-- Почему Викери сбежал? -- начал я, но улыбка Пайкрофта побудила меня
поставить вопрос по-другому: -- Кто же она такая?
-- Хозяйка небольшой гостиницы в Хаураки, близ Окленда, -- сказал
Пайкрофт.
-- Черт побери! -- взревел Причард, хлопнув себя по колену -- Неужто
это миссис Батерст!
Пайкрофт тихонько кивнул, и сержант излил свое изумление, призывая в
свидетели все адские силы.
-- Насколько я понял, миссис Б. и была всему причиной.
-- Но ведь Хруп был женат! -- воскликнул Причард.
-- И к тому же у него пятнадцатилетняя дочка. Он показывал мне
фотографию. Это, так сказать, статья особая, а вообще, видал ты когданибудь,
чтоб на такие пустяки обращали внимание? Я вот не видал.
-- Боже правый и вездесущий!... Миссис Батерст...-- И он взревел снова.
-- Что хочешь говори, Пай, все одно я не поверю, будто она виновата! Она не
такая!
-- Ежели я стану говорить, что хочу, то перво-наперво, скажу я тебе, ты
глуп, как осел, и кипятишься безо всякой надобности. Я просто объясняю, чем
дело кончилось. Мало того, в кои-то веки ты оказался прав. Она не виновата.
-- Все одно я не поверил бы тебе, ежели б ты ее и виноватил, --
услышали мы в ответ.
Такая преданность со стороны сержанта морской пехоты меня поразила.
-- Оставим это! -- воскликнул я. -- Расскажите, что она за женщина.
-- Она вдова, -- сказал Пайкрофт. -- Осталась без мужа совсем
молоденькой и уже не искала новой пристани. Близ Окленда у нее была
маленькая гостиница для младшего командного состава, она всегда носила
черное шелковое платье, а шея у нее...
-- Вот вы спрашиваете, что она за женщина, -- перебил его Причард. --
Позвольте, я вам расскажу один случай. В первый раз я попал в Окленд, когда
"Марокканец" вернулся из плаванья в девяносто седьмом году, я как раз
получил повышение и пошел вместе с другими. Она завсегда нам всем услужить
старалась и в убытке не бывала ни разу -- получала сполна, до последнего
пенни! "Можете уплатить сейчас, -- говорила она, -- а можете и после
рассчитаться. Я знаю, вы меня не обидите. Если что, пришлете деньги из
дому". Ей-ей, братцы мои, я своими глазами видел, как эта женщина сняла с
шеи золотые часики на цепочке и отдала одному боцману, который съехал на
берег без своих часов и мог опоздать на последний катер. "Я не знаю вашего
имени,-- говорит она,-- но когда они вам будут не нужны больше, справьтесь в
порту, меня-то там знают многие. Попросите кого-нибудь передать". И будто
стоили они не тридцать фунтов, а каких-нибудь полкроны. Маленькие золотые
часики. Пай, с синей монограммой на крышке. Но я вот чего хотел сказать, в
те времена было у нее пиво, которое пришлось мне по вкусу, -- забористое
такое. Я на него налегал при всякой возможности, немала бутылок раздавил,
когда мы стояли в той бухте, -- чуть не каждый вечер на берег съезжал.
Как-то были мы с ней вдвоем, перебрасывались шуточками через стойку, ну я и
говорю: "Миссис Б., когда я еще вернусь сюда, вы уж не позабудьте, что это
пиво мне особенно полюбилось -- как и вы сами. (Вот она какие дозволяла
вольности!) Как и вы сами",-- говорю "Ах, сержант Причард, спасибо вам",--
говорит она и поправляет завиток возле уха. Помнишь этот завиток, Пай?
-- Известное дело,-- сказал моряк.
-- Да, стало быть, она говорит: "Спасибо вам, сержант Причард. Я это
хотя бы замечу для памяти, на случай, если вы не передумаете. У моряков это
пиво большим спросом не пользуется, говорит, но для верности я поставлю его
поглубже на полку". Она отхватила кусок от ленты, которой у нее волосы были
стянуты, ведь на стойке всегда лежал ножичек, чтоб сигары обрезать,--
помнишь, Пай?-- и повязала бантиками все бутылки, какие оставались, --
четыре штуки. Было это в девяносто седьмом или нет, даже в девяносто шестом
году. В девяносто восьмом я ушел на "Стремительном" с китайской базы в
дальнее плаванье. И только в девятьсот первом, заметьте, уже на
"Картузианце", снова попал в Оклендскую гавань. Само собой, я вместе со
всеми поехал к миссис Б. поглядеть как и что. Там все было по-прежнему.
