Никакой иллюзионист не станет вытаскивать кролика из клетки - только из
шляпы. Либо Джонни Смит что-то знал, либо чертовски удачно угадал, осно-
вываясь на поведении Дюссо.
Сейчас она его ненавидела, испытывала отвращение к этому добряку, за
которого вышла замуж. Собственно говоря, ничего особенного за ним не за-
мечалось, он был порядочный, уравновешенный, добродушный человек, обла-
давший чувством юмора, - просто он свято верил, что все рвутся к выигры-
шу и каждый использует при этом свои маленькие хитрости. Сегодня утром
он назвал Гаррисона Фишера заплесневелым толстым мухомором, а вчера ве-
чером умирал со смеху от рассказов Фишера о Греге Стилсоне, чудаковатом
мэре из какого-то заштатного городка, - не иначе свихнулся малый, если
собирается выставить как независимый свою кандидатуру в палату предста-
вителей на выборах будущего года.
Нет, в мире Уолта Хэзлита не было ни экстрасенсов, ни героев, здесь
существовала одна доктрина: МЫ ДОЛЖНЫ ИЗМЕНИТЬ СИСТЕМУ ИЗНУТРИ. Он был
порядочный, уравновешенный человек, любил ее и Денни, но ее вдруг потя-
нуло к Джонни, и ей стало жаль те пять лет, что у них украли. Или даже
целую жизнь. И ребенка, у которого волосы были бы темнее.
- Ты лучше иди, дорогой, - сказала она тихо. - Они там съедят твоего
Тиммонса со всеми потрохами.
- Пожалуй, - улыбнулся он ей. Выводы сделаны, заседание окончено. -
Мир?
- Мир. - НО ВЕДЬ ОН ЗНАЛ, ГДЕ БЫЛО КОЛЬЦО. Он знал. Уолт поцеловал
Сару, слегка коснувшись правой рукой до затылка. Он всегда на завтрак ел
одно и то же, всегда одинаково целовал жену, когда-нибудь они переедут в
Вашингтон, и никаких экстрасенсов нет.
Через пять минут он вывел задним ходом их маленький красный "пинто"
на Понд-стрит, как обычно, коротко погудел на прощание и уехал. Она ос-
талась одна с Денни, который с риском для жизни пытался слезть со своего
высокого стульчика.
- Все-то ты делаешь не так, недотепа! - Сара прошла через кухню и
подхватила сына.
- Бяка! - недовольно сказал Денни.
В кухню, крадучись, точно малолетний преступник, неторопливо вошел их
забавный кот Рыжик, и Денни схватил его на руки, сопя от удовольствия.
Рыжик прижал уши и смирился со своей участью.
Сара убирала со стола и улыбалась по инерции. Тело, находящееся в
состоянии покоя, склонно пребывать в нем, а ей было покойно. Бог с ними,
с недостатками Уолта; у Сары своих хватает. Она пошлет Джонни рождест-
венскую открытку, и этим дело кончится. Так оно будет лучше, безопас-
нее... потому что движущееся тело склонно продолжать движение. А ей
здесь хорошо. Она пережила трагедию, связанную с Джонни, который был так
несправедливо отнят у нее (но ведь в этом мире столько несправедливого),
прошла через собственные водовороты на пути к тихой заводи, и здесь она
останется. Эта залитая солнцем кухня - неплохое место. Лучше забыть яр-
марку, Колесо удачи и лицо Джонни Смита.
Наливая в раковину воду для мытья посуды, она включила радио и услы-
шала начало новостей. Первое же сообщение заставило ее застыть с только
что вымытой тарелкой в руке; в тревожном раздумье она смотрела на их ма-
ленький дворик. С матерью Джонни случился удар, когда она смотрела теле-
визионную передачу о встрече сына с репортерами. Сегодня утром она умер-
ла, около часа назад.
Сара вытерла руки, выключила радио и вызволила Рыжика из рук Денни.
Она отнесла мальчика в гостиную и посадила в манеж. Денни оскорблено за-
ревел, на что она не обратила никакого внимания. Сара подошла к телефону
и набрала номер "Медикэл сентр". Телефонистка, которая, очевидно, устала
повторять одно и то же, сообщила, что Джон Смит выписался из больницы
вчера вечером, незадолго до полуночи.
