- Я слышал, люди, вышедшие из длительной комы, долго не живут, - ска-
зал Джонни. - Они снова отключаются. Подобно лампочке, которая, перед
тем как перегореть, ярко вспыхивает.
Вейзак громко захохотал. Его гулкий смех словно шел изнутри - удиви-
тельно, как он не подавился жвачкой.
- О как мелодраматично! - Он положил руку на грудь Джонни. - Вы что,
думаете, мы с Джимом дети в этой области?
Как бы не так. Мы неврологи. Врачи, которых вы, американцы, цените на
вес золота. А это значит, что мы невежды не во всем, а лишь в том, что
касается деятельности человеческого мозга. Так что могу сказать: да, та-
кие случаи бывали. Но с вами этого не произойдет. Думаю, мы не ошибаем-
ся, а, Джим?
- Да, - сказал Браун. - Мы не обнаружили никаких серьезных нарушений,
Джонни. В Техасе один парень пролежал в коме девять лет. Сейчас он выда-
ет ссуды в банке вот уже шесть лет. А до того работал два года кассиром.
В Аризоне живет женщина, которая пролежала без сознания двенадцать лет.
Что-то там случилось с наркозом, когда она рожала. Сейчас она передвига-
ется в инвалидной коляске, но жива и в здравом уме. Она вышла из комы в
шестьдесят девятом, и ей показали ребенка, который появился на свет две-
надцать лет назад. Ребеночек был уже в седьмом классе и, кстати, велико-
лепно учился.
- Мне грозит инвалидная коляска? - спросил Джонни. - Я не могу вытя-
нуть ноги. С руками получше, а вот ноги... - Он устало замолчал, покачи-
вая головой.
- Связки сокращаются, - сказал Вейзак. - Понятно? Вот почему коматоз-
ные больные как бы скрючиваются, принимая положение, которое мы называем
зародышевым. Ныне мы знаем о физических изменениях во время комы гораздо
больше и успешнее можем противостоять болезни. Даже когда вы находились
без сознания, с вами регулярно занимался физиотерапевт. К тому же боль-
ные по-разному реагируют на коматозное состояние. У вас, Джонни, ухудше-
ние протекало довольно медленно. Как вы сами говорите, руки у вас на
удивление чувствительны и жизнеспособны. И тем не менее какое-то ухудше-
ние произошло. Лечение будет долгим и... стоит ли лгать? Нет, пожалуй.
Оно будет долгим и болезненным. Будут слезы. Вы можете возненавидеть
врача. И остаться навсегда прикованным к постели. Предстоят операции -
одна, если вам очень, очень повезет, но, может быть, и все четыре, -
чтобы вытянуть связки. Такие операции еще в новинку. Они удаются пол-
ностью или частично либо оказываются безрезультатными. И все же, с божь-
ей помощью, я полагаю, вы будете ходить. Лыжи и прыжки через барьер -
едва ли, но бегать и, конечно, плавать вы сможете.
- Спасибо, - сказал Джонни. Внезапно он почувствовал прилив нежности
к этому говорившему с акцентом человеку, у которого была такая странная
шевелюра. Джонни захотелось, в свою очередь, сделать что-нибудь приятное
для Вейзака - и с этим чувством пришло желание, почти необходимость при-
коснуться к нему. Неожиданно Джонни протянул руку и взял ладонь Вейзака.
Ладонь врача была большая, морщинистая, теплая.
- Да? - спросил мягко Вейзак. - Что такое?
Неожиданно все преобразилось. Непонятно как. Только вдруг Вейзак
весь ему открылся. Он как бы... п р и б л и з и л с я, сделался
контрастным в лучах мягкого, чистого света. Каждая точка, родинка и
черточка на лице Вейзака стала рельефной. И каждая рассказывала свою
историю. Джонни н а ч и н а л понимать.
- Дайте ваш бумажник, - сказал он.
- Бумажник?... - Вейзак и Браун удивленно переглянулись.
- В бумажнике лежит фотография вашей матери, мне нужно взглянуть на
нее, - сказал Джонни. - ПОЖАЛУЙСТА.
- Как вы узнали?
- ПОЖАЛУЙСТА!
Вейзак посмотрел на Джонни, затем медленно сунул руку под халат и вы-
тащил старый бумажник, пухлый и бесформенный.
- Откуда вы узнали, что я ношу фотографию матери? Ее нет в живых, она
умерла, когда нацисты оккупировали Варшаву...
Джонни выхватил бумажник. Вейзак и Браун застыли от изумления, Джонни
открыл бумажник и, не обращая внимания на прозрачные кармашки для фотог-
рафий, полез в глубину - его пальцы торопливо перебирали старые визитные
карточки, оплаченные счета, погашенный банковский чек, старый билет на
какое-то политическое собрание. Он вытащил маленькую любительскую фотог-
рафию, вклеенную в прозрачный пластик. С нее смотрела молодая женщина с
простым лицом - волосы убраны под платок, улыбка излучает свет и моло-
дость. Она держит за руку мальчика. Рядом стоит мужчина в польской воен-
ной форме.
