сравнительно недавно и могу засвидетельствовать: Епистим могуч: был.
Надеюсь, что именно - был.
- Епистим Калис - или же Мум? - уточнил Иринарх.
- Э-э:- вопрос озадачил Юно. - Но это же один и тот же человек.
- Отнюдь нет. Это разные люди, а то, что они пользуются одним телом -
лишь прием. Вас ведь не удивляет, что Полибий пользовался несколькими
телами:
Юно помолчал несколько секунд.
- Я не знаю, удастся ли это выяснить, - сказал он наконец. - Но кто-то из
них определенно встречался с нашими посланниками - и по крайней мере одного
взял под контроль. Почему бы не предположить, что одновременно и сам он был
взят под контроль сильнейшим противником?
- Это Алексеем, что ли? - нахмурился кесарь. - Юно, ты чувствуешь, к
чему ведешь?
- Да. Я понимаю, что это звучит чудовищно, но линия выстраивается
отчетливо: Далее в прошлое: упорные занятия у самых искусных чародеев - при
демонстрации весьма посредственных способностей и весьма тривиальных
результатов. Если я правильно понимаю, способности бывают только
врожденные. Можно ли их скрывать, имея дело с такими гигантами, как
Филадельф:
Он остановил свою речь, ожидая реплик. Никто не сказал ничего.
- Во время воинского обучения все было обычно. Но накануне, как
известно, случилось:
- Юно, - сказал кесарь, - сколько лет тебе было в тот год?
- Семнадцать.
- То есть ты достаточно понимал в происходящем?
- Я вообще не понимал ничего. Сейчас, может быть, понимаю: хотя
сомневаюсь. Но это и не важно. Главное - что Пактовий был раздавлен. Он
воспринял происходящее как чудовищную несправедливость. И после
возвращения к жизни: у него могла появиться цель. Подлинная цель: - он будто
бы задумался, потом выговорил: - Месть.
- Алексей мог отомстить мне куда более простым способом, - сказал
кесарь. - И куда раньше:
- Я опять не могу донести свою мысль сразу, - Юно провел рукой по
корешку книги. - Он не вынашивал эту идею и не строил планы. Он был
воплощенной безадресной местью, местью всем купно: властям, народам,
обычаям и традициям, законам: Если мы оглянемся по сторонам, то увидим, что
произошло именно это: разрушение основ. Мир рухнул. Людям, которые
переживут все это, придется создавать жизнь с чистого листа:
- Ты знаешь, чьей дочерью была: та девушка? - спросил кесарь.
Юно помедлил.
- Видимо, нет. Поскольку вы задали этот вопрос:
- Винарь Захар Карион был неспособен к деторождению. Я знаю это,
потому что ранили его на моих глазах: Его жена, Дафина, понесла после радений
у чародея Астерия. Она разрешилась двойней, мальчиком и девочкой. Мальчик в
девятилетнем возрасте умер от крупа: впрочем, уже тогда видно было, чье у него
лицо.
- Теперь нам остается установить, что обстоятельства рождения Алексея
Пактовия темны, и можно будет приступать к толкованию "Пророчества Смегды",
- сказал Иринарх ровным голосом.
- Именно так, - Юно посмотрел на него почти враждебно. - Обстоятельства
рождения младенца Алексея темны. Известно, что он был крупным, развитым, и в
полгода выглядел годовалым. Вместе с тем дата рождения вроде бы точна, роды
принимались опытной повитухой: Так вот, я проверил все, что известно об этой
повитухе. Она дюжину раз принимала очень крупных и очень развитых
младенцев. Один случай стал известен мне досконально: жена одного известного
человека забеременела, когда муж был в отъезде. Она обратилась к нашей
повитухе, получила инструкции, в должный срок тайно родила, месяц проходила с
накладным животом, а потом как бы родила повторно - крупного и развитого
младенца:
- Девочку? - с интересом спросил кесарь.
- Не помню, - твердо сказал Юно.
И тогда кесарь захохотал. Он хохотал заливисто, хлопая ладонью по
столу, приговаривая: "Шельмы, шельмы, шельмы!.."
- Ты что, брат? - с удивлением спросил Светозар.
- Да я ж догадывался: в обоих случаях:
Он опять расхохотался, и Юно, вдруг понявший, в чем дело, сам с трудом
проглотил готовый вырваться смех.
