Жильбер понял.
- Впустите его, - сказал он Тайшу.
Тайш отворил дверь. На пороге возник молодой человек лет девятнадцати
или двадцати. Он медленно приблизился, опустился перед постелью Мирабо
на колени, взял его руку, поцеловал ее и разрыдался.
Мирабо, казалось, пытался поймать ускользавшее от него воспомнание.
- А, - внезапно сказал он, - я вас узнал: вы молодой человек из Ар-
жантея.
- Вы мой бог, будьте же благословенны! - сказал молодой человек. -
Вот и все, о чем я просил.
Он встал, прижал руки к глазам и вышел.
Спустя несколько секунд вошел Тайш с запиской, которую молодой чело-
век написал в передней.
Вот что говорилось в записке:
Целуя руку господину де Мирабо, я сказал ему, что готов умереть за
него.
Я пришел сдержать слово.
Вчера в одной английской газете я прочел, что в Лондоне в случае,
сходном со случаем нашего прославленного больного, было успешно продела-
но переливание крови.
Если окажется, что для спасения господина де Мирабо может быть полез-
но переливание крови, возьмите мою: она молодая и чистая.
Марне
Читая эти несколько строк, Мирабо не удержался от слез.
Он приказал, чтобы молодого человека вернули; но тот, явно желая ук-
лониться от столь заслуженной признательности, уже уехал, оставив два
своих адреса, парижский и аржантейский.
Спустя несколько минут Мирабо согласился принять всех: своих друзей
г-на де Ламарка и г-на Фрошо, свою сестру, г-жу де Сайан, и племянницу,
г-жу д'Арагон.
Он лишь отказался допустить к себе какого-либо другого врача, а в от-
вет на настояние Жильбера сказал:
- Нет, доктор, на вас пали все тяготы моего недуга, и, если вы меня
исцелите, пускай вся заслуга тоже достанется вам.
Время от времени он осведомлялся о том, кто наводил справки о его
здоровье, и, хотя он ни разу не спросил: "Не присылала ли кого королева
из дворца?. - по тому, как вздыхал умирающий, до конца пробегая глазами
список, Жильбер понимал, что в этом списке отсутствовало именно то
единственное имя, которое ему хотелось там обнаружить.
Тогда, не упоминая ни о короле, ни о королеве - для этого Мирабо был
еще недостаточно близок к смерти, - он с изумительным красноречием уг-
лублялся в общие вопросы политики, и, в частности, толковал о том, как
бы он повел себя по отношению к Англии, будь он министром.
Он был бы особенно счастлив, если бы ему удалось померяться силами с
Питтом.
- О, этот Питт, - воскликнул он как-то раз, - это министр приготовле-
ний: он управляет скорее посредством угроз, чем посредством истинных
дел; будь я жив, я причинил бы ему немало огорчений.
Время от времени под окнами вспыхивали крики - народ печально взывал:
"Да здравствует Мирабо!. - и в этих криках, похожих на молитву, звучала
скорее жалоба, чем надежда.
Мирабо прислушивался и просил отворить окно, чтобы этот шум, служив-
ший ему наградой за столько перенесенных страданий, достигал его ушей.
На несколько мгновений он застывал, напрягал слух и протягивал к окну
руки, словно впитывая и вбирая в себя все эти крики.
И Мирабо шептал:
- О добрый народ! Народ, оклеветанный, проклинаемый, презираемый, так
же как я! Они забыли меня, а ты меня вознаграждаешь, и это справедливо.
Наступила ночь. Жильбер не желал покидать больного, он придвинул шез-
лонг к его постели и прикорнул.
Мирабо не возражал; с тех пор как он уверился в том, что умирает, он,
казалось, больше не опасался своего врача.
Когда занялся рассвет, он попросил открыть окна.
- Мой милый доктор, - обратился он к Жильберу, - сегодня я умру. То-
му, кто находится в моем положении, ничего лучшего не остается, как
умастить себя благовониями и увенчать цветами, чтобы самым приятным об-
разом погрузиться в сон, от которого уже не очнешься... Разрешаете ли вы
мне делать все, что я хочу?
Жильбер дал ему понять, что он волен в своих поступках.
Тогда он позвал обоих слуг.
- Жан, - сказал он, - доставьте мне самые красивые цветы, какие най-
дете, а Тайш тем временем пускай приложит все усилия, чтобы навести на
меня красоту.