Джонни зажал фотографию между ладонями и закрыл глаза, сначала было
темно, но затем из темноты стремительно появился фургон... нет, не фур-
гон, а катафалк. Катафалк, запряженный лошадьми. С фонарями, покрытыми
черным крепом. Конечно же, это был катафалк, потому что они...
(УМИРАЛИ СОТНЯМИ, НЕТ, ТЫСЯЧАМИ, НЕ В СИЛАХ ПРОТИВОСТОЯТЬ БРОНЕ, ВЕР-
МАХТУ, КАВАЛЕРИЯ ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА ПРОТИВ ТАНКОВ И ПУЛЕМЕТОВ, ВЗРЫВЫ,
КРИКИ, ПАДАЮЩИЕ СОЛДАТЫ, ЛОШАДЬ С РАЗВОРОЧЕННЫМИ ВНУТРЕННОСТЯМИ И ВЫКА-
ТИВШИМИСЯ БЕЛЫМИ ЯБЛОКАМИ ГЛАЗ, РЯДОМ ПЕРЕВЕРНУТОЕ ОРУДИЕ, И ВСЕ ЖЕ ОНИ
ДВИЖУТСЯ, ДВИЖЕТСЯ ВЕЙЗАК, СТОЯ В СТРЕМЕНАХ, И САБЛЯ ЕГО ВЫСОКО В ВОЗДУ-
ХЕ ПОД ПРОЛИВНЫМ ДОЖДЕМ ОСЕНЬЮ 1939 ГОДА, ЗА НИМ, УВЯЗАЯ В ГРЯЗИ, СЛЕДУ-
ЮТ ЕГО СОЛДАТЫ, ОРУДИЕ ФАШИСТСКОГО "ТИГРА" ИЩЕТ ЕГО, НАЩУПЫВАЕТ, ЦЕЛИТ-
СЯ, СТРЕЛЯЕТ, И НЕОЖИДАННО ТУЛОВИЩЕ ИСЧЕЗАЕТ, САБЛЯ ВЫЛЕТАЕТ ИЗ РУК; А
ДОРОГА ВЕДЕТ В ВАРШАВУ, И НАЦИСТСКИЙ ВОЛК РЫЩЕТ ПО ЕВРОПЕ.)
- Пожалуй, пора кончать с этим, - сказал Браун далеким и встревожен-
ным голосом. - Вы слишком возбуждены, Джонни. Голоса доносились издале-
ка, из коридора времени.
- Он в трансе, - сказал Вейзак.
Здесь жарко. Он обливается потом. Обливается потом, ведь...
(ГОРОД В ОГНЕ, ТЫСЯЧИ БЕЖЕНЦЕВ, РЕВУЩИЙ ГРУЗОВИК, ПЕТЛЯЯ, ДВИЖЕТСЯ
ПО МОЩЕННОЙ БУЛЫЖНИКОМ УЛИЦЕ, В КУЗОВЕ ТЕСНО СИДЯТ НЕМЕЦКИЕ СОЛДАТЫ В
ШЛЕМАХ-КОТЕЛКАХ, ОНИ МАШУТ РУКАМИ, И МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА УЖЕ НЕ
УЛЫБАЕТСЯ, ОНА БЕЖИТ, НАДО БЕЖАТЬ, РЕБЕНОК ОТПРАВЛЕН В БЕЗОПАСНОЕ
МЕСТО, И ВОТ ГРУЗОВИК ВЪЕЗЖАЕТ НА ТРОТУАР, УДАРЯЕТ ЕЕ КРЫЛОМ, ЛОМАЕТ
БЕДРО, ОТБРАСЫВАЕТ В ВИТРИНУ ЧАСОВОГО МАГАЗИНА, И ВСЕ ЧАСЫ НАЧИНАЮТ
БИТЬ, БИТЬ, ПОТОМУ ЧТО ПОРА ПРОБИТЬ ВРЕМЯ.)
- Шесть часов, - произнес Джонни хрипло. Глаза его закатились так,
что стали видны выпуклые белки. - Второе сентября тысяча девятьсот трид-
цать девятого года, и отовсюду голоса кукушек.
- О боже, что это? - прошептал Вейзак. Сестра отступила, прижавшись к
энцефалографу, она побледнела от испуга. Все напуганы, ибо смерть витает
рядом. Она всегда здесь витает, в этой...
