нет и в помине. А теперь, раз уж я об этом думаю, а на пятой рюмке "кам-
пари" я всегда начинаю думать, хотя на что оно мне теперь, - почему я
назвала себя девкой, перед тем как принялась так фривольно фантазировать
перед зеркалом, в котором ясно видно, что я все еще одна, и Хуан не при-
ходит, и все так провоняло венгерским королем. Ну и дерьмо! Нет, никак
не найду точного определения, но, во всяком случае, я великая утеши-
тельница, я омываю раны любви у моего бедного дурачка, который вдобавок
страдает румынами и конголезцами. Я тут говорю о моем дурачке, а он,
привет, there you are35. Но что за физиономия, так и видно, что ты пере-
листал все словари в мире. Сейчас позвоню, чтобы нам принесли лед и бу-
тылку "аполлинариса". On the rocks, my dear?36 Я буду продолжать "кампа-
ри", смешивать вредно. Вот тебе первая. Пей долго-долго. А вот и вторая.
Good boy37.
В то утро он встретился с Калаком и Поланко на станции Чаринг-кросс и
уставился на них, как на редких зверей.
- Вы и в Париже мозолите глаза французу своими приталенными арген-
тинскими пиджаками в полоску, уж не говоря о ваших прическах. А здесь,
среди лондонцев, на вас еще неприятней смотреть.
- Он скульптор, - сообщил Калак Поланко. - Это многое объясняет.
- Верно говоришь, дружище, - одобрил Поланко. - Слушай, малыш, уже по
гринвичскому времени двадцать минут прошло, как мы тебя тут ждем, а у
меня ведь склонность к клаустрофобии.
- Живей, пошли в этот поезд, - предложил Калак, и, беседуя о неакку-
ратности и приталенных пиджаках, они влезли в некое пюре из англичан,
перемещавшееся на юг Лондона. Где-то после второй остановки Поланко и
Калак принялись обсуждать проблему ласточек, пока Марраст что есть силы
цеплялся за кожаную ручку и равнодушно внимал орнитологическому волне-
нию, которое два жителя пампы вызвали в большей части вагона. Когда они
опомнились, оказалось, что проехали уже восемь станций, а они даже не
посмотрели, в том ли направлении едут. Пришлось выйти на Баттерси и
брести по бесконечным туннелям, пока не попали на линию Бейкерлоо, кото-
рая, по-видимому, должна была их вернуть в Сити.
- Они млекопитающие, - утверждал Поланко, - я это знаю из надежного
источника. А ты что скажешь, че? Нет, вы поглядите на него, стоит себе и
спит, наука его не интересует. Ему если не дашь в руки камень да моло-
ток, он на тебя, братец, и бровью не поведет.
- Foutez-moi la paix38, - попросил Марраст, который предпочитал ду-
мать о ласточках на свой лад и уже некоторое время слышал, как они пос-
вистывают над островом Сан-Джорджо, куда он столько раз переправлялся,
чтобы посмотреть с другого берега лагуны на Венецию в золотистой закат-
ной пыли, беседуя с Николь о Бароне Корво и в особенности о Тернере, ко-
торый вовсе не был так неизвестен во Франции, как полагал м-р Уитлоу.
Что там Николь, все сидит тихонько в "Грешам-отеле"? Закончила ли она
рисовать сцену встречи Мерлина с лепракаунами, помнит ли, что сегодня
Марраст должен повести ее в музей, о котором в эти дни было столько раз-
говоров? Возможно, что нет, даже наверное нет; остров Сан-Джорджо, без
сомнения, далек от образов ее отвлекающего занятия, ностальгические вос-
поминания - это его доля, а Николь оставляет себе тоску вне времени и
предметов, туманную завесу, которая должна оградить ее от воспоминаний,
а может, и от надежды, но, во всяком случае, от ласточек.
- Вон место освобождается, - сказал Калак, - толстуха с челкой соби-
рается выходить.
- Нам тоже пора, - сказал я. - Мы совершенно заплутались среди этих
треклятых ласточек. Ни у кого нет плана метро?
