сказал Симфориан, - тот, о котором:
- Не птица человек, а сподобился полета, - перебил его Азар, протягивая
руку знакомому. - Срослись кости?
- Ты:
- Вытаскивал тебя из воды, да вез, да песни пел дорoгой: Азар меня
зовут, Азар Парфений. Из Лабы-деревни вольный азах.
- Венедим Паригорий. А это друг мой, Камен Мартиан. Услышали вот о том
бое, что в Лабе происходил:
- Понятное дело.
- Верно, что от Пактовия огневому бою научился?
- Верно, да.
- Что с самим Пактовием сталось, не знаешь?
- Как разошлись, так никакого известия. А вы слыхали что-нибудь?
- Был осенью жив. Потом - пропал из виду:
- Постой, Венедим, - сказал его товарищ. - Давай сразу все объясним.
Наверняка знаешь, азах, что Пактовий телохранил государыню нашу кесаревну:
- Как не знать. Да похитили ее все равно.
- Так вот: похитители передали кесаревну нашу Отраду кесарю Светозару.
Жилье ей предоставил генарх Вендимиан. Готовилась свадьба, вот с ним: -
Камен кивнул на Венедима, тот вздохнул. - Но - вновь кто-то похитил ее, и вновь
след ведет в Кузню. Прошлый раз, ты знаешь, ходил за кесаревной отважник
Пактовий. Теперь же - нету его нигде. Поэтому идем мы.
- Так, - сказал Азар. - А искать-то как ее будете?
- Есть одна хитрость:- начал Камен, но Венедим прервал его:
- Ты - пойдешь с нами?
- Какой от меня особый толк? - вздохнул Азар.
- Огненные бoи.
- По-онял: Но на работу потребно будет хотя бы несколько дней:
- Три. Три дня мы пробудем здесь. Симфориан даст людей, помогут.
- Хорошо. Буду с вами.
Не три дня ушло на сборы - пять. Небольшой, в два десятка, отряд
всадников отправился в путь до восхода. Верховые, у каждого подменная и
вьючная лошади. Некоторые вьюки были длинные, обернутые промасленной
парусиной:
Авенезер опустил руку, и толпа зароптала. Он хорошо знал этот ропот.
Можно даже сказать, что он по-своему любил его:
Сейчас более, чем когда-либо прежде, Авенезер ощущал себя скоплением
множества людей. Кто-то придумывал слова. Кто-то говорил их. Кто-то сочинял
эффектные жесты и поступки. Кто-то творил маленькие чудеса. Кто-то
рассчитывал последствия ходов и событий.
Эти люди были даже не слишком знакомы между собой.
Вот один из них, отвлекшись от своих дел, обвел глазами толпу.
Несколько - восемь, а то и все десять - тысяч пестро вооруженных мужчин, не
блистающих опрятностью и не погрязших в добродетели женщин, чумазых
вороватых ребятишек. Густая вонь агрессивного пота заставляла их раздувать
ноздри.
Глаза сверкали сами по себе.
Что ж, подумал Авенезер, не самый плохой материал. Большинство их них
сильны, беспринципны, умеют выживать. Нужно лишь хвалить их, хвалить
безудержно - и они не отстанут от тебя ни на шаг. Убедить их, что они-то и есть
соль земли:
И в какой-то момент они возомнят, что - лучше тебя.
Главное - не упустить этот момент. Суметь им воспользоваться.
Тот, который вещал, наклонился вперед и чуть понизил голос. В
наступившей тишине убили бы любого, кто скрипнул бы попавшей под каблук
песчинкой:
А потом Авенезер-вещающий откинулся и воздел торжествующе руки.
Толпа заревела. Авенезер-наблюдатель чуть поморщился. Он не любил такие
громкие звуки.
И, вглядываясь в потные ликующие лица, попытался угадать: вот ты
придешь убивать меня: и вот ты: и вот ты.
Алексей заставил себя не нервничать и не торопиться. Работа была
кропотливая - и, как оказалось, времени требовала больше расчетного. Прежде он
никогда не занимался выцарапыванием на стекле:
Отвлекал главным образом пейзаж. Крыши с обвисшими от сырости
краями, мох и плесень на стенах, мертвые лужи в оспинах и морщинах. Не
слишком густой, но какой-то неприятно осклизлый туман. Он здесь не
рассеивается никогда.
Злотворное дыхание гада:
Сумерки спускались не серые и не синие, как водится, а - зеленоватые.
Цвета мертвой плоти.
Наконец он закончил всё. Тщательно проверил каждый знак. Нужен был
завершающий штрих: Не было штриха. Алексей понял, что просто устал, что
именно от усталости - тупость. Это простая усталость, сказал он себе, усталость
тела, нужно будет посидеть и отдохнуть: Наверное, какие-то картинки
проскочили перед мысленным взором - проскочили и исчезли, оставив аромат:
Алексей усмехнулся, вынул из кармана рюкзака темный граненый флакончик и
капнул несколько капель на край стола.
Вот теперь - готово.
