- Пойдем, увидишь, нам обеим будет лучше.
- Элен...
- Пойдем, - повторила Элен, и Селия секунду поглядела на нее, а по-
том, опустив голову, нашарила свою сумку на стуле.
Поланко каждое утро исповедует Остина, с тех пор как обнаружил, нас-
колько Остин может быть забавен, когда разматывает клубок своего аноним-
ного невроза перед зрелым другом, в некотором роде отцом-аргентинцем с
серебрящимися висками и в хорошо скроенном, внушающем доверие костюме.
Урок французского с Маррастом - в двенадцать, если только Марраст явля-
ется вовремя, но обычно с ним что-то приключается, и Остин терпеливо
ждет его на углу или играя на лютне; тогда Поланко выбирается на часок
раньше и изображает духовника, они с Остином идут пить пиво и томатный
сок - один пиво, другой сок, - и мало-помалу Остин излагает Поланко свои
проблемы, которые, по сути, всегда одна и та же проблема, но с бесчис-
ленными вариантами, вот, например, высокие прически. Остину хотелось бы,
чтобы девушка была покорной и податливой, чтобы ей нравилось свернуться
калачиком в его объятиях и минуточку посидеть спокойно, болтать, или ку-
рить, или ласкать друг друга нежными прикосновениями, но что поделаешь,
теперь у всех у них прически a la Нефертити, монументальные катафалки,
которые им сооружают в парикмахерских, не жалея лаков и накладок. Tu
comprends, ca me coute tres cher, mon cheri46, говорила ему, например,
Жоржетга, alors tu vas etre sage et tu vas voir comme c'est chouette47.
Остин еще пытается погладить Жоржетту по лицу, но она боится, что разру-
шится ее Вавилонская башня, ah, ca поп je te 1'ai deja dit, surtout il
faut pas me decoiffer, j'en ai pour mille balles, tu comprends, il faut
que ca tienne jusqu'apres demain48 Остин в роли жалкого цыпленка, его
первое посещение Парижа два года назад невероятно веселит Поланко-ис-по-
ведника. Но тогда как же нам быть? - спрашивает Остин, не очень-то пони-
мая речи Жоржетты. La tu vas voir49, объясняет Жоржетта, которая кажется
Остину все больше похожей на детского врача - так мягко она заставляет
его делать все, что сочтет нужным. Maintenant tu vas te coucher comme ca
sur le dos, comme ca c'est bien50. Жоржетта пригвоздила его навзничь, и
красная гроза ее куафюры, вроде зловещей тучи, надвигается на него и па-
рит между потолком и его носом. Surtout ne derange pas ma coiffure, mon
chou, je te l'ai deja dit. Il est bien maintenant, mon cheri?51 Остин
отвечает "да", потому что он робок, но он отнюдь не удовлетворен, и Жор-
жетта это знает, и ей на это начхать. Tu vas voir, on va le faire d'une
facon que va drolement te plaire, mais alors drolement. Ne touche pas
mes cheveux, mais si, tu vas me decoiffer. Bon, maintenant bouge pas,
surtout ne bouge pas52, потому что Остин еще пытается обнять Жоржетту и
прижать ее к себе, но по глазам он видит, что теряет время попусту: Жор-
жетта сделает все, что угодно, все, что возможно в этом мире и в этой
кровати, только бы ее голова была подальше от подушки. Остин - а он ро-
бок ("Ты это уже говорил", - ворчит Поланко) - понимает, что гамма заду-
манных им шалостей с Жоржеттой, избранной на улице Сегаль из-за ее икр,
побудивших его к близкому знакомству, непоправимо сузилась, а кроме то-
го, у него уже нет времени.
- Но какой же ты все-таки идиот, - говорит возмущенный Поланко. - Че-
го ты не влепил ей хорошего тумака?
- Это было трудно, - бормочет Остин. - Она боялась, что я испорчу ее
прическу
В тот понедельник м-р Уитлоу известил Марраста, что глыба антрацита
должна прибыть на товарную станцию Бромптон-роуд и что ему необходимо
явиться туда лично, дабы подписать какие-то бумаги для отправки этого
груза во Францию.
- Калак, послушай, а не могли бы ты и твои земляки покараулить у Кур-
толда? - попросил Марраст. - Мне надо ехать подписывать эти чертовы бу-
маги, а сегодня как раз будет изрядное сборище невротиков, чую это кос-
тями, как говорим мы здесь, в Лондоне.
