тропе одна тысяча девятьсот тринадцатого года.
"Больше всех я знаю песен, Лучше всех даю я пар. Я собою интересен -
И не стар. И не стар..."
- пел сержант и внимательно поглядывал по сторонам.
"Каждой девушке известен - Кочегар, Кочегар."
Сержант мельком глянул на себя в зеркальце и придвинул поближе авто-
мат, лежавший на сиденьи.
Наверное, белобрысый сержант больше ни одного куплета из этой песни
не знал, так как объезжая воронку от снаряда, он продолжал насвистывать
этот популярный мотивчик из довоенного фильма "Аринка".
А из-за придорожного ельника за ним следили немцы. Немцы весны сорок
пятого года, оторванные от своих частей, одетые в истрепанную форму раз-
ных родов войск.
Такие разрозненные отряды то и дело случайно оказывались тогда в на-
ших, еще не укрепленных тылах. Несколько оборванных, изможденных офице-
ров следили за движущимся фургоном.
- Продовольствие... - сказал один и сделал движение вперед.
Второй, наверное, старший по званию, внимательно вгляделся в то, как
подпрыгивая и переваливаясь на воронках, бежит машина, сказал:
- Она пустая. В ней ничего нет.
- Что же делать? - сказал первый. - Еще сутки и мы просто не сможем
сдвинуться с места.
- Подождем немного, - сказал второй.
Через некоторое время сержант въехал в расположение своего полка.
Он подогнал фургон к штабу, вылез из машины и несколько раз присел,
разминая затекшие ноги.
Затем снова встал на подножку кабины, вытащил из-за сидения котелок с
ложкой и выпрямился. Посмотрел в одну сторону, в другую, убедился, что
вокруг никого нет, никто его не видит, и...
... держа в одной руке ложку, а в другой - котелок, вдруг взял и сде-
лал прямо с подножки своей машины боковое "арабское" сальто и опустился
на землю. И пошел. Будто ничегошеньки не произошло, будто никакого
сальто и не было, будто никто с подножки ЗИСа в воздухе и не переворачи-
вался.
А шел он прямо к кухне. По дороге он кокетливо вставил ложку в карман
гимнастерки и пощелкивал по ней пальцами, словно расправлял примятую
хризантему в петлице чего-то очень штатского.
Был апрель сорок пятого. Было тепло и сухо.
В кирхе заканчивался концерт артистов фронтовой бригады. Из высоких
готических окон, похожих на бойницы, неслась заключительная песня.
Сержант протиснулся к кирхе, прокладывая себе путь котелком.
Кончаем программу мы песней знакомой, Ее от души на прощанье поем мы.
Так будьте здоровы! Покончив с врагами, Победу мы вместе отпразнуем с
вами. Так будьте здоровы! Желаем вам счастья! А мы уезжаем в соседние
части."
Спели артисты последний куплет и полк бешено зааплодировал.
- Хороший концерт был? - спросил сержант у стоявшего рядом солдата.
Солдат поднял большой палец и ответил:
- Во, концертик! Так давали! Умрешь!
Все повалили из кирхи. Поток подхватил сержанта и солдата и выплеснул
их на весеннее солнце.
- Акробаты были? - спросил сержант.
- Нет, - ответил солдат. - Только пели и представляли. Но я тебе ска-
жу, как пели! Умрешь!
- Ясно, - сказал сержант и пошел на кухню.
- Гутен морген, гутен таг! - сказал сержант повару. - Расход остави-
ли?
- А как же? - ответил повар. - Что ж мы - совсем бездушные? Давай ко-
телок.
Сержант протянул повару котелок и устало присел на ящик из-под амери-
канских консервов.
Повар оглянулся и негромко спросил сержанта:
- Шнапс тринкать будешь? Я тут у одной фрау такой шнапсик за сгущенку
выменял!
Сержант на секунду задумался и ответил:
- Да нет. Спасибо. Мне еще в дивизию ехать.
Повар навалил сержанту полный котелок каши с мясом и сказал:
- Не хочешь, как хочешь - ходи голодный!
И повар оглушительно захохотал. Правда, он тут же оборвал хохот, под-
мигнул сержанту, сказал:
- Вась, а Вась... Я чего спросить тебя хотел...
- Валяй, - ответил сержант, запихивая в рот ложку с изрядной порцией
каши.
Повар зыркнул глазами по сторонам, понизил голос и как "свой-своего"
спросил:
- Васька, это верно писаря болтают, что ты раньше в цирке работал?
