проливаем, но часто отдаляют еще сильнее; однако таково любовное голо-
вокружение: видя пропасть, не бежишь от нее, а бросаешься в бездну. Бла-
годарю вас еще раз, Оливье: вот видите, я уже развеселилась, я больше не
плачу.
И в самом деле, королева попыталась рассмеяться, но страдания словно
отучили ее радоваться, и смех ее прозвучал так уныло, так горестно, что
граф содрогнулся.
- О Господи, - прошептал он, - неужто вы так страдали?
Мария Антуанетта молитвенно сжала руки.
- Хвала Всевышнему, - сказала она, - в день, когда он постигнет глу-
бину моего горя, у него недостанет сил отказать мне в любви!
Шарни почувствовал, что его увлекают вниз по склону, на котором рано
или поздно он не сумеет остановиться. Он сделал усилие, как конькобежец,
который с риском проломить лед, по которому скользит, выгибается назад,
чтобы затормозить.
- Государыня, - сказал он, - не позволите ли вы мне все же поделиться
с вами плодами моего столь долгого отсутствия, рассказав, что мне пос-
частливилось для вас сделать?
- Ах, Шарни, - отвечала королева, - мне больше по душе было то, что
вы говорили сейчас, но вы правы: нельзя позволять женщине слишком надол-
го забывать, что она королева. Рассказывайте, господин посол: женщина
получила все, чего была вправе ожидать; королева внимает вам.
Тут Шарни поведал ей обо всем: как его послали к г-ну де Буйе, как
граф Луи приехал в Париж, как он, Шарни, от куста к кусту изучил дорогу,
по которой предстоит бежать королеве, и, наконец, как он объявил королю,
что осталось лишь приступить к материальному воплощению этого плана.
Королева слушала Шарни с превеликим вниманием и с огромной благодар-
ностью. Ей казалось невозможным, чтобы обычная преданность была способна
на такой подвиг. Только любовь, пламенная и заботливая любовь могла пре-
дусмотреть все препятствия и изобрести способы превозмочь и преодолеть
их.
Итак, она дала ему рассказать все от начала и до конца. Когда он до-
говорил, она спросила, глядя на него с невыразимой нежностью:
- Значит, вы в самом деле будете счастливы, Шарни, если вам удастся
меня спасти?
- И вы еще спрашиваете меня об этом, государыня? - воскликнул граф. -
Да это все, о чем я мечтаю, и, если мне удастся добиться успеха, это бу-
дет главной гордостью моей жизни!
- Я предпочла бы, чтобы это было просто наградой за вашу любовь, -
печально заметила королева. - Но это неважно... Не правда ли, ваше пла-
менное желание состоит в том, чтобы великий труд спасения короля, коро-
левы и дофина Франции осуществился вашими силами?
- Я ожидаю лишь вашего одобрения, чтобы посвятить этому труду свою
жизнь.
- Да, понимаю, мой друг; и к этому труду не должно примешиваться ни-
какое постороннее чувство, никакая человеческая приязнь. Немыслимо, что-
бы мой супруг и мои дети были спасены рукой, которая не осмелится ока-
зать им поддержку, когда они устремятся по этому пути, который мы должны
проделать вместе. Вверяю вам наши жизни, брат мой, но и вы в ваш черед
сжалитесь надо мной не правда ли?
- Сжалюсь над вами, государыня?." - сказал Шарни.
- Да. Вы не пожелаете, чтобы в тот миг, когда мне понадобятся все си-
лы, все мужество, все присутствие духа, - быть может, это безумная
мысль, но чего вы хотите! Бывают люди, которые боятся ходить ночью из-за
страха перед привидениями, в которые днем они не верят, - вы не пожелае-
те, чтобы все погибло из-за неисполненного обещания, из-за нарушенного
слова? Вы не пожелаете этого?."
Шарни перебил королеву.
- Государыня, - сказал он, - я желаю спасения вашего величества; я
хочу с честью завершить начатый труд и признаюсь вам, я в отчаянии от
того, что могу принести вам лишь такую ничтожную жертву: клянусь вам не
видеться с графиней де Шарни иначе как с разрешения вашего величества.
И, отвесив королеве почтительный и холодный поклон, он удалился, а
она, похолодев от тона, которым он произнес эти слова, даже не попыта-
лась его удержать.