- Мне надо обдумать некоторые важные вопросы, - заявил Калак, - к то-
му же я за твоих невротиков и ломаного рога не дал бы, как говорим мы
там, в Буэнос-Айресе.
- Что может быть удобней для обдумывания, чем диван в зале номер два.
Я там почти всего Рескина перечитал.
- А что это даст, если мы будем там караулить?
- Минуточку, - вставил Поланко. - Меня этот тип ни о чем не просил.
- Я прошу и тебя, дорогой мой гаучо. Что это даст? Вы сможете сооб-
щить мне о происшествиях, а они, конечно, будут, и очень важные, как
всегда случается в отсутствие заинтересованного лица. Резервы Гарольда
Гарольдсона исчерпаны, и можно ожидать событий непредсказуемых.
Они заказали три пива и томатный сок для Остина.
- Для тебя это действительно так важно? - спросил Калак.
- Нет, - честно ответил Марраст. - Теперь уже нет. Но бывает, что вы-
пустишь орлов на волю, а потом надо все-таки поглядеть, куда они, черти,
залетят. Вроде как чувство ответственности у демиурга, если можно так
выразиться.
- Это такой эксперимент или что?
- Эксперимент, эксперимент, - проворчал Марраст. - Вам сразу же пода-
вай ярлык. Видите ли, я, если уж держаться этой метафоры, не в первый
раз выпускаю орла - отчасти, чтобы нарушить привычный ход вещей, но так-
же потому, что мне кажется таинственно необходимой идея о том, что надо
постоянно что-либо будоражить, все равно что.
- Превосходно, - сказал Калак. - Как только ты берешься объяснять, у
тебя такой набор слов, что Гурджиеву впору. Таинственно необходимо, ска-
жите на милость. Да ты вроде вот этого, с его техническими эксперимента-
ми в отеле, только и знает, что гайки крутить.
- Все дело в том, что вы всего лишь жалкий фин-тихлюпик, - сказал По-
ланко. - Ты не обращай на него внимания, че, я-то очень хорошо тебя по-
нимаю, ты, парень, из моего сорта.
- Спасибо, куманек, - сказал Марраст, слегка удивленный таким безого-
ворочным согласием с тем, что ему самому было не очень-то понятно.
- Ты, брат, - продолжал Поланко, с великолепным жестом, восхитившим
Остина, - строишь моторы невесомые, мутишь воды невидимые. Ты изобрета-
тель облаков небывалых, ты вводишь бурлящую пену прямо в косный цемент,
ты наполняешь вселенную объектами прозрачными и метафизическими.
- По чести тебе сказать...
- И тогда у тебя рождается зеленая роза, - восторженно продолжал По-
ланко, - или, наоборот, никакая роза не рождается, а все лопается
вдрызг, но зато возникает аромат, и никто не может понять, откуда этот
аромат, когда цветка-то нет Вот так и я, непонятный, но неустрашимый
изобретатель.
- Достаточно нам было одного бурдака, - пробурчал Калак. - Теперь,
вишь, эти двое стакнутся и меня заклюют.
Последовала обычная дискуссия в духе того, что, во всяком случае,
бурлаки чего-то стоят и, главное, хранят верность друзьям. / Один одино-
кий финтихлюпик стоит больше, чем бурдак, одураченный безголовым
скульптором / Если вы из-за меня вздумаете драться, я могу попросить Ос-
тина сходить в музей / Никто тебе не говорил, что мы не пойдем, но я по
крайней мере сделаю это из дружбы, а не для того, чтобы забивать себе
мозги твоими орлами / Мне это безразлично, лишь бы ты Рассказал, что
произойдет сегодня днем / Наверно, ничего не произойдет / Когда ничего
не происходит, тогда именно это и происходит / Ну вот, теперь еще этот
болван строит из себя метафизика / Че, красиво говорить - легче легкого
/ Если бы среди этих невротиков оказался хоть один хорошенький симпом-
пончик / Если ты не способен самостоятельно найти женщину во всем Лондо-
не, не понимаю, почему в музее ты привередничаешь? / Ты видишь, он про-
сит нас туда пойти, да нас же еще оскорбляет / Это, может, тебя он ос-
корбляет, а мне никаких невротичек не надо, у меня вкусы особые / Разре-
шите улыбнуться / И так далее и тому подобное.