- Обмануть мужей: им ничего не стoит: дураков:
- Итак, - сказал Иринарх почти равнодушно, - получается, что Алексей -
ваш сын. Так? А чья тогда дочь - Отрада? Я не имею в виду взрослую девушку,
которую вывел из Кузни Алексей. Здесь могут быть разные мнения. Я говорю про
маленькую девочку, пропавшую в год мятежа.
Кесарь помотал головой. Лицо его покраснело и блестело от пота.
- Не знаю, - сказал он. - Веду уже не спросишь:
Прошло несколько мгновений, прежде чем Юно вспомнил, что это имя
покойной августы. Оно было из давным-давно прожитой и уже полузабытой
жизни.
- Ну, почему же, - сказал молчавший доселе толстый монах. - Если это
нужно:
- Может быть, и нужно, - сказал кесарь. - Но я не позволю ее тревожить.
Монах незаметно покосился на Юно, и тот еще более незаметно кивнул.
Глава пятая.
- Пока единственно, что могу сказать определенно: завидую вашей отваге,
девушка, - сказал Бог задумчиво. Он катал между пальцами хлебный шарик. -
Здесь происходили интересные дела: А соседи ничего не рассказывали вам?
Вика пожала плечами. Губы ее поджались в сторону, образовав лежащую
на боку букву Т.
- Определенного - ничего. Может быть, потому, что стены давние, толстые
- не слышно: Старушек, опять же, в соседях нет. Внизу тетечка живет, так ее
просто иногда раздражало, что - мебель двигают. А какая тут мебель:
- Знаете что, Вика, - сказал Бог. - Я вам сейчас предложу одну вещь, вы
подумайте - и соглашайтесь. Чтобы все понять, мне следовало бы провести тут
ночь, а может быть, и не одну. Разумеется, без вас. Если компания Мартына:
простите, Элика, - он поклонился мальчику, - для вас приемлема, вы могли бы
переночевать в квартире Алексея. Или у вас есть какие-то подруги, друзья?.. Я
понимаю, что вы можете про нас подумать всякую всячину, о чем только сейчас
газеты не пишут: то есть я не настаиваю. Самую дрянь Алексей отсюда просто
унес. Но кое-что, похоже, осталось, и унести это можно разве что со стенами:
- Есть, правда, еще один выход: сменить квартиру, - сказала Вика. - Может
быть, на самом деле вы проходимцы и жулики, и затеяли целый спектакль для
того, чтобы выселить меня отсюда:
Мартын возмущенно вскочил, набрав полную грудь воздуха для
достойного ответа. Алексей рассмеялся.
- Она тебя купила, старик.
- А чего сразу: "жулики": Знаю, что купила, а за базаром следи.
- Мартын, друг мой, это я вам посоветовал бы следить за базаром, - мягко
сказал Бог. - Девушка права, конечно. Не будем настаивать:
- Извините, - сказала Вика, - но я, правда, смеялась. Ну: достаточно ведь
нелепая ситуация, разве нет?
- Незнакомые мужчины просятся переночевать: - подсказал Алексей.
- Вот именно. И я их пускаю. Чудовищное легкомыслие. Да чем я рискую -
ну, в самом худшем случае? У меня не будет этой квартиры. Перееду за ту же цену
в гостинку:
- Э, нет, - сказал Алексей. - Представьте: приходите утром, а здесь труп.
Сможете вы что-нибудь доказать милиции?
- Легко! - она засмеялась. - Вот уже из этого вопроса ясно, что вам можно
доверять. Вы же тогда больше часа просидели - и в шкаф, получается, не
заглянули. А в шкафу висит форма:
Алексей развел руками:
- Лопух. И в каком вы звании, Вика?
- Сержант.
- По делам несовершеннолетних?
- По ним, хорошим:- она нахмурила бровь на Мартына. - Понял, птица?
- Так точно, - робко вытянулся Мартын. - Разрешите обратиться к: э-э: -
он подбородком указал на Алексея.
- Обращайтесь.
- Драпать надо, - драматическим шепотом сказал Мартын. - Она нас всех
посадит!
- За что? - растерялся Алексей.
- За решетку: Ну, за ту, которую из парка сперли - забыл, что ли?
Первым захохотал Бог, за ним остальные.
Железные звери дважды появлялись на окраинах Столии и вскоре
исчезали бесследно, будто проваливались в подвалы или подземные нечистые
каналы. И жителям начинало казаться, что это был морок, условность, остаток
сна. Столия всегда жила особой, как бы придуманной жизнью, состоящей из
ритуалов, непонятных для посторонних, и странных бесцельных интриг; этот
город ощущал себя слепком с мертвого лица, маской чего-то - давно забытого.
