Пока еще во двор.
Собаки не бросились на нее с криками ярости, а подошли и потыкались
сырыми носами в руки. Они сразу, с первого дня, признали ее за свою. Терентий,
хозяин, даже пытался наказывать бедных псов: не помогло.
Она уже обращала внимание на это: здесь ее слушались и признавали
собаки, лошади, даже те огромные птицы - но ни задуматься над этим, ни тем
более воспользоваться времени не оказалось. Вот - первый случай.
Забраться на стену со стороны двора было просто: по дереву. Труднее
оказалось спрыгнуть: но нет - ее гнал куда больший испуг, чем какой-то страх
высоты. Приземление было жестким, боль ударила по коленям, по запястьям. Но
ничего: встала, поковыляла дальше, дальше, в темноту:
- Здравствуй:- слова давались с трудом, будто воздух был густ, как
песчаная каша. - Я пришел: сказать тебе:
Лицо ее исказилось страшно. Такого сумасшедшего ожидания нельзя
изобразить, черты не приспособлены для этого, и получается гримаса.
- Ты:
- Да. Да. Я.
- Жив: жи-ив:
- Я жив. Все в порядке. Скоро я буду с тобой. Совсем скоро.
- Я не могу без тебя. Я думала, что умру.
- И я. Я тоже не могу без тебя. И гори оно всё: Где ты сейчас?
- Не знаю: Забери меня отсюда, пожалуйста. Я:
- Говори.
- Нет, ничего. Теперь я знаю, что ты придешь за мной. Теперь мне ничего
не будет страшно. Почему тебя не было? Меня переполнило твое отсутствие: я
чуть не утонула в нем:
- Я приду. Я скоро приду. Я уже иду.
:зя-боль-ше-нель-зя-бо:
Пахнет горящим углем.
- А теперь - я сам.
Больно:
Этот же зал, запах серы и тлена, пол усыпан угольями и пеплом. И вот он
сам: сидит, подобрав ноги и опершись рукой. Там, где был голубой купол -
зловонная серая яма с осклизлыми краями, в ней копошатся черви.
- Чего ты хочешь?
- Ее. Только ее. Жить с нею, растить наших детей:
- А если это невозможно?
- Тогда пусть все горит:
Отряд Юно Януария достиг наконец Фотии, маленького прибрежного
форта на восточном побережье - у самого края обитаемой земли, у начала
Соленой Камы. Форт был деревянный, с земляными валами, и населяло его около
полусотни семей стратиотов. Исполинская зеленая получаша окружала его, и две
речки сливались в одну под его стенами; вода обтекала форт по широким рвам.
На ровных пологих склонах паслись красные вислорогие коровы. Возможно, их
были тысячи.
Никогда никакая война не долетала до этих земель. Стратиоты формально
служили кесарю, на деле же - только сами себе.
Не дав отдыха никому, Юно с величайшим тщанием перенес свой груз из
"уты" - широкой мелкосидящей лодки с пятью парами весел и прямым парусом -
в рессорный фургон, дожидавшийся здесь уже вторую неделю. Прошло чуть
больше часа с момента швартовки, а сорок всадников уже выезжали на
желтоватую дорогу, ведущую на запад и вверх, к проходу в облаках. В середине
конвоя катился фургон, запряженный шестеркой, и две легких коляски. В одной, с
затянутыми серой парусиной окнами, ехал осунувшийся серолицый и
сероволосый человек неопределенного возраста. Ему регулярно давали
дурманное питье. Возможно, без этого питья он просто не выжил бы - настолько
жуткие муки приходилось испытывать.
Никто не узнал бы в нем потаинника Конрада Астиона, блестящего
офицера:
Глава пятая.
Город перевернут весь, она это знала. Искать будут свирепо - поэтому
исчезать надо именно сейчас, в первые же часы, пока еще не хватились:
Порт был под нею, весь в желтых мутноватых огнях: горели масляные
фонари на столбах, здесь их не гасили всю ночь. Горели местами и костры.
Наверное, и без огней было бы светло: три почти полных луны в ясном небе
давали достаточно света.
Ночь была странная: теплая, но будто бы у самой границы снегов.
Отрада стала спускаться, цепляясь за кусты. Тропа дергалась под ногами
то вправо, то влево. Гладкие кожаные подошвы сапог скользили.
