боюсь... так?
Снова смех. Вейзак им нравился. Но Дюссо не смеялся.
- Вы можете также меня цитировать, когда я говорю, что этот человек
стал обладать совершенно новой или очень старой человеческой способ-
ностью. Почему? Если я и мои коллеги почти ничего не знаем даже о мозге
муравья, как я отвечу почему? Могу, однако, обратить ваше внимание на
некоторые интересные моменты, которые, впрочем, необязательно должны
иметь какое-то значение. Один участок мозга у Джона Смита, правда, очень
маленький, полностью поврежден... но для мозга все участки важны. Джон
называет его "мертвой зоной", а там, по всей видимости, находится ряд
элементов памяти. Все уничтоженные воспоминания, очевидно, были частью
определенной "подгруппы" - туда входили названия улиц, проездов, дорож-
ные знаки. Эта подгруппа составляет часть группы понятий, определяющих
расположение предметов на местности. Небольшая, но полная афазия, судя
по всему, затронула как языковые, так и зрительные способности Джона
Смита.
В порядке компенсации другой крошечный участок его мозга, по-видимо-
му, проснулся. Он расположен в районе темени. Это один из наиболее слож-
ных участков "передового", или "думающего", мозга. Посылаемые им элект-
рические импульсы совсем не такие, какими должны быть, правильно? И еще.
Теменной участок имеет какое-то отношение к осязанию - в какой степени,
сказать трудно - и расположен весьма близко к той части мозга, которая
определяет и отождествляет различные формы и структуры. Так вот, по моим
наблюдениям, "озарения" у Джона всегда вызываются предварительным кон-
тактом.
Тишина. Репортеры судорожно записывают. Телевизионные камеры, которые
было придвинулись, чтобы показать крупным планом Вейзака, сейчас отъеха-
ли, чтобы в кадр вошел и Джонни.
- Так, Джонни? - снова спросил Вейзак.
- Мне кажется...
Внезапно сквозь толпу репортеров протиснулся Дюссо. Джонни подумал,
что он собирается сделать какое-то опровержение. Затем он увидел, как
Дюссо стаскивает что-то с шеи.
- Пускай продемонстрирует нам свои способности, - сказал Дюссо. Он
держал медальку на тонкой золотой цепочке. - Посмотрим, что вы сделаете
с этим.
- Ничего вы не посмотрите, - сказал Вейзак. Его седоватые густые бро-
ви грозно сдвинулись, и он воззрился на Дюссо, как пророк Моисей. - Это
человек не цирковой факир, сэр!
- А что, если вы меня дурачите? - спросил Дюссо. - Либо он может, ли-
бо нет, верно? Пока вы нам тут рассказывали обо всем, я и сам подумал
кое о чем. Например, о том, что такие парни ничего не могут сделать,
когда их просят, а значит, им грош цена.
Джонни окинул взглядом репортеров. Они смотрели на него во все глаза,
нетерпеливо ожидая ответа. Исключение составлял Брайт, у которого был
несколько смущенный вид. Джонни вдруг почувствовал себя христианином,
брошенным в яму ко львам. Они все равно будут в выигрыше, подумал он.
Если я смогу сказать ему что нибудь интересное, они получат материал на
первую полосу. Если не смогу или откажусь, состряпают фельетон.
- Ну что? - спросил Дюссо. Медаль раскачивалась на цепочке, зажатой в
кулаке.
Джонни взглянул на Вейзака, но тот с отвращением отвернулся.
- Дайте-ка ее сюда, - сказал Джонни.
Дюссо передал медаль. Джонни положил ее на ладонь. Это оказалась ме-
даль с изображением святого Христофора. Джонни выпустил тонкую цепочку
и, когда она с сухим шуршанием выросла желтой горкой на ладони, прикрыл
ее рукой.
Наступила мертвая тишина. У двери стояла группа врачей и медсестер; к
ним присоединились несколько больных - они уже выписались, собирались
уходить и были поэтому в верхней одежде. В конце коридора, ведущего в
комнату отдыха с телевизором и настольными играми, сгрудились больные.
Из главного вестибюля подошли посетители. Воздух был наэлектризован, как
будто где-то рядом проходила линия высокого напряжения.
Джонни, бледный и худой, в белой рубашке и мешковатых джинсах, стоял
молча. Он так сжал медаль в правой руке, что при свете телевизионных
юпитеров были ясно видны вздувшиеся вены. Перед ним в темном костюме
стоял Дюссо, спокойный, непогрешимый и суровый, как судья. Время словно
остановилось. Ни кашля, ни шепота.
