Александр Дюма
ГРАФИНЯ ДЕ ШАРНИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
(Продолжение)
XXXIII
ЧЕТЫРЕ СТУПЕНИ - ПРЕДЕЛ РОДСТВА
У Мирабо отнюдь не было налаженного хозяйства и соответственно не бы-
ло собственной кареты. Слуга пошел на поиски наемного экипажа.
Поездка в Аржантей, которая занимает сегодня одиннадцать минут, а че-
рез десяток лет, быть может, будет длиться каких-нибудь одиннадцать се-
кунд, была в те времена целым путешествием.
Почему Мирабо выбрал Аржантей? Как он сказал доктору, с этим городком
были связаны воспоминания. А человек испытывает такую великую потреб-
ность продлить свое краткое существование, что при малейшей возможности
цепляется за прошлое, чтобы не так быстро уноситься в сторону будущего.
В Аржантее одиннадцатого июля 1789 года умер его отец, маркиз де Ми-
рабо, умер, как подобало истинному дворянину, не желавшему ничего знать
о падении Бастилии.
Итак, в конце аржантейского моста Мирабо приказал остановить карету.
- Мы приехали? - спросил доктор.
- И да, и нет. Мы еще не добрались до замка Маре, который расположен
на четверть лье дальше Аржантея. Но я забыл вам сказать, дорогой доктор,
что сегодняшнее наше путешествие - не простая поездка; это паломничест-
во, и паломничество в три места сразу.
- Паломничество! - с улыбкой отозвался Жильбер. - И к какому же свя-
тому?
- К святому Рикети, мой милый доктор; этого святого вы не знаете, он
канонизирован людьми. По правде сказать, я весьма сомневаюсь, что Бо-
женька, если предположить, что он вникает во все глупости, которые тво-
рятся в этом жалком мире, утвердил бы эту канонизацию; тем не менее мож-
но смело утверждать, что здесь покоится Рикети, маркиз де Мирабо, Друг
людей, принявший мученическую смерть по причине излишеств и кутежей, ко-
торыми его доконал недостойный сын Оноре Габриель Виктор Рикети, граф де
Мирабо.
- Ах да, верно, - отозвался доктор, - ведь ваш отец умер в Аржантее.
Простите, что позабыл об этом, дорогой граф. Меня извиняет только то,
что в первые дни июля, возвратившись из Америки, я был арестован по до-
роге из Гавра в Париж и, когда ваш отец умер, находился в Бастилии. Я
вышел оттуда четырнадцатого июля вместе с семью остальными узниками
тюрьмы, и эта смерть, будучи при всей своей значительности частным собы-
тием, оказалась как-то заслонена событиями огромной важности, разразив-
шимися в том же месяце... А где жил ваш отец?
В тот самый миг, когда прозвучал этот вопрос, Мирабо остановился пе-
ред оградой, окружавшей дом, расположенный на берегу и обращенный фаса-
дом к реке, от которой его отделяли лужайка протяженностью примерно в
триста шагов и ряд деревьев.
Видя человека, остановившегося перед решеткой, огромный пес пиренейс-
кой породы с рычанием бросился на него, просунул голову между прутьев
решетки и попытался укусить Мирабо или хотя бы отхватить кусок от его
одежды.
- Черт побери, доктор, - заметил Мирабо, попятившись, чтобы избежать
грозных белых клыков сторожевого пса, - здесь ничто не изменилось, и ме-
ня встречают, как встречали при жизни отца.
Тем временем на крыльцо вышел молодой человек, он приказал псу замол-
чать, подозвал его и приблизился к двум посетителям.
- Простите, господа, - сказал он, - хозяева не имеют отношения к при-
ему, который оказывает вам этот пес; в этом доме жил маркиз де Мирабо, и
перед ним часто останавливаются гуляющие, а бедняга Картуш не может ура-
зуметь, что людей привлекает к дому его смиренных хозяев исторический
интерес, вот он и рычит без конца. Картуш, в будку!
Молодой человек сурово погрозил псу, и тот с рычанием ушел к себе в
конуру, просунул в отверстие две передние лапы и положил на них морду с
острыми клыками, кроваво-красным языком и горящими глазами.
Мирабо и Жильбер тем временем переглянулись.
- Господа, - продолжал молодой человек, - за этой решеткой сейчас на-
ходится один из обитателей дома, который готов отворить его и принять
вас, коль скоро вам любопытно не только осмотреть его снаружи.
