я выехал с луга, двинулся по лесной опушке вплотную к деревьям и свернул на
широкую, мощенную камнем дорогу возле фонтана, вода в котором была словно
огромный сверкающий сапфир.
-- Можно, я поеду с вами? -- вскричала она.-- Нет, нет, спасибо, я
сама. Они обрадуются еще больше, если увидят меня.
Она с легкостью нашла ощупью автомобиль, поставила одну ногу на
подножку и окликнула:
-- Дети, ау, дети! Вы только поглядите, что сейчас будет!
Голос ее мог бы вызвать погибшие души из преисподней, столько в нем
было нежности и страстного желания, и я ничуть не удивился, когда услыхал за
тисами ответный возглас. Вероятно, отозвался малыш, игравший у фонтана, но
едва мы приблизились, он убежал, оставив на воде игрушечный кораблик. Я
видел, как его синяя рубашонка промелькнула меж недвижных всадников. С
большой торжественностью мы проехали всю аллею и по просьбе женщины
повторили путь. На этот раз ребенок преодолел страх, но остался на
почтительном расстоянии и был в нерешительности.
-- Малыш нас разглядывает, -- сказал я.--Быть может, он не прочь
прокатиться.
-- Они все такие робкие. Право, такие робкие. Но ведь вы, счастливец,
можете их видеть! Давайте прислушаемся.
Я тотчас заглушил мотор, и влажная тишина, пронизанная запахом самшита,
обволокла нас со всех сторон. Я слышал лишь щелканье ножниц, которыми
садовник подрезал ветки, гудение пчел и какие-то невнятные звуки -- быть
может, это ворковали голуби.
-- Ах, неблагодарный! -- сказала она утомленно.
-- Вероятно, они просто робеют перед автомобилем. Девчушка в окне, судя
по виду, сгорает от любопытства.
-- Правда? -- Женщина подняла голову. -- Я была несправедлива. Ведь они
в самом деле меня любят. Это единственное, ради чего стоит жить -- ради их
любви, не правда ли? Мне страшно подумать, каково было бы здесь без них.
Кстати, разве здесь не прелестно?
-- Пожалуй, я в жизни не видывал ничего прелестней.
-- Все так говорят. Конечно, я и сама чувствую, но это ведь не совсем
то.
-- Значит, вы никогда. . -- начал я и осекся в смущении.
-- С тех пор как я себя помню -- нет. Это случилось, когда мне было
всего несколько месяцев от роду, так мне рассказывали. И все же я, видимо,
что-то запомнила, иначе как могла бы я видеть цветные сны. А я вижу в снах
свет и краски, но никогда не вижу их. Только слышу, совсем как в то время,
когда не сплю.
-- Во сне трудно видеть лица. Некоторым это удается, но большинство из
нас лишено этого дара,-- продолжал я, глядя на окно, откуда украдкой
выглядывала малышка.
-- Я тоже об этом слышала, -- сказала она. -- И еще говорят, будто
никто не может увидеть во сне лицо умершего человека. Правда ли это?
-- Пожалуй, да -- хотя раньше я не задавался таким вопросом.
-- Ну а как вы -- вы сами?
Незрячие глаза обратились ко мне.
-- Я никогда, ни в едином сне не видал лиц своих умерших близких или
друзей -- ответил я.
-- Тогда это не лучше слепоты.
Солнце скрылось за лесом, и длинные тени покрывали надменных всадников
одного за другим. Я видел, как угас последний блик на конце глянцевитого
лиственного копья и вся броская, жесткая зелень превратилась в мягкую
черноту. Дом, приемля конец очередного дня, как и сотен тысяч дней, минувших
ранее, казалось, еще глубже погрузился в свой безмятежный покой, осененный
тенями.
-- А хотелось вам когда-нибудь их увидеть? -- спросила она после
долгого молчания.
-- Порой очень хочется, -- ответил я.
Девочка отошла от окна, как только его накрыла тень.
-- Ну вот! И мне тоже, только едва ли это суждено... Вы где живете?
-- На другом конце графства -- милях в шестидесяти отсюда, если не
больше, и мне пора возвращаться. Ведь я не поставил на автомобиль яркую
фару.