Рот у сержанта был набит кашей и поэтому он не смог сразу ответить
повару. А когда, наконец, проглотил, то посмотрел на повара честными,
прямо-таки святыми глазами и сказал:
- Врут, черти. Делать нечего, вот они со скуки и врут.
И сержант снова запихнул огромную ложку каши в рот.
Окруженные офицерами артисты выходили из кирхи. Вокруг стояли солдаты
и разглядывали артистов так, как всегда разглядывают артистов.
Четверо мужчин и шесть женщин в штатских москвошвеевских костюмах и
платьях выходили из немецкой кирхи в окружении двухсот пропотевших, про-
пыленных солдатских гимнастерок.
Был конец войны, и каждая гимнастерка бренчала медалями на грязных
потертых ленточках.
У старой певицы на длинном пиджаке с огромными ватными плечами был
орден "Знак почета".
Тощий подполковник слегка отстал от группы и поманил к себе младшего
лейтенанта.
- Ну-ка, начпрода сюда.
Младший лейтенант метнулся в толпу и позвал толстенького старшего
лейтенанта, показывая на подполковника.
Старший лейтенант подскочил, откозырял.
- Надо бы банкетик артистам соорудить, - сказал подполковник. - По
баночке тушенки на брата, сахару подбрось, спиртику по сто граммчиков.
Что там еще у тебя есть?
- Так, товариш подполковник, я уже предлагал ихней руководительнице,
- зашептал на ходу старший лейтенант и показал на старую певицу. - Но
они говорят, что им некогда. Им, вроде бы, через два часа уже в штабе
дивизии быть нужно. У них там обратно концерт.
- Ну, сухим пайком выдай. Прояви инициативу. Еще раз предложи
культурненько... Что за тебя замполит должен думать? - и подполковник
сердито ускорил шаг.
- Слушаюсь!
Старший лейтенант обогнал всю группу, взял под козырек перед команди-
ром полка и спросил:
- Товарищ полковник! Разрешите обратиться к товарищу артистке насчет
банкета?
- Обращайтесь, - сказал полковник и вся группа остановилась.
- Я, конечно, извиняюсь, товарищ заслуженная артистка, - культурно
обратился старший лейтенант. - Но вы банкетик здесь кушать будете или с
собой возьмете?
Полковник вздохнул и в отчаянии отвел глаза в сторону.
Старая певица ласково посмотрела на старшего лейтенанта и, взяв успо-
коительно полковника под руку, сказала начпроду:
- С собой, голубчик, с собой, если можно.
- Слушаюсь! - сказал начпрод и победно посмотрел на молодых офицеров
- дескать, "и мы не лыком шиты!"
- А машина уже за нами пришла? - спросила заслуженная артистка у пол-
ковника.
Полковник улыбнулся, сделал жест рукой, говорящий о том, что "сию се-
кунду все будет выяснено", и что-то тихо спросил у замполита.
Замполит кивнул и вопросительно посмотрел на начальника штаба. На-
чальник штаба пожал плечами и поманил к себе какого-то лейтенантика.
Лейтенантик козырнул, метнулся в толпу солдат, на какое-то время ис-
чез в ней, а потом вынырнул уже за спинами толпы...
... таща за ремень какого-то солдатика.
Самым грозным образом лейтенант отдал приказ солдату, и солдат, изоб-
ражая поспешность, потрусил к расположению полка.
Повар курил сигару, с удивлением разглядывал ее после каждой новой
затяжки и по-мальчишески длинно сплевывал.
Сержант сворачивал цигарку.
- У тебя что, махра? - спросил повар и сплюнул.
- Ага.
- Кременчугская, моршанская?
- Моршанская.
- Тьфу! Это же не махорка, а "смерть немецким оккупантам!" Дать тебе
сигару? У меня еще одна есть.
- Не хочу, спасибо.
- Интеллигент! - рассмеялся повар. - "Не хочу, спасибо!"
Еле волоча ноги подошел солдатик, которого лейтенант послал узнать
про машину.
- Оставь покурить, - сказал он сержанту и присел рядом.
Сержант два раза затянулся поглубже и передал окурок солдату.
- Есть будешь? - спросил повар у солдата.
- А чего там у тебя?
- Каша с мясом.
- Ну ее... - отмахнулся солдат и повернулся к сержанту. - Ты не за
артистами приехал?