Потом опять началась лестница, там, выше, снесенная недавним
оползнем. Но по самой лестнице идти было слишком на виду, и она стала
спускаться рядом с нею, все так же цепляясь за кусты.
Потом послышалась речь. Говорили с характерным протяжным акцентом
жителей материка. Отрада затаилась. Внизу шли человек восемь или десять,
перебрасываясь замечаниями о достоинствах каких-то женщин. Матросы,
подумала она. В портовый бордель:
Уплыть, что ли:
Мысль сделала виток и вернулась. Не уплывать - пока. Но пусть все
думают, что уплыла.
А за этим следует обращаться не к матросам. Матросы раз - и нет никого.
К грузчикам. Их будут расспрашивать.
Она дождалась, когда внизу все стихнет, и продолжила спуск. В одном
месте, где кусты были погуще, отчетливо воняло трупом.
Наконец она уткнулась в забор, огораживающий порт. Как и все заборы,
этот состоял из множества дыр.
Она пролезла и пошла на свет фонарей.
Две барги стояли по обе стороны широкого свайного пирса. По пирсу
сновали люди в огромных фартуках, катя перед собой ручные тележки. На
тележках были мешки и: сначала показалось, что длинные ящики. Потом она
рассмотрела, что это каменные брусья - как раз такие, чтобы не трудно было
поднять вдвоем.
Работа шла споро, но как-то слишком молчаливо. Скрипел настил,
повизгивали иногда колеса - и никаких разговоров, шуточек, команд, которые
должны сопровождать такое вот скопление трудящихся людей. Устали? Но ходят
быстро, почти бегом:
Стараясь не вступать в освещенное пространство, она стала огибать это
место по закоулкам, пахнущим мочой, по каким-то страшно захламленным
пустырикам: Отчего-то картина погрузки показалась ей жуткой, хотя вроде бы
ничего жуткого не происходило.
Полчаса спустя она вышла к маленькому затухающему костру, где сидели
четверо в рабочих фартуках и хлебали по очереди из котелка.
И тут она усомнилась в разумности прежнего плана. Но ничего нового не
придумывалась:
- Доброго здоровья, - сказала она.
На нее посмотрели. Потом один, вроде бы постарше других, солидно
кивнул:
- Вам того же. Присаживайтесь к огоньку, госпожа. Угощения вот нет,
доели всё. Разве что хлебушка:
- Спасибо. Сыта. У меня вопрос вот такой: не проведете ли на судно -
меня и еще одного человека?
- А что за беда такая, что тайком потребно?
- Беглецы мы, - сказала она заготовленное. - Жена ему развода не дает:
- Во как, - усмехнулся все тот же старший; прочие молчали. - Война, а у
людей то же всё на уме: Не выйдет, госпожа, даже при большом нашем желании
не выйдет. Там стражники стоят, смотрят. Это вам надо с капитаном каким
договориться да после на лодке подплыть, а здесь - нет, не получится:
- Жаль, - сказала она. - Мы бы заплатили.
- Не без того, понятно: Не, ищите капитана. Вон там обыкновенно сидят, у
портовых интендантов. Во-он, окошки цветные, светятся. Попробуйте, может что
и...
- Ну, спасибо, - она улыбнулась как могла сладко и шагнула в темноту.
- Я бы с такой от своей козы:- дослышала она.
А план казался ей все глупее. Он и был глуп. Изначально был глуп. Только
такой она и могла придумать. Допустим, без пищи как-то можно еще просидеть в
темном уголке - ну, с неделю. Но без воды? Она подумала о воде, и ей тут же
нестерпимо захотелось пить.
На судно, подумала она. Любой ценой. Немедленно.
Подплыть на лодке - советовали вы мне? А зачем она нужна, лодка?
Отрада стояла, прикидывая, где лучше выйти к воде, когда позади
быстро-быстро зашуршали шаги. Она оглянулась, присев.
Подбегал худенький кривобокий человечек, которого она все эти дни
часто видела из окна. Сбежала, подумала она с отчаянием. От вас не сбежать:
- Уходите быст:
Человечек вдруг переломился как-то сразу во всех сочленениях и мягко
рухнул, будто в теле его не осталось ни одной косточки. Отрада оцепенела. И тут с
давно забытой силой - полыхнуло в глазу. Она зажала его руками, но и сквозь
ладони было видно, как яростный золотой блеск обливает строения, кусты, сухую
траву, штабеля бревен: и приближающихся к ней мужчин. Они были голые по
пояс, в каких-то безумно широких меховых штанах, а в руках:
В руках они держали винтовки.
