помнить о земном притяжении и хрупкости собственных костей. Сам вино-
ват...
Но три раза подряд?!
"Они НАВЬ. Пустые человеческие оболочки... Это не люди... если бы
к тебе пришел убийца в маске красивой девушки. Или, что еще хуже, в
маске твоей матери..."
Он увидел собственные пальцы, побелевшие в мертвом хвате вокруг
тонкого стакана; еще мгновение - и здесь случится горстка окровавлен-
ного стекла. Зачем?..
Вернув себе власть над собственной рукой, он осторожно поставил
стакан на светлую, под мрамор, поверхность столика.
Страшно. Тоскливо и страшно. И не осталось ни капельки того чувс-
тва, которое он в последние месяцы привык считать счастьем... Эр-
зац-счастье. Счастьезаменитель...
А ведь можно не возвращаться в ту квартирку. Забыть. Дюнка... та,
кого он привык считать Дюнкой, не нуждается ни в пище... ни в чем не
нуждается...
Кроме него, Клава. Его присутствие ей жизненно необходимо; она
не раз говорила об этом, да и он сам, появляясь после вынужденного
долгого перерыва, видел, как побледнело и осунулось ее лицо, каким
безжизненно-холодным сделалось тело...
Он сжал зубы. Что это, игра в перетягивание каната? Он тянет ее
за собой, в жизнь... а она, выходит...
"Навы, как правило, общаются с людьми затем, чтобы убить. Уров-
нять, так сказать, шансы..."
- Молодой человек еще что-нибудь закажет?
- Да. Еще сока. И... двести граммов коньяка.
Девушка не удивилась. По-видимому, у Клава был вид человека, при-
выкшего пить коньяк из чайных чашек.
Что, если оставить ее... оставить Дюнку в одиночестве? В запертой
квартирке?..
В старике, сидящем на столике напротив, ему вдруг померещился
утешитель с кладбища. Усталое заурядное лицо - и неотрывный взгляд
из-под сведенных бровей: "Я всего лишь лум. Я делаю, что умею".
Клав мигнул. Нет, старик был совсем другой. Круглощекий и незна-
комый.
Он сглотнул свой коньяк, как глотают лекарство. И чуть было не
задохнулся; по счастью, его сильно ударили по спине:
- Парень, не губи благородный продукт!!
Все еще трезвый, Клав повернул голову...
...и не испугался. Кивнул чугайстру, как приятелю.
От чугайстра пахло мокрой шерстью. Клав мотнул тяжелой головой,
стер с глаз навернувшиеся слезы; наверное, если попасть в меховой без-
рукавке под дождь... то будешь пахнуть волком. Но дождя-то нет, да и
мех-то искусственный...
Все они вошли, вероятно, только что. Облюбовали столик в углу - а
Клав, поглощенный поединком с коньяком, не успел их заметить. Теперь
трое наблюдали из-за столика - один стоял перед Клавом...
Они уже виделись. Именно с ЭТИМ; только вот лицо его уже расплы-
вается, и Клав не может собрать разбегающиеся мысли, и не вспомнить,
где именно и о чем с ним разговаривал ЭТОТ, высокий, поджарый...
- Парень, тебе плохо? Может быть, помочь?
Клаву казалось, что голова его - земной шар. Такая же тяжелая...
и вращается так же неудержимо.
И тем более тяжело качнуть головой. Прогнать доброго чугайстра
простым жестом, означающим отказ.
* * *
Увидев среди кураторов Федору, Клавдий понял, что и на этот раз
день будет невыносимо тяжел.
- Патрон... К несчастью, куратор Мавин тяжело болен, и пожелал
чтобы в Вижне от его имени присутствовала я. Вот доверенность, переда-
ющая мне необходимые полномочия...
- Благодарю... Господа, займем же свои места и побеседуем.
Мрачный куратор Ридны чуть приподнял уголок рта. Чуть-чуть.
Куратор Ридны, любящий комфорт и ненавидящий ведьм, звался Варом
Танасом; ему было чуть за пятьдесят, и пять лет назад именно он был
наиболее вероятным претендентом на пост Великого Инквизитора. Он и
сейчас не утратил надежду занять этот пост; Клавдий знал, что первые
полчаса беседы Танас обычно хранит молчание.