- Нет, я на склад боепитания, за излишками.
- А-а-а. А за артистами никто не приезжал?
- Понятия не имею, - ответил сержант.
Солдат докурил, зевнул, потянулся и встал:
- Спасибо за компанию. Поб[cedilla]г.
И неспеша двинулся в сторону кирхи.
Потом он, непонятно каким образом, запыхавшийся и взъерошенный, то-
ропливо докладывал лейтенанту.
Лейтенант похлопал по плечу и убежал. Солдат посмотрел вслед лейте-
нанту и лениво стрельнул у кого-то покурить.
А лейтенант уже докладывал начальнику штаба, и тот кивал головой...
Потом начальник штаба что-то шептал замполиту...
Потом замполит отвел командира полка в сторону от артистов и тоже
что-то пошептал...
А потом наш сержант стоял перед начальником штаба и тот ему говорил:
- Погрузишь артистов и в дивизию.
- А ящики с боеприпасами куда? Их там штук сорок.
- Мы тебе прицеп дадим. Твоя коломбина потянет?
- Потянет-то потянет... - с сомнением проговорил сержант.
- В дивизии посадишь артистов и сдашь груз.
- Слушаюсь.
- Артистов не пугай. Скажи, мол, консервы нужно перебросить.
- Слушаюсь.
- И вообще там... Поглядывай.
- Разрешите идти?
- Двигай.
За добротной каменной ригой, где помещался склад боеприпасов, стоял
лихой младший сержант. Коротенькая гимнастерочка, сапожки в гармошку,
примятая фуражечка - все как положено старому фронтовику.
Рядом с ним стояла беременная девушка с погонами старшины-инструкто-
ра. Между ними на земле лежал вещмешок и большая уродливая трофейная
дамская сумка.
Девушка плакала. Плакала и прижималась мокрым от слез лицом к лейте-
нантской гимнастерке. А он стоял, словно вырезанный из фанеры, тоскливо
смотрел поверх ее головы и время от времени повторял:
- Ну, чего ты? Чего ты, в самом деле? Ну ладно тебе, Катюш! Ну, хва-
тит... Смотрят же...
И сам шмыгал носом.
А девушка плакала еще сильней, и плечи ее вздрагивали, и она еще
глубже зарывалась лицом в ордена и медали своего лейтенанта.
Но вот лейтенант совладал с собой и, ткнув пальцем в живот девушки,
строго сказал:
- Ты только ему это хуже делаешь! Будет потом у нас нервным, психо-
ванным каким-нибудь. И все из-за тебя!
Девушка подняла залитые слезами глаза на лейтенанта и засмеялась.
- Господи! - сказала она, смеясь и плача. - Ты у меня еще такой глу-
пый!
К складу боепитания подкатил фургон. Из глубины ЗИСа выпрыгнул сер-
жант Вася.
Младший лейтенант, увидев сержанта, торопливо сказал:
- Подожди, я сейчас с Васькой договорюсь.
И заорал:
- Вася! Василь Васильевич!
Но тут же спохватился и испуганно посмотрел на живот девушки.
Девушка опять рассмеялась, а младший сержант молча поманил сержанта
рукой.
- Сейчас! Только под прицеп развернусь!
Сержант снова сел за руль, развернулся, подогнал свой фургон к прице-
пу и крикнул кому-то из солдат:
- Хорошо?
- Порядок! - ответил солдат и накинул тягу прицепа на крюк ЗИСа.
Сержант выключил двигатель, выпрыгнул из кабины и подошел к младшему
лейтенанту.
- Слушаю, ваше благородие!
"Его благородие" был младше сержанта года на два и под конец войны
можно было позволить себе такое обращение.
- Ты в дивизию?
- Так точно.
- Возьми Катюшку... - попросил младший лейтенант и погладил девушку
по плечу. - Ей там документы на демобилизацию получать. Сам видишь...
- О чем разговор? Тащи ее шмотки в кабину.
Младший лейтенант подхватил вещмешок и сумку и понес их к машине.
- Ты тоже иди, садись в кабину, - сказал сержант девушке. - Тебе сей-
час стоять много вредно.
- Ничего, - сказала девушка и пошла к машине.
- Скоро вы? - крикнул сержант солдатам.
- Еще три минутки!
- Петро! - крикнул сержант младшему лейтенанту. - Иди сюда! Покурить
успеем.
- Устраивайся поудобнее, - говорил младший лейтенант своей девушке. -
