- Да. Да, это было, - сказал Джонни. - До скорого, папа. Да. До сви-
дания.
Он повесил трубку, закрыл глаза ладонями.
- Джонни? - Сэм нагнулся и осторожно отвел одну его руку. - Что-ни-
будь с вашей матерью?
- Да. Мать.
- Инфаркт?
- Инсульт, - сказал Джонни, и Сэм Вейзак сочувственно присвистнул. -
Они смотрели новости... никто из них не ожидал... и вдруг увидели ме-
ня... тут ее хватил удар. Боже. Она в больнице. Теперь, если что случит-
ся с отцом, он будет третьей жертвой, - Джонни истерически засмеялся,
переводя диковатый взгляд с Сэма на сестру и обратно. - Вот это удар!
Всем бы такой. - Снова смешок, похожий на вскрик.
- Как она?
- Он не знает. - Джонни спустил босые ноги на пол. Он был в больнич-
ном халате.
- Вы соображаете, что делаете? - спросил отрывисто Сэм.
- А что такое?
Джонни встал, и сначала казалось, что сейчас Сэм толкнет его назад в
кровать. Но он только наблюдал, как Джонни ковыляет к гардеробу.
- Не смешите меня. Вам еще нельзя, Джон. Не стесняясь сестры - один
бог знает, сколько раз они видели его голый зад, - Джонни сбросил халат.
Под коленками начинались толстые, крученые швы, исчезающие в слабо обоз-
наченных икрах. Он порылся в шкафу и вытащил белую рубашку и джинсы - те
самые, что были на нем во время прессконференции.
- Джон, я категорически запрещаю. Как ваш врач и друг. Говорю вам,
это безумие.
- Запрещайте сколько угодно, но я еду, - сказал Джонни. Он начал оде-
ваться. На лице появилось то выражение отрешенной озабоченности, которое
Сэм связывал с его трансами. Сестра ахнула.
- Сестра, вы можете вернуться к себе, - сказал Сэм. Она попятилась к
двери, постояла там какое-то мгновение и скрылась. Неохотно.
- Джонни. - Сэм поднялся, подошел к нему, положил руку на плечо. - Вы
тут ни при чем. Джонни стряхнул его руку.
- Еще как при чем, - сказал он. - Она смотрела на меня, когда это
случилось. - Он начал застегивать рубашку.
- Вы просили ее принимать лекарства, а она прекратила. Джонни посмот-
рел было на Вейзака, но затем продолжал застегивать рубашку.
- Если бы не сегодня, это произошло бы завтра, через неделю, через
месяц...
- А то и через годы. Или через десять лет.
- Нет. Ни через десять лет, ни даже через год. И вы это знаете. Поче-
му вы так спешите взвалить вину на себя? Из-за того фанфарона-репортера?
А может быть, это извращенное чувство жалости к самому себе? Стремление
увериться в том, что на вас лежит проклятие? Лицо Джонни передернулось.
- Она смотрела н а м е н я, когда это случилось. Разве вы не
понимаете? Вы что, такой безмозглый?
- Она собиралась в трудный путь, до Калифорнии и обратно, вы сами мне
говорили. На какой-то симпозиум. Что-то очень волнующее, судя по вашему
рассказу. Так? Так. Почти наверняка это случилось бы там. Ведь инсульт
не сваливается с ясного неба, Джонни.
Джонни застегнул джинсы и устало присел на кровать. Он был все еще
босой.
- Да, - сказал он. - Да, может, вы и правы.
- Дошло! До него дошло! Слава богу!
- И все же я должен поехать, Сэм. Вейзак вскинул руки.
- И что дальше? Она на попечении врачей и создателя. Такова ситуация.
Вы должны понимать это лучше, чем кто-либо другой.
- Я нужен отцу, - мягко сказал Джонни. - Это я тоже понимаю.
- Как вы доберетесь? Ведь почти полночь.
- Автобусом. Или схвачу такси до "Подсвечника Питера". Автобусы ведь
еще останавливаются там?
- Все это ни к чему, - сказал Сэм.
Джонни шарил под стулом в поисках ботинок и никак не мог их найти.
Сэм вытащил ботинки из-под кровати и протянул ему.
- Я отвезу вас. Джонни взглянул на него.
- Отвезете?
- Да, только если вы примете легкое успокоительное.
- А ваша жена... - Он смутился, сообразив, что о личной жизни Вейзака
ему достоверно известно только одно: его мать живет в Калифорнии.
- Я разведен, - сказал Вейзак. - Врач редко бывает дома по ночам...
если он не педиатр или не дерматолог. Моей жене супружеская постель ка-
залось скорее полупустой, чем полуполной. Поэтому она заполняла ее кем
придется.