- Господа, прежде чем выслушать ваши соображения, я хотел бы ска-
зать несколько слов о положении дел - каким я его вижу...
Он говорил семнадцать минут; Федора, сидящая на месте Мавина,
смотрела ему в висок. Он с трудом удерживался от желания потереть бо-
лезненную точку - мозоль от ее взгляда.
- ...Я хотел бы, чтобы мы вышли сегодня на максимальный уровень
откровенности. И максимальный уровень ответственности за свои поступки
- возможно, ситуация, в которой мы все оказались, не имеет аналогов...
По крайней мере, не имела аналогов последние четыреста лет...
Они все прекрасно поняли, что именно он имеет в виду. Кроме, воз-
можно, куратора округа Берст. Тот сидел, отрешенный, и, вероятно, ду-
мал о своем.
- Теперь я хотел бы услышать ваши соображения... По поводу ненор-
мальной активности ведьм. По поводу их странного стремления к общнос-
ти. По поводу... да чего там, по поводу кольца, в котором все мы ока-
зались. Кольца, которое сжимается...
Куратор Ридны снова поднял уголок рта. Федора вздохнула.
И тогда слова попросил куратор Альтицы. Молодой брюнет с тяжелым
неповоротливым телом и вертким, как угорь, мускулистым нравом; Клавдий
меланхолично подумал, что кресло Великого Инквизитора когда-нибудь
придется приспосабливать под обширное седалище Фомы из Альтицы. Навер-
няка; у толстяка ясный ум и железная хватка. Сегодня он вступит в аль-
янс с ридненским куратором. И первым метнет в Клавдия свой дротик - в
угоду Танасу из Ридны...
Клавдий прогнал навязчивую мысль о сигарете.
Фома был краток, но эмоционален.
Да, положение в Альтице оставляет желать лучшего - однако основ-
ной причиной этому послужил не предполагаемый всплеск активности
ведьм, а последний указ, полученный из Вижны. Альтица - земледельчес-
кий округ, где традиционно много оседлых неагрессивных ведьм; железные
меры, навязываемые Великим Инквизитором, произвели эффект пачки дрож-
жей, брошенной в нужник. Скверна полезла из всех щелей; ведьмы, деся-
тилетиями жившие в своих одиноких избушках без официального учета, од-
нако под негласным надзором - эти самые неучтенные ведьмы кинулись кто
куда, потому что, выполняя приказ, Инквизиция Альтицы вынуждена была
заполнить неучтенными ведьмами все тюрьмы округа... Бюджет претерпел
значительный урон. Ведьмы содержатся в переполненных изоляторах, в не-
подобающих условиях - отсюда рост агрессивности, отсюда паника и дес-
табилизация, отсюда трагедии, вроде той, когда тринадцатилетняя дев-
чонка, инициированная своей же учительницей математики, нарисовала на-
сос-знак зубной пастой на щеке спящего брата...
Фома сделал паузу. Жуткий случай, который в других обстоятельствах
вменился бы ему в вину, сегодня должен был проиллюстрировать правоту
его слов. Яркая иллюстрация. Кричащая.
Фома скорбно склонил тяжелую, отягощенную множеством подбородков
голову. Он, в общем-то, закончил. Обстановку в округе с большим трудом
удалось стабилизировать - только потому, что он, взяв грех на душу,
отступил от неукоснительного выполнения последнего приказа из Вижны.
Теперь он, вероятно, ответит за самоуправство и неподчинение; кто-ни-
будь другой предпочел бы погубить округ с точном соответствии с инс-
трукцией. Все; он, Фома, сказал все и готов отвечать на вопросы...
Клавдий, во время всей речи просидевший с неподвижным благожела-
тельным лицом, теперь явил на свет одну из самых обаятельных своих
улыбок:
- Господа, я предложил бы сперва высказаться всем... Потом вер-
нуться к вопросам. так сказать, комплексно.
Фома пожал тучными плечами и осторожно сел. Он любое движение
проделывал осторожно; отчаянным, отважным и непредсказуемым он мог
быть только в словах и поступках.
