Бийо ничем не проявил ни симпатии, ни антипатии; он лишь скрестил ру-
ки на дюжей груди и угрюмо пробормотал:
- Говорят, он предает народ.
- Подумаешь, - возразил Питу, - такое говорят обо всех великих людях
древности, от Аристида до Цицерона.
И еще более зычным и гулким голосом, чем в первый раз, он прокричал
вслед прославленному оратору:
- Да здравствует Мирабо!
Великий человек уже почти скрылся из виду, увлекая за собой водоворот
людей, хулы и приветственные клики. Питу соскочил со стола и сказал:
- А все равно, я очень доволен, что увидел господина де Мирабо...
Пошли, папаша Бийо, прикончим вторую бутылку и доедим нашу колбасу.
И он увлек фермера к столу, где их в самом деле ждали остатки угоще-
ния, которое Питу поглощал почти без посторонней помощи, как вдруг они
обнаружили, что к их столику придвинут третий стул, а на стуле сидит ка-
кой-то человек и словно поджидает их.
Питу посмотрел на Бийо; тот смотрел на незнакомца.
День этот, конечно, был днем братского единения, а потому допускал
некоторую бесцеремонность между согражданами, но в глазах Питу, не до-
пившего второй бутылки и не доевшего колбасы, бесцеремонность эта почти
равнялась той, которую позволял себе незнакомый игрок, подсевший к ше-
валье де Грамону.
Да и тот игрок, которого Гамильтон называет "ничтожеством", попросил
у шевалье де Грамона прощения "за великую дерзость", между тем как нез-
накомец и не думал просить прощения ни у Бийо, ни у Питу, а, напротив,
смотрел на них с некоторой издевкой, как, по-видимому, привык смотреть
на всех и каждого.
У Бийо, конечно же, был не такой нрав, чтобы сносить подобные взгля-
ды, не требуя объяснений; он проворно шагнул к незнакомцу, но не успел
фермер открыть рот или поднять руку, как незнакомец подал масонский
знак, и Бийо ответил на этот знак.
Эти двое даже не знали друг друга, однако они были братьями.
Впрочем, незнакомец и одет был так же, как Бийо, в мундир представи-
теля от провинций; лишь по некоторым отличиям в платье фермер заключил,
что человек этот, должно быть, принадлежал нынче к кучке иностранцев,
сопровождавших Анахарсиса Клоотса и представлявших на празднестве депу-
тацию от всего человечества.
После того как незнакомец и Бийо обменялись знаками, Бийо и Питу усе-
лись на свои места.
Бийо даже кивнул головой в знак приветствия, а Питу дружелюбно улыб-
нулся.
Однако оба они, казалось, вопросительно смотрели на незнакомца, и он
прервал молчание.
- Вы меня не знаете, братья, - сказал он, - а между тем я знаю вас
обоих.
Бийо пристально глянул на незнакомца, а Питу, натура более непос-
редственная, воскликнул:
- Да неужто знаете?
- Я знаю тебя, капитан Питу, - произнес иностранец, - я знаю тебя,
фермер Бийо.
- Все верно, - заметил Питу.
- Почему ты так мрачен, Бийо? - спросил иностранец. - Потому ли, что
тебе, победителю Бастилии, ворвавшемуся в крепость первым, забыли пове-
сить в бутоньерку медаль Четырнадцатого июля, забыли воздать тебе такие
же почести, какие воздали сегодня господам Майару, Эли и Юллену?
Бийо презрительно улыбнулся.
- Если ты знаешь меня, брат, - произнес он, - ты должен понимать, что
такое сердце, как мое, не могут опечалить подобные пустяки.
- Тогда, может быть, потому, что со всем присущим твоему сердцу вели-
кодушием ты понапрасну пытался воспротивиться убийствам Делоне, Фулона и
Бертье?
- Я сделал все, что мог и что было в моих силах, чтобы эти злодеяния
не свершились, - сказал Бнйо. - С тех пор я много раз видел во сне тех,
кто пал жертвой этих злодеяний, и ни один из них ни в чем меня не упрек-
нул.
- Потому ли, что, после пятого и шестого октября вернувшись к себе на
ферму, ты застал амбары пустыми, а поля нераспаханными?
- Я богат, - возразил Бийо, - один пропавший урожай мне нипочем.
- Значит, - сказал незнакомец, заглянув Бийо в лицо, - это оттого,
что твоя дочь Катрин...
