чатала телеграмму.
Она бросилась было в кабинет директора, но вспомнила, что директора
еще нет, и побежала вниз по лестнице. Выскочив в холодное круглое фойе и
не найдя там никого, Зиночка отдернула занавес центрального прохода в
зрительный зал.
На манеже женщина в бигуди, свитере и комбинезоне с лямками учила ма-
ленькую испуганную собачку делать сальто-мортале.
- Валентина Петровна! - крикнула Зиночка, и купол тревожно повторил
ее крик. - Карцев не приходил?..
- Что вы, Зиночка! - певуче ответила женщина, и собачонка присела от
страха. - Они с одиннадцати...
Зиночка опять побежала к себе наверх. На последних ступеньках лестни-
цы она увидела спину директора.
- Николай Константинович! - задыхаясь, сказала Зиночка. - Николай
Константинович...
Директор обернулся.
- Здравствуйте, Зинаида Ивановна, - сказал он. - Почта была?
- Была почта! - отчаянно выкрикнула Зиночка. - Такая почта!..
- Какая такая?.. - спросил директор и увидел в Зиночкиных руках дро-
жащий листок.
- Дайте сюда. - Директор осторожно взял телеграмму.
Он пробежал глазами по строчкам:
- Господи... черт возьми... Что же теперь делать?.. Как же ему ска-
зать?..
Директор растерянно посмотрел вокруг себя:
- Он не приходил?
- Нет. У него репетиция с одиннадцати...
- Зиночка, - сказал директор и застегнул пиджак на все пуговицы. -
Немедленно позвоните к нему в гостиницу, ничего не говорите, скажите,
что я вызываю его срочно к себе.
- В каком он номере?
- Узнайте у Гефта... Он их расселял. Если Гефта нет, просто позвоните
администратору гостиницы...
Гефта не было. Зиночка позвонила в гостиницу и спросила у администра-
тора, в каком номере живет Карцев Александр Николаевич.
- Александром Николаевичем столько девиц интересуется, - раздраженно
сказал администратор, - что мы уже устали отвечать на их вопросы.
- Я вам не девица! - крикнула Зиночка в трубку. - Я секретарь дирек-
тора цирка!..
- Простите, - сказал администратор. - Я не знал. Карцев проживает в
четыреста тридцатом.
Зиночка опять набрала коммутатор гостиницы и попросила четыреста
тридцатый.
- Алло, - раздался хриплый голос Карцева.
- Шура... - сказала Зиночка.
- Ларка! Это свинство! - вдруг сказал Карцев. - Ты же знаешь, что у
меня в одиннадцать репетиция, а я только что лег. Какого черта?
Зиночка захлебнулась от злости и жалости к самой себе.
- С вами говорит секретарь директора цирка, Зинаида Ивановна!
- Зи-ноч-ка! - удивленно пропел Карцев и закашлялся. - Ради бога, из-
вините...
- Шурик, - быстро сказала Зиночка, и ей опять захотелось плакать. -
Немедленно явитесь к Николаю Константиновичу!
- Зинуля, позвоните лучше Славину, - сказал Карцев, и было слышно,
как он зевнул. - Весь вчерашний скандал с этим кретином по технике безо-
пасности выеденного яйца не стоит...
- Шура! - закричала Зиночка. - Немедленно приходите в цирк. Никакая
здесь не техника безопасности!..
Карцев пришел минут через пятнадцать.
- Что стряслось? - тихонько спросил он и сунул Зиночке шоколадку.
Зиночка ничего не ответила и указала на кабинет директора. Карцев по-
жал плечами и постучал в дверь.
- Ты лети, - сказал директор цирка. - Тебе сейчас важно быть там... Я
позвонил в Ленинград Соловьеву... Что нужно будет, заминка какая-нибудь
- сразу к нему. У него знаешь какие связи...
Директор нажал кнопку, и в кабинет вбежала Зиночка, пугливо глядя на
Карцева.
- Закажите мне Ленинград. Срочный, - сказал директор.
Всю дорогу от города до аэродрома в ушах Карцева стоял голос цирково-
го экспедитора Гефта, который доставал Карцеву билет в Ленинград.
- Ну и что, что факт смерти на заверен! - кричал Гефт и потрясал те-
леграммой. - Ну и что? Смотрите на нее! Факт смерти ей не заверен!.. Не
дай вам бог получить такой незаверенный факт!.. Чтоб вы всю жизнь не
имели таких телеграмм!.. Мы снимаем лучший номер с программы, и мы не
спрашиваем, заверен факт или не заверен!.. Что вам нужно заверять, что,
я вас спрашиваю?!..