Сара положила трубку и села на стул. Денни продолжал плакать в мане-
же. Из раковины перебегала вода. Немного погодя Сара поднялась, пошла на
кухню и завернула кран.
Репортер из журнала "Потусторонний взгляд" явился 16 октября, вскоре
после того, как Джонни сходил за почтой.
Отцовский дом был удален от дороги; усыпанная гравием подъездная до-
рожка длиной почти в четверть мили пролегала вдоль стоявших плотной сте-
ной елей и сосен. Джонни ходил по ней каждый день. Поначалу он возвра-
щался к веранде, дрожа от изнеможения, хромая и едва держась на ногах -
их словно жгло огнем. Теперь, через полтора месяца после приезда домой
(сначала он преодолевал полмили за час), эта ежедневная прогулка достав-
ляла ему удовольствие, и он ожидал ее с нетерпением. Именно прогулку, а
не почту.
Джонни стал колоть дрова к предстоящей зиме, Герберт собирался для
этого нанять людей, поскольку сам подрядился делать внутренний ремонт в
домах Либертивилла.
- Когда старость заглядывает через плечо, Джон, это всякий чувствует,
- сказал он как-то с улыбкой. - Стоит подкрасться осени - и работа на
открытом воздухе становится не по силам.
Джонни поднялся на веранду и с легким вздохом облегчения сел в плете-
ное кресло. Он закинул правую ногу на перила веранды, потом, морщась от
боли, обеими руками поднял левую и положил ее сверху. Затем просмотрел
полученную почту.
В последнее время она пошла на убыль. В первую неделю его пребывания
в Паунале приходило в день до двадцати писем и восемь-десять бандеролей;
в основном они пересылались из "Медикэл сентр", но некоторые были адре-
сованы прямо в Паунал, на конвертах писали: Паунэлл, или Поунал, а од-
нажды даже Пунатс, до востребования.
Среди авторов писем большинство составляли люди одинокие, мечтающие
найти в жизни хоть какой-либо смысл. Были письма от детей, просивших ав-
тограф; от женщин, желавших переспать с ним; от безнадежно влюбленных,
которые спрашивали у Джонни совета. Иногда ему присылали талисманы на
счастье. Иногда гороскопы. Многие письма были проникнуты религиозным ду-
хом; когда он читал эти послания, написанные с орфографическими ошибка-
ми, крупными, старательно выведенными буквами, немногим отличавшимися от
каракулей смышленого первоклассника, ему мерещился призрак матери.
Джонни уверяли, что он пророк, призванный вывести усталый и разочаро-
ванный американский народ из пустыни. Предвестник близкого конца света.
К сегодняшнему дню - шестнадцатого октября - он получил восемь экземпля-
ров книги "Бывшая великая планета Земля" Хода Линдсея - мать наверняка
одобрила бы это сочинение. Джонни призывали объявить о божественном про-
исхождении Христа и положить конец распущенности молодежи.
Шел и поток враждебных писем, как правило анонимных, их было меньше,
но они дышали страстностью, как и корреспонденция почитателей Джонни.
Один нацарапал карандашом на желтом бланке, что Джонни антихрист и хоро-
шо бы ему покончить с собой. Четверо или пятеро интересовались, какое
испытываешь чувство, убив собственную мать. Очень многие обвиняли его в
надувательстве. Один умник написал: "Предвидение, телепатия - чушь со-
бачья! Дерьмо ты, а не экстрасенс!"
А кроме того, ему присылали в е щ и. Это было хуже всего. Каждый
день по дороге с работы домой Герберт заходил на почту и забирал
бандероли, которые из-за своих габаритов не могли поместиться в
почтовом ящике. Сопроводительные записки были в основном одинаковые -
исступленный крик: СКАЖИТЕ МНЕ, СКАЖИТЕ МНЕ, СКАЖИТЕ МНЕ!
Это шарф моего брата, пропавшего без вести во время рыбной ловли на
Аллагаше в 1969 году. Я уверена, что он еще жив. Скажите мне, где он.
Это губная помада с туалетного столика моей жены. Мне кажется, у нее
с кем-то роман, но я не уверен. Скажите мне, справедливы ли мои подозре-
ния.
Это браслет с именем моего сына. Он перестал приходить домой после
школы, пропадает где-то до позднего вечера, я просто с ума схожу. Скажи-
те мне, чем он занимается.