- Извините, - смутился Джонни.
- Вы тратите чересчур много времени на извинения, Джон, - Лицо у Сэма
было мягким, а глаза жесткими. - Надевайте ботинки.
ИЗ БОЛЬНИЦЫ В БОЛЬНИЦУ, в полудреме думал Джонни, как бы паря в воз-
духе под действием маленькой голубой таблетки - он принял ее перед тем,
как они с Сэмом вышли из "Медикэл сентр" и уселись в "эльдорадо" выпуска
1975 года. ИЗ БОЛЬНИЦЫ В БОЛЬНИЦУ, ОТ ЧЕЛОВЕКА К ЧЕЛОВЕКУ, ИЗ ОДНОГО
МЕСТА В ДРУГОЕ.
Странное дело, в глубине души он наслаждался этой поездкой - впервые
за пять лет он покинул больницу. Ночь была ясная, по небу световой
спиралью распластался Млечный Путь; они мчались к югу через Пальмайру,
Ньюпор, Питсфилд, Бентон, Клинтон, а за ними над темными деревьями плыл
месяц. С легким шуршанием машина летела среди всеобщего безмолвия. Из
четырех динамиков магнитофона звучала тихая музыка - Гайдн.
В ОДНУ БОЛЬНИЦУ ПОПАЛ В КАРЕТЕ "СКОРОЙ ПОМОЩИ" ИЗ КЛАВЕ МИЛС, В ДРУ-
ГУЮ ЕДУ НА "КАДИЛЛАКЕ", думал он. Но его это не тревожило. Хорошо было
просто ехать, плыть по течению и на время забыть о матери, о своих новых
способностях, о любителях лезть в чужую душу. (ОН САМ НАПРОСИЛСЯ...
ТОЛЬКО НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ, ЛАДНО?) Вейзак молчал. Иногда он что-то мурлы-
кал себе под нос.
Джонни смотрел на звезды. Смотрел на шоссе, почти пустынное в этот
поздний час. Оно безостановочно раскручивалось перед ними. Они миновали
дорожный пост, где Вейзак получил билетик-квитанцию. И снова вперед -
Гарднер, Сабаттис, Льюистон.
ПОЧТИ ПЯТЬ ЛЕТ, ДОЛЬШЕ, ЧЕМ ИНЫЕ, ОСУЖДЕННЫЕ ЗА УБИЙСТВО ПРОВОДЯТ В
ТЮРЬМЕ.
Он заснул.
Ему приснился сон.
- Джонни, - говорила во сне мать. - Джонни, помоги, исцели меня. -
Мать была в нищенских отрепьях. Она ползла к нему по булыжной мостовой.
Лицо у нее было бледное. Колени окровавлены. В редких волосах шевелились
белые вши. Она протягивала к нему дрожащие руки. - Ты наделен божествен-
ной силой, - говорила она. - Это большая ответственность, Джонни. Боль-
шое доверие. Ты должен быть достоин его. Он взял ее руки, накрыл их сво-
ими и сказал:
- Злые духи, оставьте эту женщину.
Она встала с колен.
- Исцелилась! - закричала она голосом, исполненным какогото странно-
го, зловещего торжества. - ИСЦЕЛИЛАСЬ! МОЙ СЫН ИСЦЕЛИЛ МЕНЯ! ДА СЛАВЯТСЯ
ЕГО ЗЕМНЫЕ ДЕЯНИЯ!
Он попытался протестовать, сказать ей, что совсем не хочет вершить
славные деяния, или вещать на нескольких языках, или предсказывать буду-
щее, или находить утерянные вещи. Он пытался сказать ей все это, но язык
не слушался. Затем мать оказалась позади него, она уходила по булыжной
мостовой, подобострастно сгорбившись, но в то же время в ее облике было
что-то вызывающее; голос матери звучал подобно колоколу:
- СПАСЕНА! СПАСИТЕЛЬ! СПАСЕНА! СПАСИТЕЛЬ!
И тут, к своему ужасу, он увидел, что позади нее тысячи, может быть,
даже миллионы других людей, изувеченных, искалеченных, запуганных. Там
была и толстая репортерша, желавшая знать, кого демократы выдвинут в
президенты в 1976 году; и до смерти перепуганный фермер в фартуке, с
фотографией улыбающегося сына - молодого человека в форме
военно-воздушных сил, пропавшего без вести во время налета на Ханой в
1972 году; и похожая на Сару заплаканная молодая женщина, она
протягивала ему младенца с огромной головой, на которой голубые вены
сплетались в таинственные письмена, предвещавшие скорую смерть; и
старик со скрюченными артритом пальцами, и многие другие. Они
вытянулись на мили, они терпеливо ждут, они доконают его своими
пугающими немыми мольбами.