Наверное, она что-то вспомнила. Потому что даже не закричала.
Оглянулась назад. Позади, шагах в трех, стоял такой же облитый золотом человек
в плаще с опущенным капюшоном, скрывающим пол-лица. Она откуда-то знала,
что он никогда, ни при каких обстоятельствах не приподнимает этот капюшон:
- Мы взяли ее, - сказал он, поднеся ко рту запястье.
"Возвращайтесь", - отдалось в ушах.
Настоятель Иринарх внимательно рассматривал Алексея. Будто я под
стеклом, подумал Алексей.
- В мире живых ты приходил к людям, - сказал он наконец. - В мире
мертвых они будут приходить к тебе. Не обязательно те, кого ты желал бы видеть.
Скорее наоборот:
- Это я знаю.
- Подумай еще.
- Я не изменю решения.
- Тогда - отдыхай до заката. Тебе дадут сонного питья.
- Я буду очень крепко спать и без питья, - Алексей усмехнулся.
- Не будешь. Тебе только так кажется. Кроме того, - настоятель
усмехнулся в ответ, - это не простое питье. А теперь скажи мне: ты узнал все, что
хотел?
- Издеваетесь, отец настоятель? Я всего лишь убедился, что по-прежнему,
как и был: туп, глуп и неучен: Скажите хоть вы: все эти предсказания и
откровения, все эти нити судьбы - они действительно такие: - он замолчал в
поисках единственного слова.
Иринарх слабо взмахнул рукой: понял. Покачал головой.
- Если верить в судьбу, она становится непреложной для тебя. Если
верить в собственное неверие - она становится еще более непреложной. Это
касается и отдельного человека, и всего мира. Но попадаются среди людей такие
вот, как ты - в неверие не верящие. Они редко доживают до зрелых лет:
- Ларисса сказала, что мне чего-то нельзя знать о себе - потому что в
противном случае я сравняюсь могуществом с самим Богом. Это действительно
так?
- Не только в могуществе. Главное - и в бессилии. Ты видел его. Говорил
с ним.
- Кажется, он сумел ничего не сказать мне:
- Возможно, еще не проросли те семена, что он вложил в твои уши.
- Так вразумите меня хоть вы. Только как-нибудь: без обиняков.
- Хорошо, попробую. Попробую:
Он потянулся к чайнику. Чайник был уже пуст.
- Фортунат!..
Неслышно ступая, вошел бывший ангел. Он постарел лет на сорок,
ссутулился, поседел. Дорого приходилось платить за несколько недель
абсолютного знания - и свободного полета:
- Принеси еще чаю.
Но чайник уже был у Фортуната в руке. Старый закопченный глиняный
чайник с веревочкой вместо ручки. Он поставил его на стол и забрал пустой.
Повернулся:
- Постой, Фортунат. Вот слав спрашивает: что ему делать дальше? Идти по
пути судьбы - или по пути сердца? Он из тех, кто способен и на то, и на другое.
Или даже на что-то третье:
Бывший ангел посмотрел на Алексея, но как-то поверх глаз. Лицо ничего
не выражало.
- Если сможешь, - сказал он, и голос его был сед, - отомсти за нас - за
всех:
Тихо ушел.
- Вот и еще один путь, - сказал Иринарх спокойно. - Вполне достойный
мужчины и воина. И, как было заказано - без обиняков.
Алексей вдруг почувствовал удушье.
- Ты не получишь готового ответа, - предупреждая его выкрик, сказал
Иринарх. - Хотя бы потому, что готовый ответ будет лжив в любом случае. Не
буду объяснять и доказывать, просто постарайся вспомнить сам: сколько самых
простых и умных слов были неправильно поняты? Да - почти все они: Поэтому
я, даже зная, что именно я жду от тебя, не смогу сказать это прямо: потому что ты
неизбежно поймешь меня неправильно. Ты можешь спрашивать меня о чем
угодно, ты волен обратиться к мертвым - но окончательное решение ты примешь
сам. Я думаю, ты уже принял его, и все, что тебе нужно - это убедиться в этом.
- Может быть, - сказал Алексей. - Отец настоятель, я не хочу пить сонное
питье. Я и так спал всю жизнь. У меня почти не осталось времени. У вас есть
Тихая Книга?
- Есть, - Иринарх прищурился на Алексея поверх чашки, но больше