И жизнь в нем была бесконечным и безначальным, иногда веселым, а
чаще бессмысленно-жестоким маскарадом, понятным только посвященным;
долгой игрой без выигрыша и воображения:
Готовились к Возжиганию Времени. Храм Бога Создателя день ото дня
пустел, и никто не убирал налетавшие листья, хвою, серый пепел. Постепенно и
окружающие кварталы охватывало оцепенение: люди передвигались медленно и
скупо, больше сидели и смотрели перед собой; они перестали зажигать фонари на
улицах, а потом и свет в домах. Это расходилось концентрическими кругами, и в
центре увядания возвышался храм: серый куб с воротами на все четыре стороны.
Крышу храма венчала чаша, чара, вырезанная в давние времена из черного с
красноватым отливом камня будто бы самим Создателем. Бордюр ее насчитывал
двенадцать тысяч девятьсот тридцать семь рисок, и при ближайшем
рассмотрении каждая риска была миниатюрой, изображавшей какое-то событие.
Тьма мудрецов во все времена толковала эти рисунки - толковала так или иначе.
Время кончалось каждые семнадцать лет. Каждые семнадцать лет его
следовало высекать заново. Вряд ли кто задавался вопросом, что произойдет,
если жрецы, почему-то не собравшись в нужный день и час, не принеся жертвы и
не произнеся нужные слова - не сотворят из ничего синее пламя и не поднесут его
к чаше:
Тoлпы и звери вошли в город одновременно с противоположных сторон.
Но если навстречу толпам медленно стекались оборванные, еле передвигающие
ноги горожане, то звери вошли незамеченными.
За прошедшие сутки Алексей узнал много интересного, но в практическом
смысле ненужного. Главное, чего он достиг: его подзорных птиц стали замечать -
и нервничать. И без того серьезное потрясение, чреватое самыми крутыми
разборками, осложнялось именно этим: странностью.
Может, кошек еще на них напустить? - думал Алексей отстраненно. Но все
же решил не перегибать.
Все же неплохую идею подкинул ему когда-то один из злосчастных
похитителей Отрады:
А сейчас Бог готовился к ночи. Алексея он выгнал за порог, чтобы не
мешал, и Алексей спустился во двор, а потом, движимый непонятно чем,
направился в сквер.
На скамейке сидел нахохлившийся Хвост. Алексей узнал его издалека: и,
перебрав картинки, приходящие к нему от подзорных, нашел и эту, самую старую:
носки ботинок на фоне темного асфальта, озаряемые огоньком сигареты.
Он не мог чувствовать то, что чувствовал Хвост, или слышать его
мысли: то есть мог, конечно, но это было бы глупо и бессмысленно: однако и
картинки было достаточно, чтобы знать и думы, и чувства.
- Подвинься, - сказал Алексей.
Тот дико взглянул на него, хотел вскочить, но не вскочил. Подвинулся:
- Что было там, я примерно знаю, - сказал Алексей. - А потом?
Ответа пришлось ждать долго.
- Не знаю. Маку менты замели. Просто так. А я вот:
- Ту штуку вы так и не нашли?
- Ты издеваешься, да? Мы как в хавиру вошли - и тут нам ка-ак раз по
рогам! Я сразу вырубился:
- Врешь. И там не били, и потом. На психику давили - это было. Значит, не
видел: Почему засада была, как считаешь?
- О, Господи! Да это же: ты чё, мужик, сам не понимаешь? Это ж
перевалка Батыевская была для кислятины: или чего там, не знаю я, что он
валял: пластилин, солому, стекло: да и знать не хочу! Встрял, блин, как писька в
палисадник:
- И про эту вещь тебя потом не спрашивали?
- Спрашивали. Специально подошел: не знаю уж, как его там, но из
боссов. Которого взорвали потом:
- Понятно. Значит, штучка точно у них. И, похоже, начала действовать.
Ладно, парень. Хоть ты дела не сделал, но башку под дуру подставлял. Вот тебе
за это полкило бабок - и сматывайся. Не маячь, хорошо? Да, и еще: мало ли, как
все обернется: короче: помнишь, что я тебе про тот кристалл говорил? Вдруг он
к тебе прилипнет: так вот: не надо топить. Зарой. Где-нибудь за городом. Но