- О-о, - тихо сказал Джонни... и затем: - Вот как?
Пальцы его медленно разжались. Он взглянул на Дюссо.
- Ну? - спросил Дюссо, но уже совсем другим голосом: вся его агрес-
сивность вдруг исчезла. Исчез и усталый, нервный молодой человек, только
что отвечавший на вопросы репортеров. На губах Джонни играла полуулыбка,
но ничего теплого в ней не было. Голубые глаза потемнели, взгляд их стал
холодным и отсутствующим. У Вейзака мороз пробежал по коже. Потом он
рассказывал, что увидел лицо человека, наблюдающего в сильный микроскоп
интересную разновидность инфузории туфельки.
- Это медаль вашей сестры, - сказал Джонни, обращаясь к Дюссо. - Ее
имя было Анна, но все звали ее Терри. Это ваша старшая сестра. Вы любили
ее. Боготворили землю, по которой она ходила.
Внезапно голос Джонни Смита неузнаваемо и жутко изменился. Теперь это
был высокий, срывающийся и неуверенный голос мальчишки-подростка.
- Это тебе, Терри, на случай, если будешь переходить Лисбон-стрит на
красный свет или пойдешь гулять с каким-нибудь парнем из... Не забудь,
Терри... не забудь...
Толстуха, спрашивавшая у Джонни, кого демократы выдвинут в будущем
году кандидатом на пост президента, испуганно охнула. Один из телеопера-
торов хрипло пробормотал: "Боже правый!"
- Хватит, - прошептал Дюссо. Лицо его посерело, глаза выкатились, а
на нижней губе заблестела слюна. Руки бессильно потянулись к медали, зо-
лотая цепочка была теперь обмотана вокруг пальцев Джонни. Медаль покачи-
валась, отбрасывая гипнотические лучи света.
- Не забывай меня, Терри, - умолял мальчишеский голос. - И... не при-
касайся, пожалуйста... ради бога, Терри, не прикасайся...
- Х в а т и т! Х в а т и т, с у к и н с ы н!
Джонни вновь заговорил своим голосом:
- Она не могла без наркотиков. Потом перешла на чистый спирт, а в
двадцать семь лет умерла от разрыва сердца. Но она носила ваш подарок
десять лет, Родж. Она помнила о вас. Никогда не забывала. Никогда не за-
бывала... Никогда... никогда... никогда...
Медаль выскользнула из пальцев Джонни и упала на пол с тонким, мело-
дичным звоном. Джонни спокойно, холодно и отрешенно смотрел в пустоту.
Дюссо, сдавленно рыдая, ползал у его ног в поисках медали, а вокруг ца-
рило полное оцепенение.
Сверкнула фотовспышка, лицо Джонни просветлело и стало прежним его
лицом. На нем появилось выражение ужаса, а затем жалости. Он неуклюже
присел рядом с Дюссо.
- Извините, - сказал он. - Извините, я не хотел...
- Дешевка, ловчила! - завопил Дюссо. - Это ложь! Ложь! Все ложь! - Он
неловко ударил Джонни ладонью по шее, и тот свалился, сильно стукнувшись
головой об пол. Из глаз посыпались искры. Поднялся шум.
Джонни как в тумане увидел Дюссо - тот яростно пробивался к выходу.
Вокруг Джонни толпились люди, их ноги казались ему внезапно выросшим ле-
сом. Рядом очутился Вейзак и помог ему сесть.
- Джон, как вы? Сильно он вас?
- Не так сильно, как я его. Все нормально. - Джонни попытался под-
няться. Чьи-то руки помогли ему. Его покачивало и подташнивало; еще нем-
ного - и вывернет наизнанку. Произошла ошибка, ужасная ошибка.
Полная женщина, спрашивавшая насчет демократов, пронзительно вскрик-
нула. Дюссо грохнулся на колени, хватаясь за рукав ее цветастой блузы, а
затем устало вытянулся на кафеле около двери, к которой так рвался. Ме-
даль с изображением святого Христофора была по-прежнему у него в руке.
- Потерял сознание, - сказал кто-то. - Глубокий обморок.
- Я виноват, - сказал Джонни Сэму Вейзаку. Ему сдавили, сжали горло
слезы раскаяния. - Это я во всем виноват.
- Нет, - сказал Сэм. - Нет, Джон.