- СПАСЕНА! - доносился настойчивый голос матери. - СПАСИТЕЛЬ! СПАСЕ-
НА! СПАСЕНА!
Он пытался объяснить им, что не способен ни исцелять, ни спасать, но
едва он открыл рот, как близстоящие вцепились в него и начали трясти.
Джонни действительно трясли. Это была рука Вейзака. Машину заполнял
яркий оранжевый свет - жуткий свет, превращавший доброе лицо Сэма в лицо
страшилища. Я еще сплю, подумал было Джонни, но тут же увидел, что это
свет от фонаря на автомобильной стоянке. Фонари тоже поменяли, пока он
находился в коме. Теперь вместо холодного белого света струился неес-
тественный оранжевый, ложившийся на кожу, как краска.
- Где мы? - спросил он хрипло.
- У больницы, - сказал Сэм, - Камберлендской терапевтической.
- А-а. Хорошо.
Он выпрямился, стряхивая остатки сна.
- Вы готовы?
- Да, - сказал Джонни.
Они пересекли стоянку под мягкое стрекотание сверчков; темноте носи-
лись светлячки. Мысли его были заняты матерью, но все же он не мог не
чувствовать прелести мягкого, благоухающего запаха ночи и легкого дуно-
вения ветерка на щеке. Он наслаждался здоровым воздухом и чувствовал се-
бя вполне окрепшим. Но Джонни вспомнил, зачем приехал сюда, и это ра-
достное ощущение показалось ему почти кощунственным - но только почти. И
отделаться от него не удавалось.
Навстречу им по коридору шел Герберт; он был в старых брюках, ботин-
ках на босу ногу и пижамной куртке. Джонни понял, насколько неожиданно
все произошло. Вид отца говорил больше, чем Джонни хотел бы знать.
- Сынок, - вымолвил Герберт. Он весь как-то усох.
Хотел сказать что-то еще, но не смог. Джонни обнял его, и Герберт
разрыдался, уткнувшись в рубашку Джонни.
- Пап, - сказал он. - Все хорошо, пап, все хорошо. Отец рыдал, поло-
жив руки на плечи Джонни. Вейзак отвернулся и стал рассматривать картин-
ки на стене - невзрачные акварели местных художников. Герберт провел ру-
кой по глазам и сказал:
- Посмотри, так в пижаме и приехал. У меня же было время переодеться,
пока ждал "скорую". Просто в голову, наверно, не пришло. Старческий ма-
разм.
- Ничего подобного.
- Ладно. - Герберт встряхнулся. - Тебя привез твой друг, врач? Очень
любезно с вашей стороны, доктор Вейзак.
- Чепуха, не стоит благодарности, - пожал плечами Сэм. Джонни с отцом
прошли в небольшую приемную и сели.
- Пап, она...
- Угасает, - сказал Герберт. Он вроде бы успокоился. - В сознании, но
угасает. Она спрашивала о тебе, Джонни. Наверное, только из-за тебя и
держится.
- Это я виноват, - сказал Джонни. - Все это моя... Он вздрогнул от
боли и с удивлением уставился на отца - тот схватил его за ухо и больно
вывернул. А ведь только что плакал у него на плече. Этот старый прием
применялся им как наказание за самые тяжкие проступки. Последний раз,
если Джонни не изменяла память, его драли за уши лет в тринадцать, когда
он напроказил со старым "рэмблером". Он неосторожно нажал на педаль
сцепления, машина бесшумно покатилась под горку и врезалась в садовый
сарай.
- Чтоб никогда этого не говорил, - сказал Герберт.
- Пап, ты что!
Герберт отпустил его и усмехнулся.
- Забыл небось, как тебя таскали за уши? Или думал, что я забыл? Нет,
Джонни, не надейся.
Джонни все так же ошарашено смотрел на отца.
- Н и к о г д а не смей винить себя.
- Но она же смотрела эти чертовы...
- Новости, да. Так разволновалась, дрожит... вдруг вижу - она по полу
и хватает воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. - Герберт придви-
нулся к сыну. - Доктору не до объяснений, но он спрашивал меня о ка-
ких-то "героических усилиях". Я ему ничего не стал говорить. Она по-сво-
ему согрешила, Джонни. Считала, что ей ведомы помыслы создателя. Поэтому
никогда не вини себя за ее ошибку. - Слезы вновь навернулись на его гла-
за. Голос стал тверже: - Видит бог, я любил ее всю жизнь, но в последнее
время все здорово осложнилось. Так что, наверное, это и к лучшему.
- А к ней можно?
- Да, она в конце коридора, тридцать пятая палата. Врачи знают, что
ты можешь прийти, и она тоже. И вот еще что, Джонни. Что бы она ни гово-