Мы вышли на Суисс-Вилледж и пересели на северную линию в направлении
Вест-Энда. Нашей целью было встретиться с лютнистом, который учился у
меня французскому и ждал меня, чтобы спрягать глаголы на "er" да кстати
позавтракать (de-jeu-ner) пресловутым пирогом с мясом и почками, беседуя
об Уильяме Бёрде с Калаком и Поланко, которые пользовались случаем, что-
бы усваивать английскую фонетику и интонацию. Поланко, видимо, подгото-
вился, потому что на этом участке пути он пустился в рассуждения о ладо-
вой музыке, в которой, похоже, разбирался неплохо - во всяком случае,
когда Остин отсутствовал, а при Остине мы замечали, что он о вопросах
акустики благоразумно помалкивает.
- Вы заметьте, что в "Le martyre de Saint Sebastien"39 ладовая музыка
сочетается с византийским духом, - говорил Поланко.
- Они млекопитающие, - настаивал Калак, интересовавшийся, кстати, не-
кой машинисточкой с торчащими грудками.
Потом я расскажу Николь, что эта фраза Поланко вдруг привела мне на
память Элен, и я, вообще-то мало думавший об Элен, вспомнил, что в пре-
дыдущую ночь, меж двумя снами и смутным бормотанием спящей Николь, у ме-
ня было словно бы видение: Элен, привязанная к дереву и пронзенная мно-
гими стрелами, маленький святой Себастьян с курчавыми темными волосами и
ртом, в очерке которого чувствовалась мелочная жестокость, чего никогда
не замечаешь в линиях рта Николь и что ей бы так пригодилось в жизни и
со мною, особенно со мною. Когда-то, совсем юным, я знал наизусть
большие куски этой поэмы, и особенно тот отрывок, когда кажется, что все
сосредоточилось вокруг поразительного стиха: "J'ai trop d'amour sur les
levres pour chanter"40, который теперь возвращал мне, вместе с образом
пытаемой Элен, совет ложных богов, время, когда Себастьян плясал перед
императором и сама жизнь воспринималась как бесконечный танец, пока все
эти женщины, и статуи, и стихи не застыли в прошлом навсегда в тот день,
когда мои глаза встретились с глазами Николь на улице в Пасси и я по-
чувствовал, что эта женщина - первая, которая поистине пляшет для меня,
а я для нее, и все же я увидел во сне Элен, привязанную к дереву, а не
профиль Николь, спящей рядом со мной, так близко и так бесконечно дале-
ко. Конечно, видение это можно очень легко объяснить: я подумал о Элен
как о замене Хуана, чтобы стереть образ Хуана, - глупейший ход подсозна-
тельной цензуры, как и всякой цензуры, стоит лишь его обнаружить и от-
нестись с презрением. Я тогда опять уснул (рука Николь шевелилась на по-
душке, как лист папоротника) и с иронической мыслью, что я краду видения
у Хуана, что это он в свои бессонные ночи должен бы увидеть Элен вот та-
кой, такой или другой, пронзенной стрелами или Пронзающей, но непременно
жестокой и недостижимой, он должен был искать улыбку Элен, которой Элен
иногда могла улыбнуться любому из нас, но только не ему, улыбку Элен,
этого юркого зверька, который порой выглядывал из ее уст, чтобы взбала-
мутить нам жизнь быстрым, равнодушным укусом. Но зачем же я думаю обо
всем этом, вместе того чтобы поискать план метро и найти самую близкую к
Сохо станцию, кажется, это Тоттнхем-Корт-Роуд?
- Ни в коем случае, - сказал Поланко. - Надо выйти на Челси и идти до
Гайд-Парка, а оттуда совсем просто, доберемся за пять минут.
- В том конце вагона я вижу план, - сказал Калак, - тебе надо только
подойти и вьыснить.
- Идите, сударь, сами, вы же так хорошо знаете Лондон, - сказал По-
ланко. - А для меня этот город остался, каким он был при Конан Дойле.
- Все дело в том, что вы бурдак, - сказал Калак.
- А вы жалкий финтихлюпик, - сказал Поланко.
- Из всех, кого я знаю, вы самый большой бурдак.
- А вы самый большой финтихлюпик. Поезд остановился на станции, где
все стали выходить.
- Вы просто хотите со мной подраться, дон, - сказал Калак.