(БОЛЬНИЦЕ, ЗАПАХ ЭФИРА, КРИЧАТ В ЭТОЙ ОБИТЕЛИ СМЕРТИ, ПОЛЬША ПАЛА ПОД
МОЛНИЕНОСНЫМ УДАРОМ ВЕРМАХТА, СЛОМАННОЕ БЕДРО, МУЖЧИНА НА СОСЕДНЕЙ КОЙКЕ
ПРОСИТ ВОДЫ, ПРОСИТ, ПРОСИТ, ПРОСИТ, ОНА ВСПОМИНАЕТ: "МАЛЬЧИК СПАСЕН",
КАКОЙ МАЛЬЧИК? ОНА НЕ ЗНАЕТ, КАКОЙ МАЛЬЧИК? КАК ЕГО ЗОВУТ? ОНА НЕ ПОМНИТ
ТОЛЬКО ОДНО...)
- Мальчик спасен, - прохрипел Джонни. - Так-так. Так-так.
- С этим пора кончать, - повторил Браун.
- Что вы предлагаете? - срывающимся голосом спросил Вейзак.
- Это зашло слишком далеко, чтобы...
Голоса затихают. Их обволакивает туман. Все в каком-то тумане. Европа
в тумане войны. Все в тумане, кроме вершин, горных вершин...
(ШВЕЙЦАРИИ. ШВЕЙЦАРИЯ, И ВДРУГ ЕЕ ИМЯ - БОРЕНЦ, ЕЕ ИМЯ ИОГАННА БО-
РЕНЦ, И МУЖ ЕЕ ИНЖЕНЕР ИЛИ АРХИТЕКТОР, СЛОВОМ, ТОТ, КТО СТРОИТ МОСТЫ, ОН
СТРОИТ В ШВЕЙЦАРИИ, А ТАМ КОЗЬЕ МОЛОКО, КОЗИЙ СЫР, РЕБЕНОК, ООООХ, КАКИЕ
РОДЫ! ТЯЖЕЛЕЙШИЕ РОДЫ, И ЕЙ НУЖНЫ НАРКОТИКИ, МОРФИЙ, ЭТОЙ ИОГАННЕ БО-
РЕНЦ, И ВСЕ ИЗ-ЗА БЕДРА, СЛОМАННОГО БЕДРА, ОНО ЗАЖИЛО, ОНО УСПОКОИЛОСЬ,
НО СЕЙЧАС ОНО ПРОСНУЛОСЬ И БОЛИТ ПОД НАЖИМОМ ТАЗОВЫХ КОСТЕЙ, РАЗДВИГАЮ-
ЩИХСЯ, ЧТОБЫ ПРОПУСТИТЬ РЕБЕНКА, ОДИН РЕБЕНОК, ДВА И ТРИ, И ЧЕТЫРЕ, ОНИ
ПОЯВЛЯЮТСЯ НЕ ВСЕ СРАЗУ - ЭТО УРОЖАЙ МНОГИХ ЛЕТ ОНИ...)
- Детки мои... - протянул Джонни вовсе не своим, а каким-то женским
голосом... Потом он запел что-то непонятное...
- Что это, боже правый... - начал было Браун.
- Польский, он же поет по-польски! - закричал Вейзак. Он вытаращил
глаза и побледнел. - Это колыбельная, на польском, о господи, что ж это
в самом деле?
Вейзак наклонился, будто хотел вместе с Джонни перешагнуть через го-
ды, перепрыгнуть через них, будто...