Но едва за Шарни затворилась дверь, она горестно вскрикнула, ломая
руки:
- О, лучше бы он дал клятву не видеться со мной, но любил меня, как
любит ее!
LI
ЯСНОВИДЕНИЕ
На другой день, девятнадцатого июня, около восьми часов утра, Жильбер
расхаживал большими шагами по своей квартире на улице Сент-Оноре, время
от времени подходя к окну и выглядывая с таким видом, словно нетерпеливо
ждал посетителей, которые все никак не приедут.
В руке он держал сложенный вчетверо лист бумаги, буквы и печати на
котором просвечивали с обратной стороны листа. Несомненно, это была
весьма важная бумага; за время этого тревожного ожидания Жильбер дважды
или трижды развернул ее, перечитал, снова сложил, чтобы вскоре опять
развернуть.
Наконец стук кареты, остановившейся у дверей, заставил его со всех
ног броситься к окну, но было поздно: посетитель, приехавший в этой ка-
рете, уже входил в дом.
Однако Жильбер явно не сомневался в том, кто именно был его посети-
тель; отворив дверь в переднюю, он сказал:
- Бастьен, отворите графу де Шарни, я его жду.
И, в последний раз развернув бумагу, он вновь стал ее перечитывать,
но тут Бастьен, вместо того чтобы доложить о графе де Шарни, объявил:
- Его сиятельство граф Калиостро.
Мысль Жильбера находилась в тот миг так далеко от этого имени, что он
содрогнулся, словно перед его взглядом сверкнула молния, предвестница
грома.
Он поспешно сложил бумагу и спрятал ее в карман сюртука.
- Его сиятельство граф Калиостро? - повторил он, не в силах спра-
виться с удивлением, которое вызвало в нем это известие.
- Боже, ну разумеется, это я, собственной персоной, дорогой Жильбер,
- сказал граф, входя. - Я знаю, вы ждали не меня, а господина де Шарни,
но господин де Шарни сейчас занят - позже я скажу вам, чем именно, - и
доберется до вас не раньше чем через полчаса; видя это, я сказал себе:
"Раз уж я очутился в этих краях, загляну на минутку к доктору Жильберу."
Надеюсь, что меня не примут хуже из-за того, что я явился нежданным.
- Дорогой учитель, - ответил Жильбер, - вы же знаете: в любой час дня
и ночи вам здесь открыты обе двери: и от дома, и от моего сердца.
- Благодарю, Жильбер. Быть может, когда-нибудь и мне будет дано дока-
зать вам, как сильно я вас люблю. Когда настанет этот день, я не промед-
лю с доказательством. А теперь давайте побеседуем.
- О чем же? - спросил Жильбер с улыбкой, потому что появление Кали-
остро всегда сулило ему нечто удивительное.
- О чем? - повторил Калиостро. - Да на тему, которая нынче в моде: о
предстоящем отъезде короля.
Жильбер почувствовал, как по всему его телу пробежала дрожь, но улыб-
ка ни на мгновение не исчезла с его лица; и хотя у корней его волос неу-
держимо выступили капельки пота, усилием воли он по крайней мере не поз-
волил себе побледнеть.
- И поскольку этот разговор займет у нас некоторое время, благо тема
обширная, - продолжал Калиостро, - я сяду.
И Калиостро в самом деле сел.
Впрочем, преодолев первый ужас, Жильбер рассудил, что, как бы то ни
было, если Калиостро привел к нему случай, то случай счастливый. Как
правило, у Калиостро не было от него секретов; возможно, учитель расска-
жет ему все, что знает об отъезде короля и королевы, раз уж он об этом
обмолвился.
- Ну что, - добавил Калиостро, видя, что Жильбер выжидает, - значит,
отъезд назначен на завтра?
- Обожаемый учитель, - отозвался Жильбер, - вы знаете, я всегда пре-
доставляю вам высказаться до конца; даже если вы заблуждаетесь, я всегда
нахожу нечто поучительное не только в каждой вашей речи, но и в каждом
слове.