Он взял в руку меловой камешек, поднес к глазам. Глядя только на него,
шагнул в свою квартиру:
Мартын и Бог на кухне уплетали яичницу с колбасой.
Силентий закончился. Он проходил в пахнущей свежим деревом палате,
центре временной столицы. Стояла столица неподалеку от монастыря Клариана
Ангела, меж двух трактов, ведущих на Восток. Именно на Восток, на неудобные, а
потому малозаселенные земли, шли сейчас беженцы, ставили избы, рыли
землянки, старались промыслить рыбу, зверя или болотную птицу. С немалыми
трудами кесарю удалось, не прибегая к силе, убедить азахов и крестьян
сравнительно благополучных провинций помочь тем несчастным, кто потерял
всё:
Было слишком много рабочих рук и слишком много голодных ртов.
Хватит самой малой искры, чтобы полыхнул невиданный пожар. В
сравнении с которым прошедшая война покажется ровным огнем в печи.
Помощь была договорена такая: беженцев согласились брать в рабство.
На срок. Так уже делалось во многих провинциях - стихийно, а потому
пристроиться удавалось не всем. Только счастливчикам. Хуже всего было то, что
при таком вот стихийном порабощении особенно страдали семьи с детьми:
Когда силентий закончился и приглашенные разошлись, оба кесаря:
нынешний, Радимир, и бывший, только что объявивший прилюдно о сложении с
себя бремени власти, Светозар, - остались сидеть во главе стола. По правую руку
от них вздыхал толстый ученый монах Фанвасий, по левую - замер седой
провидец Иринарх. Юно Януар стоял напротив кесарей, держа в руке книгу.
- Садись, потаинник, - буркнул кесарь Радимир. - Набегался, должно
быть:
Юно наклонил голову в знак согласия, сел, положил нераскрытую книгу на
стол, придерживая крышку переплета рукой - может быть, неосознанно.
- То, что я должен вам сказать, - начал он, - родилось не вдруг. И мне
очень хотелось бы, чтобы все это оказалось полной ерундой. И даже если это
правда, я не знаю, как нам следует поступить. Начну с конца: особа, названная
нами кесаревной Отрадой, бесследно исчезла из дома Терентия Вендимиана, а
Алексей Пактовий обрел мощь, сравнимую разве что с мощью великих чародеев
древности:
- Не совсем так, - поднял палец Иринарх. - Он удостоверился, что
обладает ею.
- Пусть так, - кивнул Юно. - Хотя, насколько мне известно, за годы
обучения у Филадельфа и Домнина особыми талантами он не блистал. Но я не об
этом. Итак, до передачи кесаревны - прошу прощения, я буду называть ее так,
хотя не уверен в правильности определения: - он чуть помедлил, словно бы
ожидая вопроса; все, однако, молчали. - До передачи кесаревны на руки кесарю
Светозару мой помощник Конрад Астион, находясь под действием одного
известного чародейства, предал ее "птицыным детям" - как раз в тот момент,
когда Пактовий очень шумно и деланно отлучился от своей подопечной. С
которой до того момента был неразлучен со времен сражения на Кипени: где они
совершенно непонятным способом избежали смерти, находясь в самом центре
огня. Короткий период между сражением и появлением нашей пары из недр Кузни
они проводят в разлуке, как и положено: но вот что интересно: мои люди в
отряде Венедима независимо друг от друга отмечали: кесаревна поначалу была
крайне угнетена, да и Пактовий тоже радости не проявлял. Ладно. Мы вроде бы
знаем, где был и что делал Пактовий в недрах Кузни: там присутствовал
наблюдатель, посланный чародеем Якуном. Но ведь сам Якун был нам
рекомендован именно Пактовием - якобы со слов Домнина:
Кесарь Радимир хотел, кажется, что-то сказать, но передумал, махнул:
продолжай.
- Равно как лишь со слов Пактовия мы знаем о спрятанной в Кузне
кесаревне, посвященной Белому Льву, могущественному амулету Полибия, и о
том, что только с ее помощью можно будет чародея оного перемочь. Неважно, что
все это впоследствии оказалось фикцией: тогда мы в это поверили и готовы
были из кожи вон выпрыгнуть, чтобы Пактовий мог осуществить свой план. Тем
более что нам - не всем - был предъявлен убедительный, в прямом смысле слова
- убийственный довод:
- Ты думаешь, и это подстроил Пактовий? - хмуро спросил кесарь,
незаметно трогая свою грудь. Кожа там все еще чесалась, шелушась:
- Все не так в лоб, - сказал Юно, мучительно морщась. - Человек ведь не
прилагает усилий, чтобы отбрасывать тень. Конечно, сознательно он ничего не
подстраивал: Идем дальше. Накануне войны Пактовий посещает Конкордию. В
компаньонах у него Конрад Астион. В Конкордии они не по своей инициативе
встречаются с Епистимом Калисом, о котором говорят как о сильнейшем
волшебнике и чародее наших дней. Я имел с ним краткосрочную встречу