(МОСТ, КАКОЙ-ТО МОСТ, В ТУРЦИИ, ЗАТЕМ ДРУГОЙ МОСТ СРЕДИ ЖАРЫ ЮГО-ВОС-
ТОЧНОЙ АЗИИ, НЕ В ЛАОСЕ ЛИ? НЕ РАЗБЕРУ, ПОТЕРЯЛИ ТАМ ЧЕЛОВЕКА, ГАНСА,
ЗАТЕМ МОСТ В ВИРГИНИИ, МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ РАППАХАНОК И ЕЩЕ ОДИН В КАЛИФОР-
НИИ, МЫ ХОТИМ ПОЛУЧИТЬ ГРАЖДАНСТВО И ЗАНИМАЕМСЯ ЯЗЫКОМ В МАЛЕНЬКОЙ ДУШ-
НОЙ КОМНАТЕ НА ПОЧТЕ, ГДЕ ВСЕГДА ПАХНЕТ КЛЕЕМ, ИДЕТ 1963 ГОД, НОЯБРЬ, И
КОГДА МЫ УЗНАЕМ, ЧТО В ДАЛЛАСЕ УБИТ КЕННЕДИ, МЫ ПЛАЧЕМ, А КОГДА МАЛЕНЬ-
КИЙ МАЛЬЧИК ОТДАЕТ САЛЮТ У ГРОБА СВОЕГО ОТЦА, ОНА ДУМАЕТ: "МАЛЬЧИК СПА-
СЕН", И ЭТО НАВЕВАЕТ ВОСПОМИНАНИЯ О КАКОМ-ТО ПОЖАРЕ, КАКОМ-ТО БОЛЬШОМ
ПОЖАРЕ И СКОРБИ, ЧТО ЗА МАЛЬЧИК? ОНА ГРЕЗИТ О НЕМ, ЭТО ВЫЗЫВАЕТ ГОЛОВНУЮ
БОЛЬ, А ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ, ХЕЛЬМУТ БОРЕНЦ УМИРАЕТ, И ОНА С ДЕТЬМИ ЖИВЕТ В
КАРМЕЛЕ, ШТАТ КАЛИФОРНИЯ, В ДОМЕ НА... НА... НА... НЕ ВИЖУ ТАБЛИЧКИ, ОНА
В МЕРТВОЙ ЗОНЕ, ТАК ЖЕ КАК ЛОДКА, КАК СТОЛ ДЛЯ ПИКНИКА НА ЛУЖАЙКЕ, В
МЕРТВОЙ ЗОНЕ, КАК ВАРШАВА, ДЕТИ УХОДЯТ ОДИН ЗА ДРУГИМ, МАТЬ ПРИСУТСТВУЕТ
НА ШКОЛЬНЫХ ВЫПУСКАХ, А БЕДРО БОЛИТ, ОДИН ПОГИБ ВО ВЬЕТНАМЕ С ОСТАЛЬНЫМИ
ВСЕ В ПОРЯДКЕ, ЕЩЕ ОДИН СТРОИТ МОСТЫ, ЕЕ ЗОВУТ ИОГАННА БОРЕНЦ, И НОЧАМИ
В ОДИНОЧЕСТВЕ ОНА ТО И ДЕЛО ДУМАЕТ В ПУЛЬСИРУЮЩЕЙ ТЕМНОТЕ: "МАЛЬЧИК СПА-
СЕН")
Джонни поднял на них глаза. С головой творилось что-то странное. Оре-
ол над Вейзаком исчез. Джонни снова был самим собой, только ощущал сла-
бость и легкую тошноту. Он мельком взглянул на фотографию и отдал ее.
- Джонни? - спросил Браун. - Как вы себя чувствуете?
- Устал, - пробормотал он.
- Можете объяснить, что с вами произошло? Джонни посмотрел на Вейза-
ка.
- Ваша мать жива, - произнес он.
- Нет, Джонни. Она умерла много лет назад. Во время войны.
- Ее сбил немецкий военный грузовик, и она через витрину влетела в
часовой магазин, - сказал Джонни. - Она очнулась в больнице, но ничего
не помнила. У нее не было удостоверения личности, никаких документов.
Взяла имя Иоганна. Я не разобрал фамилии, а когда война кончилась, уеха-
ла в Швейцарию и вышла замуж за швейцарского... инженера, что ли. Его
специальность - строительство мостов, а звали его Хельмут Боренц. Так
что ее фамилия по мужу была - и есть - Иоганна Боренц.
Глаза сестры все более округлялись. Лицо доктора Брауна стало жестким
- то ли он считал, что Джонни их всех дурачит, а может, просто ему не
понравилось нарушение четкой программы опытов. Вейзак оставался непод-
вижным и задумчивым.
- У нее и у Хельмута Боренца родилось четверо детей. - Джонни говорил
тем же тихим, слабым голосом. - Жизнь бросала его в разные концы света.
Какое-то время он был в Турции. И где-то в Юго-Восточной Азии. В Лаосе
или, может быть, в Камбодже. Затем приехал сюда. Сначала Виргиния, затем
другие места, какие - я не понял, и, наконец, Калифорния. Они с Иоганной
получили американское гражданство. Хельмут Боренц умер. Один из детей
погиб. Остальные живы и здоровы. Но время от времени она грезит вами. И
в такие минуты она говорит: "Мальчик спасен". Однако она не помнит ваше-
го имени. А может, считает, что все потеряно.
- Калифорния? - произнес Вейзак задумчиво.
- Сэм, - сказал доктор Браун, - ей-богу, не стоит это поощрять.
- Где в Калифорнии, Джон?
- В Кармеле. На побережье. Не могу только сказать, на какой улице. Не
разобрал названия. Оно в мертвой зоне. Как стол для пикника и лодка. Но
она в Кармеле, в Калифорнии. Иоганна Боренц. Она еще не старая.
- Нет, конечно, она не должна быть старой, - сказал Сэм Вейзак тем же
задумчивым, отрешенным голосом. - Ей было всего двадцать четыре, когда
немцы напали на Польшу.
- Доктор Вейзак, я вынужден настаивать... - резко сказал Браун.