- Молчите! - произнес фермер, стиснув незнакомцу руку. - Ни слова об
этом.
- Почему же? - возразил незнакомец. - Ведь я говорю об этом, чтобы
помочь тебе отомстить.
- Тогда, - сказал Бийо, побледнев и вместе с тем улыбаясь, - тогда
дело другое, давайте поговорим.
Питу не думал больше о еде и питье, он смотрел на незнакомца, словно
на колдуна.
- И как же намерена действовать твоя месть? - с улыбкой продолжал
иностранец. - Скажи. По-крохоборски, расправой с отдельным человеком,
как ты уже пытался однажды?
Бийо стал бледней мертвеца; Питу чувствовал, как по всему телу его
пробежала дрожь.
- Или ты собираешься преследовать всю касту?
- Собираюсь преследовать всю касту, - сказал Бийо, - потому что прес-
тупление одного человека - это их общее преступление; и господин
Жильбер, которому я жаловался, сказал мне: "Бедняга Бийо, то, что случи-
лось с тобой, случилось уже с сотнями тысяч отцов! Чем еще заниматься
дворянам, если в молодости не похищать девушек из простонародья, а в
старости не тянуть деньги из короля?.
- Вот как! Жильбер тебе это сказал?
- Вы его знаете?
Незнакомец улыбнулся.
- Я знаю всех людей, - сказал он, - и тебя, Бийо, фермера из Писле, и
Питу, капитана арамонской национальной гвардии, и виконта Изидора де
Шарни, бурсоннского сеньора, и Катрин.
- Я тебе уже говорил, брат, чтобы ты не произносил этого имени.
- Почему же?
- Что же с ней стряслось?
- Она умерла!
- Да нет же, она не умерла, папаша Бийо, - вскричал Питу, - ведь...
И с языка у него чуть не сорвалось: "Ведь я знаю, где она находится,
и каждый день с ней вижусь., но Бийо твердым, не допускавшим возражений
тоном повторил:
- Она умерла!
Питу склонил голову; он понял.
Быть может, Катрин была жива для других, но для него, отца, она умер-
ла.
- Так, так! - воскликнул незнакомец. - Будь я Диогеном, я потушил бы
свой фонарь: полагаю, что я встретил человека.
Затем он встал, протянул Бийо руку и сказал:
- Брат, пойдем, прогуляемся немного, а этот славный молодой человек
тем временем допьет свою бутылку и расправится с колбасой.
- Охотно, - отвечал Бийо, - я начинаю понимать, что ты хочешь мне
предложить.
И, взяв незнакомца под руку, он сказал, обратившись к Питу:
- Жди меня здесь, я вернусь.
- Знаете ли, папаша Бийо, - возразил Питу, - если вас долго не будет,
я заскучаю! У меня осталось всего полбутылки вина, огрызок колбасы да
тонкий ломтик хлеба.
- Ладно, славный Питу, - отозвался незнакомец. - Масштабы твоего ап-
петита нам известны, и мы пришлем тебе чего-нибудь такого, чтобы ты наб-
рался терпения, дожидаясь нас.
И в самом деле, не успели незнакомец с Бийо скрыться из виду за углом
стены из зелени, как на столе перед Питу возникли новая колбаса, второй
каравай и третья бутылка вина.
Питу ничего не понял из того, что произошло; он был весьма удивлен и
в то же время сильно встревожен.
Но удивление и тревога, как и все вообще чувства, крайне обостряли в
нем чувство голода.
Итак, Питу под воздействием удивления, а главное, тревоги ощутил неп-
реодолимую потребность отдать должное принесенным ему яствам и с пылом,
который мы за ним уже знаем, утолял эту потребность до самого прихода
Бийо, который вернулся один и молча, но с просветлевшим лицом, в котором
отражалось чувство, напоминавшее радость, опустился на стул напротив Пи-
ту.
- Ну, что? - спросил тот у фермера. - Какие новости, папаша Бийо?
- Новости такие, что завтра ты, Питу, отправишься домой один.
- А вы как же? - спросил капитан национальной гвардии.
- Я? - отозвался Бийо. - Я остаюсь.