Жильбер толкнул Мирабо локтем, давая знать, что он охотно осмотрел бы
дом изнутри.
Мирабо понял; впрочем, ему и самому хотелось того же, что Жильберу.
- Сударь, - сказал он, - вы читаете у нас в мыслях. Мы знаем, что в
этом доме жил Друг людей, и нам было бы очень любопытно попасть внутрь.
- И ваше любопытство возрастет, господа, - подхватил молодой человек,
- когда вы узнаете, что за то время, когда здесь жил Мирабо-отец, этот
дом дважды или трижды почтил посещением его прославленный сын, не всег-
да, если верить преданию, находивший тот прием, которого был достоин и
который мы бы ему оказали, если бы у него появилось желание, подобное
вашему, господа, коему я охотно иду навстречу.
И молодой человек с поклоном отворил ворота посетителям, потом вновь
захлопнул их и пошел вперед.
Но Картуш не мог потерпеть подобного гостеприимства; с ужасающим лаем
он вновь выскочил из конуры.
Молодой человек бросился между псом и тем из гостей, на которого пес,
казалось, лаял с особой яростью.
Но Мирабо отстранил молодого человека.
- Сударь, - сказал он, - и собаки, и люди лаяли на меня достаточно
часто; люди подчас кусали, собаки никогда. Кстати, говорят, что над жи-
вотными имеет непреодолимую власть человеческий взгляд; прошу вас, поз-
вольте мне произвести опыт.
- Сударь, - поспешно возразил молодой человек, - предупреждаю вас,
Картуш очень свиреп.
- Оставьте, оставьте, сударь, - отвечал Мирабо, - я каждый день имею
дело с более злобными тварями и не далее как сегодня справился с целой
сворой.
- Да, но с той сворой, - вмешался Жильбер, - вы можете говорить, а
могущество вашего слова никто не ставит под сомнение.
- Доктор, вы, по-моему, поборник учения о магнетизме?
- Разумеется. И что же?
- В таком случае вы должны признать могущество взгляда. Позвольте мне
испробовать на Картуше влияние магнетизма.
Мирабо, как мы видим, прекрасно владел тем бесстрашным языком, кото-
рый внятен высшим натурам.
- Что ж, попробуйте, - уступил Жильбер.
- Ах, сударь, - повторил молодой человек, - не подвергайте себя опас-
ности.
- Прошу вас, - произнес Мирабо.
Молодой человек поклонился в знак согласия и отступил влево, в то
время как Жильбер отступил вправо; они были похожи на двух дуэльных се-
кундантов в тот миг, когда их подопечный ждет выстрела противника.
Правда, молодой человек, поднявшись на две-три ступени крыльца вверх,
приготовился остановить Картуша, если слов или взгляда незнакомца будет
недостаточно.
Пес повел головой влево и вправо, словно желая убедиться, что чело-
век, возбудивший в нем, казалось, непримиримую ненависть, в самом деле
остался безо всякой защиты. Затем, видя, что человек один и безоружен,
он неторопливо вылез из своей конуры, похожий более на змею, чем на чет-
вероногое, и, внезапно бросившись вперед, одним прыжком преодолел треть
расстояния, отделявшего его от недруга.
Тут Мирабо скрестил руки на груди и властным взглядом, который упо-
доблял его на трибуне Юпитеру-Громовержцу, уставился прямо в глаза зве-
рю.
Одновременно все электричество, содержавшееся в столь мощном теле,
прихлынуло, казалось, к его лбу. Волосы его встали дыбом, как львиная
грива. И если бы вместо раннего вечера, когда солнце хоть и клонится к
закату, но еще светит, на дворе уже стояла ночь, каждый волос у него на
голове наверняка заискрился бы.
Пес резко остановился и посмотрел на человека.
Мирабо нагнулся, взял пригоршню песка и бросил ему в морду.
Пес зарычал и сделал еще один скачок, на три или четыре шага прибли-
зивший его к недругу. Но тот также пошел навстречу псу.