Женщина из Северной Каролины - откуда только она узнала о нем, ведь
августовская пресс-конференция на всю страну не транслировалась - прис-
лала обожженный кусок дерева. Ее дом сгорел, писала она, в огне погибли
муж и двое из пятерых детей. Пожарная служба города Шарлотт заявила, что
всему виной неисправная электропроводка, но она с такой версией не сог-
ласна. Дом наверняка подожгли. Она хотела, чтобы Джонни потрогал почер-
невший кусок дерева и определил, кто совершил поджог, и пусть это чудо-
вище остаток своей жизни гниет в тюрьме.
Джонни не ответил ни на одно письмо и вернул все предметы (даже обуг-
лившийся кусок дерева) за свой счет без каких-либо объяснений. Но он
таки п о т р о г а л некоторые. Большинство из них, в том числе
обуглившийся кусок стенной панели, присланный убитой горем женщиной из
Шарлотт, абсолютно ничего ему не говорили. Но иногда контакт порождал
тревожные образы вроде тех, от которых просыпаешься ночью. Чаще всего
было почти не за что зацепиться: картина появлялась и тут же исчезала,
оставив лишь смутное ощущение. Но один раз...
Женщина прислала ему шарф в надежде выяснить, что случилось с ее бра-
том. Шарф был белый, вязаный, ничем не отличающийся от миллиона других.
Но стоило ему взять его в руки, как отцовский дом внезапно куда-то ис-
чез, а звук телевизора в соседней комнате стал нарастать и убывать, на-
растать и убывать, пока не превратился в монотонный гул летних насекомых
и далекие всплески воды.
В нос ударили лесные запахи. Сквозь кроны высоченных старых деревьев
пробивались зеленоватые солнечные лучи. Он шел уже три часа, почва под
ногами стала вязкой, хлюпающей, почти болотистой. Он был напуган, здоро-
во напуган, но старался не поддаваться страху. Если потеряешься в без-
людных северных краях и запаникуешь, можно заказывать надгробную плиту.
Он продолжал двигаться на юг. Прошло два дня, как он расстался со Сти-
вом, Рокки и Логаном. Они раскинули палатки около...
(название не приходило, оно было в "мертвой зоне")
какой-то ручей, ловля форели, сам виноват: не надо было так напива-
ться.
Он видел свой рюкзак, прислоненный к стволу старого, покрытого мхом
упавшего дерева, белые омертвевшие сучья, подобно костям, проглядывали
тут и там сквозь зелень, да, он видел свой рюкзак, но не мог до него до-
тянуться, потому что отошел в сторону помочиться и угодил в самую топь,
его сапоги почти до верха погружались в грязную жижу, он попытался вер-
нуться назад и найти местечко посуше, чтобы сделать свое дело, но не
мог. Он не мог выбраться, потому что это была не грязь. Это было...
что-то другое.
Он стоял, оглядываясь кругом в тщетной надежде ухватиться за что-ни-
будь, чуть ли не смеясь над своим идиотским положением: отлил водичку,
нечего сказать.
Он стоял, поначалу уверенный, что это всего-навсего мелкий заболочен-
ный участок, в худшем случае зачерпнет в сапоги - и ладно, зато будет
что порассказать, когда его разыщут.
Он стоял, еще не поддаваясь панике, пока жижа не начала неумолимо
подниматься выше колен. Тогда он принялся барахтаться, позабыв, что если
уж угодил по дурости в болотную топь, то лучше не шевелись. Не успел он
оглянуться, как погрузился до пояса, теперь жижа была уже по грудь, за-
тягивала его словно большими коричневыми губами, затрудняла дыхание; он
крикнул, потом еще и еще раз, но никто не откликался, ничего не появи-
лось; только пушистенькая коричневая белка пробралась по мшистой коре
упавшего дерева, уселась на его рюкзаке и смотрела на него блестящими
черными глазками.
И вот жижа дошла до шеи, густые коричневые испарения били в нос, топь
неумолимо сжимала ему грудь, и вскрики его становились все тише и судо-
рожнее. Порхали, пищали, ссорились птицы, лучи солнечного света с прозе-
ленью, словно патина на меди, пробивалась сквозь листву, а жижа подня-
лась уже выше подбородка. Один, он умрет один, он открыл рот, чтобы
крикнуть в последний раз, но не смог, потому что жижа потекла в рот,