...Карцев не любил Веру. Он разошелся с ней года три тому назад и с
удовольствием рассказывал о прекрасных отношениях со своей бывшей женой.
Это заметно выделяло его из общего числа разведенных, которые кляли сво-
их жен и выставляли напоказ свое холостячеетво, возвращенное, наверное,
дорогой ценой.
А отношения были действительно хорошие. И Карцев и Вера словно осво-
бодились из длительного безрадостного заключения и теперь были по-хоро-
шему благодарны друг другу. Они наперебой заботились о Мишке, который то
несколько месяцев ездил по циркам с Карцевым, то отдыхал с Верой где-то
на юге. Мишку это чрезвычайно устраивало. И только одного Мишка никак не
мог уразуметь: когда же они опять станут жить все вместе - папа, мама и
он, Мишка? Мишке было шесть лет.
Боже мой, что же теперь делать?.. Как же это все произошло? Что же
там такое случилось?.. А может быть, ошибка?.. Может быть, все это ошиб-
ка?.. И Карцев вдруг с холодным отвращением понял, что он никакой ошибки
не хочет. Фу черт! Какая дрянь в голову лезете.. Надо же!..
- Полет состоит из взлета и посадки, - сказала бортпроводница. - И
продлится всего пятьдесят минут. Поэтому просим вас воздержаться от ку-
рения до прибытия в аэропорт назначения.
Курения - назначения... Аэропорт - аэроторт... Нет, напрасно их наз-
вали бортпроводницами. "Стюардессы" лучше. "Бортпроводница" - это что-то
наглухо застегнутое. Хорошие у нее ноги, у этой бывшей стюардессы, ныне
бортпроводницы... У Веры очень хорошие ноги. Длинные, красивые ноги у
Веры...
- Конфетку не хотите?
- Нет. Спасибо.
На шее у бортпроводницы висела тоненькая золотая цепочка. Крестик
там, что ли?
- Это чей экипаж? - спросил Карцев. - Аэропорта отправления или аэро-
порта назначения?
- Назначения, - улыбнулась бортпроводница. - Возьмите конфетку.
- Спасибо. Не хочу.
Не хочу ни о чем думать! Ничего не хочу...
Десять лет тому назад Карцев стоял на балконе бассейна и тоскливо
смотрел в дрожащий зеленоватый кафель дна. Над кафелем то и дело проплы-
вали разноцветные шапочки, оставляя за собой трехсекундный белый бурун
вспененной воды. Это мешало Карцеву созерцать тихую дрожь зеленого кафе-
ля, и Карцев лениво злился. Он уже давно ждал Юрку Самохина, тренера по
прыжкам в воду. Карцев еще тогда в цирке не работал. Он уже был мастером
спорта по акробатике и учился на последнем курсе института физкультуры.
И когда наконец подошел Юрка, Карцев обернулся к нему и сказал:
- Ну ты даешь, кореш... Сколько можно? Час, два, но не три ведь...
Всему есть предел.
Юрка стал оправдываться, говоря, что старший тренер, такая собака,
требует отчетность, документацию, списки разрядников и сам не знает, че-
го хочет... Например, только сейчас говорил сорок минут про то, как ме-
тодически правильно строить секционные занятия, будто, кроме него, никто
ничего не знает, будто все лопухи, ушами не шевелят и мышей не ловят...
Будто он один на всем свете знает, как нужно учить в воду прыгать...
Карцев тоскливо разглядывал высокую длинноногую пловчиху без шапочки.
Все были в шапочках, в она без шапочки. Только поэтому он и обратил на
нее внимание.
- Это кто? - спросил Карцев.
Юрка, обрадованный тем, что его задержка автоматически прощается, су-
етливо зашептал в ухо Карцеву:
- Углядел, да? Будь здоров!.. Верочка Сергиевская, из Москвы... Не-
давно к нам перевелась. Представляешь? С третьего курса инфизкульта на
первый курс медицинского!..
- Перворазрядница?
- Что ты! Мастер!.. В первой пятерке Союза!..
- Чего это ее из столицы к нам, в колыбель революции, потянуло? - ле-
ниво спросил Карцев.
- По личным мотивам, - значительно ответил Юрка. - Ну, идем?