-- Но еще не стемнело. Я это чувствую.
-- Боюсь, что стемнеет прежде, чем я доеду. Нельзя ли попросить
когонибудь указать мне, как выбраться на дорогу? Я безнадежно заблудился.
-- Я велю Мэддену проводить вас до перекрестка. Мы здесь так отрезаны
от мира, что заблудиться не мудрено! Я поеду с вами к главному входу,
только, пожалуйста, вы могли бы ехать помедленней, пока мы не обогнем стену?
Моя просьба не кажется вам глупой?
-- Обещаю сделать, как вы говорите,-- сказал я, отпустил тормоз, и
автомобиль сам тихонько тронулся по дороге, полого спускавшейся вниз.
Мы обогнули левое крыло дома с таким редкостным водостоком, что стоило
ехать целый день ради одного этого зрелища, миновали большие, увитые розами
ворота в красной стене и свернули к высокому фронтону, который красотой и
величественностью столь же превосходил задний фасад, сколь и все остальные,
которые мне доводилось видеть.
-- Он в самом деле так красив? -- спросила она с тоской, когда я излил
свои восторги. -- И металлические изваяния вам тоже нравятся ? А там, в
глубине, запущенный сад, где растут азалии. Говорят, когда-то все это,
наверное, было устроено для детей. Вы не поможете мне выйти? Я охотно
проводила бы вас до перекрестка, но не могу оставить их. Это вы, Мэдден?
Прошу вас, покажите этому джентльмену, как проехать к перекрестку. Он
заблудился, но зато... видел их.
Дворецкий бесшумно прошел сквозь некое чудо, созданное из старого дуба
и называемое, вероятно, парадной дверью, потом отступил в сторону и надел
шляпу. А женщина смотрела на меня широко открытыми голубыми глазами,
совершенно незрячими, и тут я впервые заметил, что она красива.
-- Помните,-- сказала она тихо,-- если они вам понравились, вы
непременно приедете еще.
И скрылась в доме.
Дворецкий сел в автомобиль и хранил молчание до тех пор, пока мы не
подъехали к самым воротам, где среди кустарника вдруг мелькнула синяя
рубашонка, и я резко свернул в сторону, боясь, как бы коварный бес, который
побуждает мальчишек к шалостям, не принудил меня к детоубийству.
-- Простите, сэр, -- спросил вдруг дворецкий, -- но зачем вы это
сделали?
-- Там ребенок.
-- Наш маленький джентльмен в синем?
-- Ну конечно.
-- Он вечно повсюду бегает. Вы видели его у фонтана, сэр?
-- Еще бы, несколько раз. Нам здесь поворачивать?
-- Да, сэр. А наверху вам тоже довелось их видеть?
-- В окне? Да.
-- Раньше, чем госпожа вышла поговорить с вами, сэр?
-- Чуть раньше. А почему вас это интересует?
Он помолчал немного.
-- Просто я хотел увериться, сэр, в том, что... что они видели
автомобиль; ведь когда вокруг бегают дети, хоть вы и правите, я уверен, с
крайней осторожностью, все же недалеко и до беды. Только и всего, сэр. А вот
перекресток. Дальше вы не собьетесь с пути. Благодарю вас, сэр, но это не в
наших правилах, только не...
-- Извините, -- сказал я и сунул серебряную монету обратно в карман.
-- Ну что вы, другие обычно не отказываются. Всего доброго, сэр.
Он замкнулся в неприступной важности своего сословия, как в стальной
башне, и зашагал прочь. Видимо, этот дворецкий дорожил честью дома и опекал
детей, быть может, ради какой-то горничной.
Выехав на перекресток, где начинались дорожные столбы, я оглянулся, но
неровные гряды холмов сплелись так тесно, что мне не удалось рассмотреть,
где расположен дом. А когда я остановился у придорожной хижины и спросил,
как называется это место, толстая торговка, продававшая сласти, прозрачно
дала мне понять, что люди, которые разъезжают в автомобилях, не имеют права
жить на свете -- а уж тем более "разговаривать так, будто в карете ездят".
Местные жители не отличались любезностью в обращении.