Жан посмотрел на Жильбера, словно спрашивая у него разрешения, и док-
тор утвердительно кивнул ему головой.
Жан вышел.
Тайш накануне был очень болен; теперь он принялся брить и завивать
своего господина.
- Между прочим, - сказал ему Мирабо, - ведь ты вчера прихворнул, мой
бедный Тайш; как ты чувствуешь себя нынче?
- О, превосходно, дорогой хозяин, - отвечал честный слуга, - желал бы
я, чтобы вы были на моем месте.
- Ну а я, - со смехом возразил Мирабо, - хоть ты и не слишком доро-
жишь жизнью, я не желал бы тебе быть на моем.
В этот миг прогремел пушечный выстрел. Где стреляли? Это так и оста-
лось неизвестным.
Мирабо содрогнулся.
- О, - произнес он, приподнявшись, - неужто уже начинается погребение
Ахилла?
Когда Жан вышел из дому, все бросились к нему, чтобы узнать новости о
прославленном больном, и не успел он сказать, что идет за цветами, как с
криком: "Цветы для господина де Мирабо!. - люди бросились в разные сто-
роны; двери домов распахивались, жильцы выносили, что у кого было в доме
или в теплице, так что меньше чем через четверть часа особняк наполнился
множеством самых редких цветов.
К девяти утра спальня Мирабо преобразилась в настоящую клумбу.
Тайш тем временем доканчивал его туалет.
- Дорогой доктор, - сказал Мирабо, - я попрошу у вас четверть часа,
чтобы попрощаться с одной особой, которой придется покинуть особняк од-
новременно со мной. Поручаю ее вашему вниманию на случай, если ее будут
оскорблять.
Жильбер понял.
- Ладно, - сказал он. - Я оставлю вас одних.
- Да, но ждите в соседней комнате. Когда эта особа уйдет, вы уже не
покинете меня, пока я не умру?
Жильбер кивнул.
- Обещайте.
Жильбер, всхлипывая, дал ему слово. Этот стоический человек сам был
удивлен своим слезам: он-то думал, что философия помогла ему стать неу-
язвимым для чувств.
Он пошел к двери.
Мирабо его остановил.
- Перед уходом, - попросил он, - откройте мой секретер и дайте мне
оттуда маленькую шкатулку.
Жильбер исполнил эту просьбу.
Шкатулка была тяжелая. Жильбер предположил, что она полна золота.
Мирабо знаком попросил поставить ее на ночной столик; затем он протя-
нул доктору руку.
- Будьте так добры, пришлите мне Жана, - попросил он. - Жана, вы слы-
шали? Не Тайша; мне трудно звать и звонить.
Жильбер вышел. Жан ждал в соседней комнате и вошел в дверь сразу же
после того, как из нее вышел Жильбер.
Жильбер слышал, как дверь за Жаном закрылась на засов.
Следующие полчаса Жильбер употребил на то, чтобы сообщить о состоянии
больного всем, кто толпился в доме.
Новости были отчаянные; доктор не скрыл от всей толпы, что Мирабо
навряд ли переживет день.
Перед входом в особняк остановилась карета.
На мгновение Жильбер подумал, что карета приехала из дворца и поэтому
ее почтительно пропустили, несмотря на общий запрет.
Он бросился к окну. Каким сладостным утешением для умирающего было бы
знать, что королева беспокоится о нем!
Но это была простая наемная карета, за которой посылали Жана.
Доктор догадался, для кого была нужна карета.
И в самом деле, через несколько минут Жан вышел, провожая женщину,
закутанную в длинное покрывало.
Толпа почтительно расступилась перед каретой, не пытаясь узнать, кто
была эта женщина.
Жан вернулся в дом.
Мгновение спустя дверь в спальню Мирабо вновь отворилась, и послышал-
ся ослабевший голос больного, призывавший доктора.
Жильбер поспешил на зов.
- А теперь, - попросил Мирабо, - поставьте эту шкатулку на место, мой
милый доктор.
Жильбер не сумел скрыть удивления, обнаружив, что шкатулка осталась
такой же тяжелой.
- Не правда ли, удивительно? - сказал Мирабо. - Такое, черт возьми,
неожиданное бескорыстие!