- А в чем я до сих пор ошибался, Жильбер? - возразил Калиостро. - Мо-
жет быть, в том, что предсказал вам смерть Фавраса, для которого, впро-
чем, в решающий миг сделал все, чтобы его спасти? Или когда предупредил
вас, что против Мирабо строит козни сам король и что Мирабо не будет
назначен министром? Или когда предрек, что Робеспьер восстановит эшафот
Карла Первого, а Бонапарт - трон Карла Великого? Здесь вы не можете ули-
чить меня в заблуждении, потому что время еще не пришло; из этих событий
одни относятся к концу нынешнего столетия, другие - к началу будущего.
Итак, ныне вам, дорогой мой Жильбер, известно лучше, чем кому бы то ни
было, что я говорю правду, когда утверждаю, что король завтра ночью дол-
жен бежать, - ведь вы один из организаторов этого бегства.
- Если так оно и есть, - произнес Жильбер, - то не ждете же вы, чтобы
я вам в этом признался, не правда ли?
- А на что мне ваше признание? Вам прекрасно известно, что я не
только вездесущ, но и всеведущ.
- Но если вы всеведущи, - сказал Жильбер, - то знаете, что сказала
вчера королева господину де Монморену по поводу отказа принцессы Елиза-
веты присутствовать в воскресенье на празднике Тела Господня: "Она не
желает ехать с нами в Сен-Жермен-л'Осерруа, она меня огорчает; могла бы
все-таки пожертвовать своими убеждениями ради короля." Значит, коль ско-
ро в воскресенье король с королевой едут в церковь Сен-Жермен-л'Осерруа,
то они не уедут нынче ночью или уедут, но недалеко.
- Да, но я знаю также, - отвечал Калиостро, - изречение великого фи-
лософа: "Слово было дано человеку, чтобы скрывать мысли". И, между про-
чим, Господь в великодушии своем вручил этот драгоценный дар не только
мужчинам, но и женщинам.
- Дорогой учитель, - сказал Жильбер, по-прежнему стараясь поддержи-
вать шутливый тон, - вы помните историю с недоверчивым апостолом?
- Который уверовал не раньше, чем Христос показал ему свои ноги, руки
и ребра. Что ж, дорогой Жильбер, королева, не имея привычки отказывать
себе в удобствах и не желая лишаться привычных вещей на время путешест-
вия, хотя, если расчеты господина де Шарни точны, оно должно продлиться
всего тридцать пять-тридцать шесть часов, заказала себе у Дебросса, на
улице Нотр-Дам-де-Виктуар, прелестный несессер из золоченого серебра,
предназначенный якобы для ее сестры эрцгерцогини Христины, правительницы
Нидерландов. Несессер был готов только вчера утром, и вечером его доста-
вили в Тюильри: вот вам о руках. Беглецы поедут в большой дорожной бер-
лине, просторной, удобной, где с легкостью могут поместиться шесть чело-
век. Она была заказана Луи, лучшему каретнику с Елисейских полей, а за-
казал ее господин де Шарни, который находится сейчас у него и отсчитыва-
ет ему сто двадцать пять луидоров, то есть половину условленной суммы;
вчера карету опробовали, заставив ее проделать один почтовый перегон в
четверной упряжке, и она великолепно выдержала испытание; на этот счет
господин Изидор представил весьма благоприятный доклад: вот вам о ногах.
И наконец, господин де Монморен, не зная, что он подписывает, подписал
нынче утром подорожную на имя баронессы Корф с двумя детьми, двумя гор-
ничными, управляющим и тремя слугами. Баронесса Корф - это госпожа де
Турзель, воспитательница королевских детей; двое ее детей - это ее высо-
чество принцесса и монсеньор дофин; две горничные - это королева и прин-
цесса Елизавета; управляющий - король, и, наконец, трое слуг, которые в
ливреях курьеров должны скакать впереди и позади кареты, - это господин
Изидор де Шарни, господин ле Мальден и господин де Валори; подорожная -
это та самая бумага, которую вы держали в руках, когда я приехал, а уз-
нав меня, сложили и сунули себе в карман, и составлена она в следующих
выражениях:
Именем короля
Просим пропустить госпожу баронессу Корф с двумя ее детьми, горчич-
ной, лакеем и тремя слугами.
Министр иностранных дел
Монморен
Это к вопросу о ребрах. Хорошо ли я осведомлен, милый Жильбер?
- Не считая маленького противоречия между вашими словами и содержани-
ем упомянутой подорожной.
- Какого противоречия?
- Вы сказали, что королева и Мадам Елизавета играют роли двух горнич-