Вечером я проследил свой путь по карте, но не узнал ничего
вразумительного. Старая ферма Хоукинса -- так было обозначено это место, а в
старинном справочнике графства, обычно поражавшем меня своей полнотой, о нем
даже не упоминалось. Большой дом в тех краях, как свидетельствовала
отвратительная гравюра, именовался Ходнингтон-холл и был построен в стиле
восемнадцатого века с позднейшими украшениями в викторианском духе. Я в
недоумении обратился к соседу -- старику, глубоко пустившему корни в здешнюю
почву, -- и он назвал семейство, чья фамилия не говорила мне ровно ничего.
Приблизительно через месяц я поехал сюда снова -- или, может статься,
автомобиль мой избрал этот путь по собственной воле. Он миновал бесплодные
известковые холмы, отыскал все повороты в лабиринте проселков под взгорьями,
пробрался сквозь густолистые леса, которые высились, словно неприступные
зеленые стены, выехал на перекресток, где я расстался с дворецким, а потом в
моторе произошла какая-то неполадка, и я вынужден был свернуть на
травянистую прогалину, которая врезалась в ореховые заросли, объятые летней
дремотой. Насколько я мог определить по солнцу и по крупномасштабной военной
карте, здесь и был объезд того леса, который я в первый раз обозревал с
высоты. Я принялся за ремонт всерьез и устроил целую мастерскую, аккуратно
разложив на коврике блестящие инструменты, гаечные ключи, насос и все
прочее. В эту ловушку можно было заманить всех ребятишек на свете, а в такой
чудесный день, решил я, здешние дети наверняка где-нибудь поблизости.
Прервав работу, я прислушался, но лес был полон летних шумов (хотя у птиц
уже кончилась брачная пора), и я не сразу различил осторожную поступь
маленьких ножек, которые крались ко мне по палой листве. Я посигналил
клаксоном как мог заманчивей, но они обратились в бегство, и я пожалел о
своей опрометчивости, потому что у ребенка внезапный шум вызывает самый
настоящий ужас. Я провозился, вероятно, еще с полчаса, а потом услышал в
глубине леса голос слепой женщины, которая крикнула: "Дети, ау, дети! Вы
где?" -- и звонкие отголоски этого зова долго еще отдавались в ленивой
тишине. Она пошла ко мне, легко нащупывая путь меж стволами деревьев, и хотя
кто-то из детей, вероятно, цеплялся за ее юбку, он скрылся в густой листве,
как заяц, едва она приблизилась.
-- Это вы? -- спросила она.-- Тот самый человек, лто живет на другом
конце графства?
-- Да, тот самый, что живет на другом конце графства.
-- Тогда почему же вы не приехали поверху, через те леса? Они только
что были там.
-- Они были здесь всего несколько минут назад. Мне кажется, они знали,
что мой автомобиль сломался, и прибежали поглядеть для забавы.
-- Надеюсь, ничего серьезного не произошло? А почему ломаются
автомобили?
-- На это есть пятьдесят различных причин. Но мой автомобиль выискал
пятьдесят первую.
Она весело рассмеялась моей нехитрой шутке и, заливаясь воркующим,
пленительным смехом, сдвинула шляпу на затылок.
-- Позвольте, я послушаю, -- сказала она.
-- Подождите! -- воскликнул я. -- Сейчас я сниму с сиденья подушку и
подложу вам.
Она наступила на коврик, сплошь покрытый запасными частями, и
наклонилась над ним с живым интересом.
-- Какие чудесные вещицы! -- Руки, заменявшие ей глаза, шарили в
испещренном тенями солнечном свете. -- Вот коробка... а вот еще одна! Да вы
тут все разложили, как в магазине игрушек!
-- Должен признаться, я вытащил многое, чтобы их привлечь. На самом
деле половина этих штуковин мне совсем не нужна.
-- Как это мило с вашей стороны! Я услышала звук клаксона из верхнего
леса. Вы говорите, они уже побывали здесь?
-- Без сомнения. Почему они такие робкие? Тот малыш в синем, который
только что был с вами, мог бы побороть страх. Он выслеживал меня, словно
краснокожий индеец.
-- Вероятно, их напугал клаксон, -- сказала она. -- Когда я спускалась