На мгновение зверь замер, как высеченный из гранита пес охотника Ке-
фала; но Мирабо все наступал на него, и обеспокоенный пес, казалось, ко-
лебался между гневом и страхом: глаза и клыки его угрожали, но он присел
на задние лапы. Наконец Мирабо поднял руку властным жестом, который
всегда так удавался ему на трибуне, когда он бросал в лицо врагам сар-
кастические оскорбительные или язвительные слова, и побежденный пес зад-
рожал всем телом и отступил, оглядываясь в поисках пути к бегству, а за-
тем повернулся и бросился к себе в конуру.
Мирабо высоко поднял голову, гордый и радостный, словно победитель
Истмийских игр.
- Ну, доктор, - сказал он, - господин Мирабо, мой отец, недаром гова-
ривал, что собаки - прямые кандидаты в люди. Вы видите этого наглого
труса; теперь он будет угодлив, как человек.
И, опустив руку, он повелительным тоном произнес:
- Сюда, Картуш, ко мне!
Пес поколебался; но Мирабо сделал нетерпеливый жест, и пес снова вы-
сунул голову из конуры, вылез, не отрывая взгляда от глаз Мирабо, прео-
долел таким образом все пространство, отделявшее его от победителя, а
очутившись у его ног, тихо и робко поднял голову и кончиком трепещущего
языка лизнул ему пальцы.
- Хорошо, - сказал Мирабо, - пошел в будку.
Он махнул рукой, и пес вернулся в конуру.
Молодой человек так и стоял на крыльце, вне себя от страха и удивле-
ния. Мирабо повернулся к Жильберу и сказал:
- Знаете, дорогой доктор, о чем я думал, выполняя свою безумную при-
хоть, свидетелем которой вы сейчас были?
- Нет, но скажите, ведь вы же не просто хотели попытать судьбу, не
правда ли?
- Я думал о недоброй памяти ночи с пятого на шестое октября. Доктор,
доктор, я пожертвовал бы половиной отпущенного мне срока жизни, чтобы
король Людовик Шестнадцатый видел, как этот пес бросился на меня, вер-
нулся в конуру, а потом подошел лизнуть мне руку.
Затем, обращаясь к молодому человеку, он добавил:
- Не правда ли, сударь, вы простите мне, что я осадил Картуша? А те-
перь, коль скоро вы готовы показать нам дом Друга людей, пойдемте его
осматривать.
Молодой человек посторонился, пропуская Мирабо, который, впрочем, су-
дя по всему, не слишком-то нуждался в провожатом и знал дом не хуже его
обитателей.
Не задержавшись в первом этаже, он поспешно стал подниматься по лест-
нице с чугунными перилами весьма искусной работы.
- Сюда, доктор, сюда, - сказал он.
И впрямь, Мирабо с присущим ему одушевлением, с привычкой повелевать,
заложенной в его характере, мгновенно превратился из зрителя в главное
действующее лицо, из простого посетителя в хозяина дома.
Жильбер последовал за ним.
Тем временем молодой человек позвал отца, человека лет пятидесяти-пя-
тидесяти пяти, и сестер, девушек пятнадцати и восемнадцати лет, и сооб-
щил им о том, какой странный гость их посетил.
Покуда он передавал им историю укрощения Картуша, Мирабо демонстриро-
вал Жильберу рабочий кабинет, спальню и гостиную маркиза де Мирабо, а
поскольку каждая комната пробуждала в нем воспоминания, Мирабо с прису-
щими ему обаянием и пылом рассказывал историю за историей.
Владелец и его семья с величайшим вниманием слушали этого чичероне,
открывавшего им летопись их собственного дома, и старались не пропустить
ни слова, ни жеста.
Когда верхние покои были осмотрены, на аржантейской церкви уже проби-
ло семь часов, и Мирабо, опасаясь, по-видимому, не успеть выполнить все
задуманное, предложил Жильберу спуститься не мешкая; сам он подал при-
мер, торопливо перешагнув через четыре первые ступеньки.
- Сударь, - обратился к нему владелец дома, - вы знаете столько исто-
рий о маркизе Мирабо и его прославленном сыне, что, сдается мне, вы мог-
ли бы, если бы только захотели, рассказать про эти первые четыре сту-
пеньки историю, ничуть не менее примечательную, чем остальные.
Мирабо помедлил и улыбнулся.
- Вы правы, - сказал он, - но об этой истории я собирался умолчать.
- Почему же, граф? - спросил доктор.
- Ей-Богу, судите сами. Выйдя из Венсенской башни, где провел восем-
надцать месяцев, Мирабо, который был вдвое старше блудного сына, но нис-