(Помнишь, Пай, большое дерево на тротуаре возле входа?) Я слова еще не
вымолвил (больно уж многие с ней норовили поговорить), но она меня сразу
углядела.
-- Разве это так трудно? -- решился ввернуть я.
-- Да погодите же. Иду я к стойке и вдруг слышу. "Ада, -- говорит она
своей племяннице, -- подай сюда пиво, которое полюбилось мистеру Причарду"
И, братцы мои, не успел я пожать руку хозяйке, а уж мои четыре бутылки с
бантиками тут как тут, она откупоривает одну, поглядывает на меня исподлобья
с этаким близоруким прищуром и говорит. "Надеюсь, сержант Причард, вы не
передумали и верны всему, что вам полюбилось". Вот какая она была женщина --
ведь целых пять лет прошло!
-- А все-таки я не могу представить ее себе, -- сказал Хупер, теперь уж
благожелательно.
-- Она... она в жизни своей не задумалась, ежели надобно было накормить
неудачника или изничтожить злодея, -- добавил Причард с пылкостью.
-- Это мне тоже ничего не говорит. У меня самого мать была такая.
Гигант выпятил грудь под кителем и поднял глаза к потолку вагона А
Пайкрофт вдруг сказал:
-- Скольких женщин по всему свету ты знавал близко, Прич?
Причард густо покраснел до корней коротких волос на шее, которая была
толщиной в добрых семнадцать дюймов.
-- Сотни, -- сказал Пайкрофт. -- Вот и я тоже. А про скольких ты
сохранил память в сердце, если не считать первую, и, допустим, последнюю, --
и еще одну?
-- Таких мало, на удивление мало, самому совестно, -- сказал сержант
Причард с облегчением.
-- А сколько раз ты был в Окленде?
-- Один... два. . -- начал он.-- Ей-ей, больше трех раз за десять лет
не наберется. Но всякий раз, когда я видел миссис Б., мне памятен.
-- И мне -- а я был в Окленде только два раза -- запомнилось, где она
стояла, и что говорила, и как выглядела. Вот в чем секрет. Не красота, так
сказать, важна, и красивые слова говорить не обязательно. Главное -- Это
Самое. Бывает, женщина только пройдет по улице, и мужчине ее уж не забыть,
но чаще всего проживешь с которой-нибудь целый месяц, а уйдешь в море, и
уже, что называется, запамятовал даже, разговаривает она во сне или же нет.
-- Ага! -- сказал Хупер -- Кажется, я начинаю понимать. Я знал двух
таких редкостных женщин.
-- Но они же не виноваты? -- спросил Причард
-- Ничуть. Уж это я знаю!
-- А ежели кто влюбится в такую женщину, мистер Хупер? -- продолжал
Причард.
-- Он сойдет с ума -- или, наоборот, спасется, -- последовал
неторопливый ответ.
-- Ваша правда, -- сказал сержант -- Вы кой-чего испытали на своем
веку, мистер Хупер. Мне это ясно.
Он поставил бутылку.
-- А Викери часто ее видел? -- спросил я.
-- Это тайна, покрытая мраком, -- отвечал Пайкрофт. -- Я познакомился с
ним недавно, когда начал плавать на "Иерофанте", да и там никто его не знал
толком. Понимаете ли, он был, как говорят, человек особенный. В море он
изредка заговаривал со мной про Окленд и про миссис Б. Потом я это
припомнил. И думается мне, между ними много чего было. Но учтите, я только
излагаю свое резюме, потому что все узнал с чужих слов или, верней сказать,
даже и не со слов.
-- Как так? -- спросил Хупер настойчиво.-- Вы сами должны были коечто
видеть или слышать.
-- Да-а,-- сказал Пайкрофт -- Раньше и я думал, что надо самому видеть
и слышать, только тогда можно доложить обстановку по всей форме, но с годами
мы делаемся менее требовательны. Наверно, цилиндры изнашиваются. Вы были в
Кейптауне в прошлом декабре, когда приезжал цирк Филлиса?