XLI
ЛОЖА НА УЛИЦЕ ПЛАТРИЕР
Если наши читатели пожелают - поскольку с событий, о которых мы
только что поведали, миновала целая неделя, - итак, если наши читатели
пожелают вновь встретиться кое с кем из главных действующих лиц нашей
истории, лиц, которые не только играли роль в прошлом, но и предназначе-
ны играть ее в будущем, мы приглашаем их присесть у фонтана на улице
Платриер, к которому приходил когда-то мальчик Жильбер, гость Руссо,
чтобы обмакнуть в его воду свой черствый хлеб. Оказавшись здесь, мы по-
ведем наблюдение и пойдем за одним человеком, который вскоре должен
здесь оказаться, и мы узнаем его, но уже не по форменному платью предс-
тавителя от провинций - платью, которое после отъезда ста тысяч депута-
тов, присланных Францией, неизбежно привлекло бы к себе повышенное вни-
мание окружающих, а наш герой отнюдь не стремится к этому, - но в прос-
том и более привычном наряде богатого фермера из парижских окрестностей.
Теперь уже, наверно, читатель и сам понял, что герой этот - не кто
иной, как Бийо; он шагает по улице Сент-Оноре мимо решеток Пале-Рояля -
который с недавним возвращением герцога Орлеанского, более восьми меся-
цев пробывшего в лондонском изгнании, вновь обрел свое ночное великоле-
пие, - сворачивает налево, на улицу Гренель, и без колебаний устремляет-
ся по улице Платриер.
Однако, поравнявшись с фонтаном, у которого мы его поджидаем, он не-
решительно останавливается, но не потому, что ему не хватает духу, -
тем, кто его знает, хорошо известно, что, если отважный фермер решил ид-
ти хоть в самый ад, он пойдет туда не бледнея, - но явно потому, что
нетвердо знает дорогу.
И в самом деле, нетрудно убедиться-а нам в особенности, поскольку мы
следим за ним, не спуская с него глаз, - нетрудно убедиться, что он ос-
матривает и изучает каждую дверь, как человек, не желающий ошибиться ад-
ресом.
Однако, несмотря на внимательный осмотр, он миновал уже две трети
улицы, так и не найдя того, что искал; дальше проход перегорожен толпой
граждан, которые остановились возле кучки музыкантов, откуда раздается
голос, распевающий песенки на злобу дня; быть может, эти песенки не воз-
будили бы столь острого любопытства, если бы в каждую из них не были
вставлены один-два куплета с выпадами против известных лиц.
Одна из песенок под названием "Манеж. исторгла у толпы радостные кри-
ки. Поскольку Национальное собрание заседало в помещении Манежа, то раз-
ные группировки внутри Собрания приобрели свойства лошадиных мастей -
вороные и белые, чалые и гнедые - и, мало того, депутаты получили лоша-
диные клички: Мирабо окрестили Удалым, графа де Клермон-Тоннера - Пугли-
вым, аббата Мори - Шальным, Туре - Грозой, а Байи - Везунчиком.
Бийо на минутку остановился послушать эти более резкие, нежели спра-
ведливые нападки, потом взял направо, проскользнул вдоль стены и скрылся
из виду.
Наверняка в толпе он нашел то, что искал, потому что, затерявшись с
одной стороны ее, так и не вынырнул с другой.
Давайте же последуем за Бийо и посмотрим, что скрывается за этой куч-
кой людей.
За ней обнаруживается низенькая дверь; над нею красным мелом крупно
начертаны три буквы, которые, вне всякого сомнения, служат символом ны-
нешнего собрания, а наутро будут стерты.
Буквы эти - L, D и Р.
Судя по всему, эта дверца служит входом в подвал; мы спускаемся вниз
на несколько ступеней, потом идем по темному коридору.
По-видимому, в этом и состоит еще один опознавательный знак, подт-
верждающий первый: Бийо, внимательно рассмотрев три буквы, служившие ему
явно недостаточно точным указанием, поскольку он, как мы помним, не умел
читать, принялся считать ступени, по которым шел вниз, и, добравшись до
восьмой ступени, отважно устремился в проход.
В конце прохода мерцал бледный огонек; перед ним сидел человек и чи-
тал газету или делал вид, будто читает.
На звук шагов Бийо этот человек поднялся и подождал, уперев себе в
грудь палец.
Бийо в ответ выставил согнутый палец и прижал его к губам наподобие
висячего замка.
Очевидно, это и был пропуск, которого ожидал таинственный привратник;
он отворил находившуюся справа от него дверь, которую совершенно невоз-