- Идем.
В этот вечер они были приглашены в дом одной парикмахерши, родители
которой уехали на дачу. Парикмахерша обещала привести подругу...
Ведь все было так хорошо! Так вроде бы все наладилось... Даже размен
квартиры, ради которого Карцев в прошлом году прилетел из Иркутска, и
тот прошел тихо, спокойно, даже с некоторым налетом пижонства. Карцев и
Вера весело ездили по коммунальным квартирам, осматривали комнаты, под-
шучивали друг над другом, были предупредительны, любезны и так несерьез-
но и мило сообщали о причинах размена, что недоверчиво-любопытные квар-
тирные старушенции становились еще более недоверчивыми и даже предста-
вить себе не хотели, что два таких хороших человека не могли ужиться в
отдельной квартире с ванной и телефоном. Вера была обаятельна и уступчи-
ва, Карцев остроумен и широк, и им обоим нравилось производить такое
впечатление на посторонних. А за всем этим у Карцева и, пожалуй, у Веры
стояла густая тоска и безумное желание скорее, скорее разъехаться и на-
конец начать все сначала...
- Пристегнитесь ремнями, - сказала бортпроводница Карцеву. - Скоро
посадка. Конфетки не желаете?
- Не желаю, - ответил Карцев и послушно пристегнулся ремнями. - Я и
посадку не желаю...
- Так в авиации не говорят, - строго сказала бортпроводница.
- Простите меня, пожалуйста... Это я, наверное, не про посадку.
Вера вообще обладала способностью нравиться посторонним людям. И поэ-
тому во всех их семейных неурядицах знакомые винили Карцева, его легко-
мыслие, непрактичность, разбросанность. Да мало ли в чем обвиняли Карце-
ва! Дома же Вера была человеком жестким и недобрым. Даже ее мать, кото-
рую Вера вызвала из Москвы, когда родился Мишка, боялась ее и частенько
тихо поплакивала. Изредка старуха напивалась и тогда плакала громко, с
криками, угрозами, с обещаниями плюнуть всем в харю и завтра же уехать в
Москву! К старшей дочери, к Любочке. Люба и маленькой была тихой и доб-
рой, не то что эта злыдня, которая, смотрите пожалуйста, уселась на ди-
ване, как ворона на мерзлом дерьме, сунула в рот папироску, и страдания
матери ее и не касаются вовсе!.. Нет! Завтра же к Любе!..
Но наступало утро, и притихшая старуха затевала грандиозную оправда-
тельную уборку, перестирывала все Мишкино барахлишко и уже к концу дня
страдальчески охала и демонстративно искала по всей квартире валидол...
Любу, наверное, тоже вызвали...
Она была замужем за Колей Самарским, полковником, преподавателем ка-
кой-то военной академии. И Любе и Коле было по сорок, но Коля выглядел
моложе и был красив той породистой, интеллигентной красотой, которая не-
ожиданно встречается в самых простых семьях.
Жили они образцово: Люба работала экономистом в одном техническом из-
дательстве, Коля готовил докторскую диссертацию и знал все, что должно с
ним произойти в ближайшие несколько лет. Зимой они регулярно ходили на
лыжах, а летом отдыхали на юге. И, несмотря на то что каждая такая лет-
няя поездка заставляла Колю влезать по уши в кассу взаимопомощи, Коля
был доволен и рад за себя и за Любу. К Карцеву Коля относился просто и
благожелательно. Ему нравилось, что Карцев артист цирка, и Коля подолгу
и с интересом расспрашивал Карцева о том о сем... В чем-то Коля даже за-
видовал Карцеву. То ли тому, что Карцев подолгу живет один, без жены, то
ли постоянной возможности Карцева к "перемене мест", то ли ежевечернему
зримому признанию успеха Карцева, то ли еще чему. Однако Карцев яснее
ясного понимал, что, если бы Коле предложили поменяться положением с
ним, с Карцевым, Коля отказался бы наотрез. И не потому, что Коля любил
свою науку больше всего на свете, а просто потому, что Колино положение
солиднее, звание убедительнее, перспективы яснее, да и что душой-то кри-
вить - денег больше... А деньги были очень нужны! Не Коле. Любе. Они
нужны были на новую мебель, на немецкую кухню, на какие-то потрясающие
замшевые туфли, на дорогой финский костюм для Коли, на тысячи разных не-
обходимых мелочей.