-- Нет, я отлучался по делам, -- сказал Хупер, слегка раздосадованный
тем, что разговор принял другое направление.
-- Я потому спрашиваю, что они привозили научное достижение, новую
программу, которая называлась "Родина и друзья за три пенса".
-- А, это вы про кинематограф -- когда показывают знаменитых боксеров и
пароходы. Я видел такое во время поездки.
-- Живая фотография, или кинематография, об этом я и толкую. Лондонский
мост с омнибусами, транспортное судно увозит солдат на войну, парад морской
пехоты в Портсмуте, экспресс из Плимута прибывает в Паддингтон.
-- Все это я видел. Все видел, -- сказал Хупер с нетерпением.
-- Мы на "Иерофанте" пришли в сочельник, и было нетрудно получить
увольнительную.
-- Мое такое мнение, нигде так быстро не соскучишься, как в Кейптауне.
Даже Дурбан и то привольней. Мы туда заходили на рождество, -- вставил
Причард.
-- Я не посвящен в тайны индийских пери, как говорил наш доктор
интенданту, и судить не берусь. Но после учебных стрельб в Мозамбикском
проливе программа Филлиса была совсем недурна. В первые два или три вечера я
не мог освободиться, потому что вышла, так сказать, оказия с нашим
командиром минной части: какой-то умник родом с Запада испортил гироскоп;
но, помнится, Викери съехал на берег с корабельным плотником Ригдоном -- мы
его называли старина Крокус. Вообще-то Крокус оставался на борту всегда и
всюду, его надо было чуть ли не лебедкой стаскивать, но уж если он
отлучался, то потом его клонило книзу, как лилию под тяжестью росы. Мы его
тогда сволокли в кубрик, но прежде чем утихомирили, он изрядно наболтал про
Викери, который оказался достойным собутыльником при таком водоизмещении и
мичманском чине, причем выражался он, я бы сказал, крепко.
--Я плавал с Крокусом на "Громобое", -- сказал Причард. -- Норовистый
малый, второго такого не сыщешь.
-- На другой вечер я поехал в Кейптаун с Доусоном и Прэттом, но у самых
дверей цирка мне подвернулся Викери. "А! -- говорит он. -- Тебято я и ищу.
Давай сядем рядом. Пойдем вон туда, где билет шиллинг стоит!". Я стал
отказываться, хотел пристроиться на корме, меня трехпенсовое место больше
устраивало, по состоянию моих финансов, так сказать. "Да идем же, -- говорит
Викери. -- Платить буду я". Само собой, я покинул Прэтта и Доусона в
надежде, что он не только билеты купит, но поставит и выпивку. "Нет, --
сказал он, когда я намекнул ему на это. -- Не сейчас. Только не сейчас.
Потом пей сколько влезет, а покамест мне надо, чтоб ты был трезвый". Тут я
увидел его лицо при свете фонаря и сразу думать забыл о выпивке. Поймите
правильно. Я не испугался его вида. Но я встревожился. Не берусь вам это
лицо описать, но так уж оно на меня подействовало. Ежели хотите знать, оно
мне напомнило тех тварей в колбах, каких видишь у торговцев всякими
диковинами в Плимуте -- их в спирте хранят. Белые и морщинистые -- еще не
родившиеся, так сказать.
-- У тебя низменные понятия. Пай, -- заметил сержант, раскуривая
погасшую трубку.
-- Может быть. Так вот, мы сели в первом ряду, и вскорости началась
картина "Родина и друзья". Когда появилось название, Викери тронул меня за
колено. "Ежели увидишь что-нибудь неожиданное, -- говорит, -- шепни мне
словечко",-- и чего-то там еще хрупает. Мы увидали Лондонский мост и еще
много всякого, и это было замечательно интересно. Сроду такого не видал.
Что-то там такое жужжало, будто маленькая динамо-машина, но изображения были
настоящие -- они оживали и двигались
-- Я это смотрел, -- сказал Хупер. -- Ясное дело, ведь снимают то, что
происходит на самом деле,-- вы же понимаете.
-- А потом на здоровенном экране стали показывать, как в Паддингтон
прибывает почтовый поезд с Запада. Сперва мы увидали пустую платформу и
носильщиков, которые стояли наготове. Вот показался паровоз, подошел к