Пришлось выйти и нам, служащий метро уже делал нам гневные знаки с
платформы, и почти сразу обнаружилось, что мы находимся на самой далекой
от Сохо станции. Пока Поланко заканчивал толковать Маррасту о ладовой
музыке, Калак подошел к служащему за справкой и вернулся с потрясающей
вестью, что им надо сделать только две пересадки и что они быстро добе-
рутся до места, если не запутаются на второй, очень сложной. Они углуби-
лись в длиннейший туннель, Калак, чтобы не сбиться, на ходу повторял
вслух маршрут, а Марраст и Поланко, слушая его, проникались убеждением,
что вторая его устная версия сильно отличалась от первой, но они уже
истратили на поездку столько пенни, что все это не имело значения, разве
что урок французского; бедняга Остин, верно, ждет их на углу, потому что
его комната на верхнем этаже пансиона очень мала, да еще забита старин-
ными инструментами, не говоря уж о старенькой парализованной маме.
Да, on the rocks, долгий глоток, чтобы смыть последнее вязкое воспо-
минание о пленарном заседании этого дня. Закрыть глаза, поцеловать сама-
ритянскую руку Телль, которая гладит ему щеку, полежать тихонько в исто-
рической кровати номера Владислава Болеславского, примиряясь с ночью - с
тишиной, с мягким синим светом ночника, духами Телль, напоминавшими не
то лимон, не то плесень. Закрыть глаза, чтобы лучше слышать мурлыканье
Телль, последние новости о фрау Марте, но в этот час Хуан всегда отда-
вался течению другого потока, покорно соглашаясь, что фрау Марта ка-
ким-то образом явилась из прошлого, возможно из той ночи, когда он вышел
один, без Телль, увлекшейся шпионским романом, бродить по улицам, вокруг
собора и от Грихенштрассе и Зоммерфельдштрассе прошел до плохо освещен-
ного участка с церковью иезуитов, осаждаемый, как всегда после трудного
дня, словами, выпадавшими из пустоты, множась, подобно пляшущим перед
бессонными веками искорками, например слово "Трапезунд", из которого по-
лучалось "трап", "раунд", "урна", "уран", "тур", "раут", пролив Зунд и с
небольшим изменением - знойный ветер, что иногда дул в Мендосе41 и в его
детстве. Привыкший к этим следствиям своей работы, Хуан остановился на
углу, ожидая, что же еще выскочит из ларца "Трапезунд". Не хватало "пру-
да", но он появился после "трупа", который был последней искрой, изверг-
нутой угасавшим словом. На Грихенштрассе, как и следовало ожидать, нес-
колько человек еще бродило в поисках "Keller"42, чтобы выпить и попеть;
Хуан пошел дальше, останавливаясь в порталах, куда его всегда влекла
возможность более потаенного общения, полумрак, зовущий выкурить сигаре-
ту и пройти во двор, - порталы старой Вены ведут во внутренние мощеные
дворцы, где обычные для барокко открытые галереи вдоль этажей похожи на
темные ложи заброшенного театра. Постояв под сенью одного из многих пор-
талов (Haus mit der Renaissance Portal 43 - поясняла непременная в таких
случаях таблица, и это было так нелепо, а впрочем, надо же эдилам что-то
прицепить, раз этот дом - исторический памятник; неразрешимая проблема:
описывают то, что громогласно само себя определяет, как почти все карти-
ны в музеях: женский портрет, стол и яблоки с табличкой "Натюрморт с яб-
локами", а теперь, судя по последним вестям от Поланко и Марраста, еще
портрет врача, державшего стебель hermodactylus tuberosis, разумеется, с
соответствующей табличкой, и, как превосходно сказал однажды мой сосед,
в этом смысле было бы вполне логично, чтобы люди ходили по улицам с таб-
личкой "человек", трамваи - с табличкой "трамвай", улицы имели бы огром-
ные таблицы "улица", "тротуар", "мостовая", "угол"), Хуан направился
дальше без определенной цели, пока не дошел до Дома с василиском, где,
разумеется, также была табличка "Basilisken Haus", там он немного посто-
ял, покурил и подумал о последних вестях от Поланко, и особенно о заме-
чательной новости, что глыба антрацита для Марраста уже едет во Францию.
Поланко эту новость несколько раз подчеркнул, словно Хуана так уж инте-
ресовали известия, касающиеся Марраста.
Меня всегда привлекали василиски, и было очень приятно, что в эту
ночь тут рядом был старинный дом с барельефом василиска, кругом лапки,
колючки и все прочее, чем снабжают василисков, когда они попадают в руки
художников. Совсем он был не похож на маленького, простенького василиска