Если бы со мною был мой сосед или Поланко, было бы нетрудно отыскать
номер юной англичанки, но на Телль, всегда готовую выслеживать фрау Мар-
ту на улицах или в парках, нападала в отеле поразительная робость - уст-
роив себе штаб-квартиру в номере Владислава Болеславского, она прилежно
следила через глазок двустворчатой двери, не решаясь под каким-либо
предлогом подняться на верхние этажи и изучить их топографию. Излишне
говорить, что в ее распоряжении был весь день, что она могла это делать
в часы досуга, а такими в Вене были почти все ее часы, - возвращаясь с
работы, я заставал ее на посту, как верного часового, но она не вышла ни
разу за пределы нашего этажа, а мне было неудобно это делать в такое
позднее время или по утрам, риск был слишком велик. Мы <)ыло понадея-
лись, что нам поможет доска с ключами в тесной сырой комнатке админист-
ратора, но обнаружили, что там полно ключей, не бывших в употреблении с
давних пор, а надписи на жетонах сделаны готическими буквами, в которых
безвозвратно тонула всякая английская фамилия. Обсудили также возмож-
ность расспросить кого-нибудь из служащих, сунув кредитку, но они не
внушали нам доверия своим видом - не то лакеи, не то бездушные зомби.
Уже три ночи следили мы за коридором, и, даже когда я сдавался, сморен-
ный усталостью и сливовицей, Телль до часу ночи не отходила от двуствор-
чатой двери, своей террасы Эльсинора. Ну а после часу ночи, по нашим
предположениям, фрау Марта должна была спать, как все люди, и не совер-
шать подозрительных прогулок; когда Телль возвращалась в кровать и, зе-
вая, прижималась ко мне, потягиваясь и мурлыча, как разочарованная кош-
ка, я же на миг вырывался из сна, и мы обнимались, как после долгой раз-
луки, а иногда дело кончалось полусонными ласками при зеленоватом свете
ночника, в котором Телль казалась гибкой, изящной рыбой в аквариуме. Так
шло время, и мы почти ничего не разузнали, кроме того, что фрау Марта
живет на нашем этаже, в глубине коридора, и что номер юной англичанки
находится на одном из верхних этажей; каждый вечер, приступая к наблюде-
нию, мы с научной точностью определяли шаги англичанки между половиной
девятого и девятью часами, время для сна немыслимое, но туристы к этому
часу обычно очень устают, и мы слышали, как бедняжка слегка волочит но-
ги, возвращаясь со своим путеводителем Нагеля. Убедившись, что она в бе-
зопасности (на четвертом или на пятом этаже?), мы отправлялись ужинать,
свободные от всяких обязанностей до одиннадцати; в эти часы жизнь в оте-
ле шла полным ходом, и фрау Марта вряд ли могла выйти из своей комнаты с
иной целью, кроме как посетить исторический клозет в коридоре.
На четвертый вечер, после ужина в сербском ресторане на Шонлатернгас-
се, где к любому куску мяса вела палочка с нанизанными на нее кружками
лука и перцев, мне в темноте коридора почудилось какое-то движение. Не
оглядываясь, я отворил нашу двустворчатую дверь и рассказал Телль об
этом, лишь когда мы оказались в своей комнате. Конечно, фрау Марта, ник-
то другой не мог бы так скользить во мраке. В двенадцать без пяти минут
(мне была дарована привилегия смотреть в глазок, пока Телль, поддавшись
непростительной слабости, вновь погружалась в роман Джона Ле Карре, ко-
торый, по-моему, достоин своей фамилии), при свете мутного исторического
плафона на лестничной площадке, я увидел похожую на пепельно-серого кота
фрау Марту - она шла, неся в правой руке что-то, что мне не удалось
разглядеть, наверно универсальный ключ, память о давнем знакомстве с ад-
министратором, который ее поселил в отеле пожизненно, быть может, тут
были австро-венгерские любовные шашни, вообразить себе которые, глядя на
то, что осталось от фрау Марты, не сумел бы никто. Когда она исчезла на
верху лестницы, я выждал секунд двадцать, подал Телль условный знак,
чтобы она держала дверь приоткрытой на случай внезапного моего отступле-
ния, и, сделав последний глоток сливовицы, выглянул в коридор. Было ма-