Один за другим поделились куратор Корды и новый куратор Рянки;
речь первого была нетороплива, неконкретна и переполнена намеками
опять же на недальновидное и слишком назойливое руководство из Вижны,
а также туманными жалобами на ведьм, которые действительно чрезвычайно
агрессивны. Речь второго - свеженазначенного куратора Юрица - свелась
к отчету о мерах, принятых на новом посту. Меры сводились прежде всего
к тому, чтобы тщательно искоренить все, насажденное предшественником;
Клавдий мял под столом пачку сигарет. Юриц талантлив - откуда в нем
эта мелочность?.. Еще двадцать минут - и Клавдий объявляет перерыв.
Перекур...
Речь Антора, куратора из Эгре, обернулась едва прикрытой нападкой
на позицию Фомы из Альтицы. Эгрянин совершенно точно вычленил из эмо-
циональной речи Фомы убийственный, с его точки зрения, факт: обилие не-
учтенных "земледельческих", "неагрессивных" ведьм, проживающих в из-
бушках "под негласным надзором". Один этот вскрывшийся факт в старые
времена служил поводом не то что для снятия с поста - для увольнения
из Инквизиции за профессиональную непригодность; Антор говорил негром-
ко, в голосе его звучал металл, Клавдий чуть прикрыл глаза, глядя на
солнечный луч, ползущий по белой полировке стола. Формально Антор
прав; однако НА ДЕЛЕ прав, конечно, Фома. Методы, пригодные для боль-
ших городов, часто отказывают среди разбросанных по полям хуторов и
местечек...
Он скосил глаза на листок, лежащий в приоткрытом ящике стола.
Последние данные по округам - полученные, между прочим, не впрямую от
кураторов, а исподтишка, от шпионов. Самый благополучный округ... гля-
ди-ка, Альтица. Еще вчера самым благополучным был Эгре. А самый небла-
гополучный...
Он коснулся виска. Федора смотрела, а он не отвечал на ее взгляд.
Самый неблагополучный - Одница. И положение усугубилось. Вплоть
до того, что наместник Одницы послал куратору Мавину официальный зап-
рос...
Антор, куратор из Эгре, закончил. Постоял, поочередно глядя на
присутствующих; потом сел, вернее, упал на стул. Ему была свойственна
некоторая небрежность - в движениях и в одежде, но не в делах. На ко-
го-кого, а на Антора Клавдий мог положиться...
Фома, которого речь Антора достала-таки, уязвила, теперь желчно
улыбался своим большим мягким ртом. Желал реванша - и, как показалось
Клавдию, нервничал. Слишком много было поставлено на карту, Фома мог и
слететь с поста, под общий-то шумок, под горячую руку...
Все смотрели на Танаса, куратора из Ридны. Первые полчаса давно
прошли - настало время для веского слова.
Танас молчал. Оба уголка его тонких губ были опущены - один чуть
больше, другой чуть меньше. Все ожидали; Танас молчал.
Чем мы занимаемся, подумал Клавдий с запоздалым отвращением.
Акробатический этюд с участием высокого кресла. Кого-то подсажу, ко-
го-то - подсижу... Ты залезешь в кресло, а я буду стоять у правого
подлокотника, а он у левого; потом я с его помощью столкну тебя, и его
столкну тоже, а у подлокотника будет стоять совсем другой человек...
Он открыл было рот, чтобы объявить перерыв - и увидел, как кура-
тор Берста, медлительный, вечно погруженный в себя, отрешенный и блед-
ный, поднимается со своего места.
Ведьмы прозвали Выкола, куратора округа Бернст, "железной змею-
кой". Он был неповоротлив - и неотвратим. Железная тварь, гремящая
сочленениями, в конце концов догонит самую верткую курицу. И придавит
без жалости - мимоходом...
Клавдий не любил Выкола. Именно за эту отрешенность. Клавдин не
понимал, как инквизитор может быть равнодушным.
- Господа... - именно этим, лишенным всяких эмоций голосом, Выкол
разговаривает со своими ведьмами. - Получив приказ господина Великого
Инквизитора о чрезвычайных мерах в отношении всех категорий ведьм, а в
особенности попытавшись претворить его в жизнь... я был раздражен не
меньше, чем коллега Фома.
Выкол замолчал. Вероятно, одна такая пауза способна вогнать в пот
самую упрямую из упрямых ведьм.
- Господа... Теперь я вынужден признать, что меры, предложенные
Великим Инквизитором, недостаточны. Мы стоим на краю пропасти, госпо-