Джонни высвободился из рук Вейзака и направился к лежавшему Дюссо,
который начал приходить в себя и моргал, тупо глядя в потолок. К нему
подошли двое врачей.
- Что с ним? - спросил Джонни. Он повернулся к репортерше в брючном
костюме, но та в страхе метнулась от него.
Джонни повернулся в другую сторону, к телерепортеру, который спраши-
вал, были ли у него прозрения до аварии. Джонни вдруг почувствовал, что
непременно должен кому-нибудь все объяснить.
- Я совсем не хотел причинить ему боль, - сказал он. - Честное слово,
не хотел. Я не знал...
Телерепортер попятился к лестнице.
- Конечно, - сказал он. - Конечно, не знали. Он сам напросился, все
это видели. Только... не трогайте меня, ладно?
У Джонни дрожали губы, он тупо уставился на репортера. Он был все еще
в шоке, но начинал уже кое-что Понимать. Да. Начинал понимать. Телере-
портер попробовал изобразить улыбку, но у него лишь отвисла челюсть, как
у мертвеца.
- Только не трогайте меня, Джонни. Пожалуйста.
- Все совсем не так, - сказал Джонни или попытался сказать. Он уже
потом не решился бы утверждать, что вообще издал какой-либо звук.
- Не трогайте меня, Джонни, ладно?
Репортер отступил к своему оператору, который упаковывал аппаратуру.
Джонни смотрел на репортера, застыв на месте. Его начало трясти.
- Вам же будет лучше, Джон, - сказал Вейзак. За ним стояла медсестра
- белый призрак, подручная волшебника, колдуя над тележкой с лекарства-
ми, этим раем наркомана, миром сладких грез.
- Нет, - сказал Джонни. Его еще трясло, а вдобавок прошибло холодным
потом. - Никаких уколов. Я по горло сыт уколами.
- Тогда таблетку.
- И никаких таблеток.
- Поможет вам заснуть.
- А о н сможет заснуть? Этот Дюссо?
- Он сам напросился, - пробормотала сестра и вздрогнула, поймав
взгляд Вейзака. Но тот лишь ухмыльнулся.
- А она ведь права, - сказал он. - Сам напросился. Решил, что вы,
Джон, торгуете пустыми бутылками. Вам надо хорошо выспаться, и все ста-
нет на свои места.
- Я сам засну.
- Джонни, пожалуйста.
Было четверть двенадцатого. Телевизор в другом конце палаты только
что выключили. Джонни и Сэм вместе просмотрели снятый на пленку репор-
таж, следовавший сразу за рассказом о том, как Форд наложил вето на ряд
законопроектов. Моя история будет поинтереснее, подумал Джонни с горькой
радостью. Лысый республиканец, вещающий банальности о национальном бюд-
жете, не шел ни в какое сравнение с тем, что снял здесь несколько часов
назад оператор УАБИ. В конце репортажа Дюссо бежал через вестибюль с за-
жатой в руке медалью и падал в обморок, хватаясь за репортершу, словно
утопающий за соломинку.
Когда ведущий начал рассказывать про полицейскую собаку, нашедшую че-
тыреста фунтов марихуаны, Вейзак ненадолго вышел и, вернувшись, сообщил,
что еще до окончания репортажа больничные телефоны разрывались от звон-
ков людей, желавших поговорить с Джоном Смитом. Несколькими минутами
позже появилась сестра с лекарствами, и Джонни убедился, что Сэм спус-
кался к медсестрам не только затем, чтобы разузнать о реакции телезрите-
лей.
В это мгновение зазвонил телефон. Вейзак едва слышно выругался.
- Я же им сказал, чтобы не соединяли. Не отвечайте, Джон. Я...
Но Джонни уже взял трубку. Послушал немного, затем кивнул.
- Да, совершенно верно. - Он прикрыл рукой микрофон. - Это отец, -
сказал Джон и открыл микрофон. - Привет, папа. Ты, конечно... - Он вслу-
шался. Легкая улыбка слетела с губ и сменилась выражением ужаса. Джонни
беззвучно зашевелил губами.
- Джон, что случилось? - резко спросил Вейзак.
- Хорошо, папа, - сказал Джон почти шепотом. - Да. Камберлендская те-
рапевтическая. Я знаю, где это. Возле Иерусалимского пустыря. Хорошо.
Да. Папа...
Голос его сорвался. В глазах слез не было, но они блестели.
- Я знаю, папа. Я тоже люблю тебя. Да, ужасно. Послушал.