Вернувшись к постели, Жильбер нашел на полу вышитый платочек, отде-
ланный кружевом.
Он был мокр от слез.
- Вот как, - заметил Мирабо, - она ничего не унесла с собой, но
кое-что оставила.
Он взял влажный платок и положил его себе на лоб.
- Да, - прошептал он, - только у той нет сердца!."
И он откинулся на подушки, закрыв глаза; можно было подумать, что он
в забытьи или уже умер, если бы хрипы в груди не свидетельствовали о
том, что смерть еще только вступает в свои права.
XLVII
БЕЖАТЬ! БЕЖАТЬ! БЕЖАТЬ!
В действительности те несколько часов, что Мирабо еще прожил на све-
те, были агонией.
Тем не менее Жильбер остался верен данному слову и неотлучно находил-
ся у его ложа до последней минуты.
Впрочем, зрелище последней битвы между материей и душой, как бы ни
было оно горестно, всегда бывает весьма поучительно для врача и филосо-
фа.
Чем более велик был гений, тем поучительнее наблюдать, как этот гений
ведет последнюю схватку со смертью, которой суждено в конце концов его
одолеть.
А кроме того, при виде великого человека, испускающего дух, доктор
предавался мрачным мыслям и еще по одному поводу.
Почему умирал Мирабо - человек с духом атлета и со сложением Геркуле-
са?
Не потому ли, что поднял руку, чтобы поддержать эту готовую рухнуть
монархию? Не потому ли, что на мгновение на эту руку оперлась несущая
гибель женщина, зовущаяся Марией Антуанеттой?
Разве Калиостро не предсказал ему в отношении Мирабо нечто подобное?
И то, что он повстречал эти два странных существа, из коих одно погубило
репутацию, а другое - здоровье великого оратора Франции, ставшего опло-
том монархии, разве не подтвердило ему, Жильберу, что любые препятствия
рухнут, подобно Бастилии, на пути этого человека или, вернее, идеи, ко-
торой он служит?
Покуда Жильбер глубоко ушел в размышления, Мирабо шевельнулся и отк-
рыл глаза.
Он возвращался к жизни через врата страданий.
Он попытался заговорить, но безуспешно. Однако казалось, его нис-
колько не опечалило это новое несчастье; убедившись, что речь ему изме-
нила, он улыбнулся и взглядом постарался выразить всю благодарность, пи-
таемую им к Жильберу и ко всем, чьи заботы сопровождали его на этом наи-
высшем и последнем этапе пути, целью которого была смерть.
Между тем им, казалось, завладела какая-то мысль; только Жильберу бы-
ло по силам ее разгадать - и он разгадал.
Больной не мог определить, как долго длилось его забытье. Час? День?
В течение этого часа или дня не присылала ли королева справиться о его
здоровье?
Принесли снизу список, в который каждый, кто являлся сам по себе или
по чьему-либо поручению, вписывал свое имя.
Никто в этом списке не был известен близостью к королевской семье,
которая свидетельствовала бы пусть даже о замаскированной заботе.
Призвали Тайша и Жана, расспросили их; никто не приезжал, ни лакей,
ни курьер.
Тут Мирабо стал делать невероятные усилия, чтобы произнести еще нес-
колько слов, - такие усилия делал, наверно, сын Креза, когда, видя свое-
го отца в смертельной опасности, сумел преодолеть свою немоту и крик-
нуть: "Воин, не убивай Креза!.
Мирабо также преодолел немоту.
- Неужели они не знают, - воскликнул он, - что с моей смертью они по-
гибли? Я уношу с собой траур по монархии, и на моей могиле мятежники по-
делят между собой его ошметки...
Жильбер бросился к больному. Для искусного врача надежда длится, пока
длится жизнь. К тому же разве не следовало употребить все средства науки
хотя бы ради того, чтобы эти красноречивые уста могли произнести еще
несколько слов?
Он взял ложку, налил в нес несколько капель той зеленоватой жидкости,
флакон которой когда-то дал Мирабо, и поднес к губам больного, не смешав
ее на сей раз с водкой.
- О дорогой доктор, - с улыбкой сказал пациент, - если вы хотите,
чтобы эликсир жизни на меня подействовал, дайте мне полную ложку или це-
лый флакон.
- Это почему же? - спросил Жильбер, пристально вглядываясь в Мирабо.
