Женщины останавливались, молитвенно складывая руки: женщины очень лю-
били Робеспьера, который во всех выступлениях старался выказать чувстви-
тельность своего сердца.
- Как! Неужели это сам господин де Робеспьер?
- Он самый!
- Где он?
- Вон. Видишь этого худого человека в напудренном парике, что из
скромности пытается проскользнуть незамеченным?
Робеспьер старался проскользнуть незамеченным вовсе не из скромности,
а от страха, но кому бы пришло в голову сказать, что добродетельный, не-
подкупный Робеспьер, народный трибун, струсил?
Какой-то человек чуть ли не в лицо ему заглянул, чтобы убедиться,
вправду ли это Робеспьер.
Не зная, с какой целью этот человек приглядывается к нему, Робеспьер
еще глубже надвинул шляпу.
А тот убедился, что перед ним действительно вождь якобинцев.
- Да здравствует Робеспьер! - завопил он.
Робеспьер предпочел бы встретиться с врагом, нежели с таким другом.
- Робеспьер! - закричал еще один фанатик. - Да здравствует Робеспьер!
Если уж нам так нужен король, пусть он станет им.
О бессмертный Шекспир! Цезарь мертв, его убийца "пусть станет Цеза-
рем"!
Если кто-то когда и проклинал свою популярность, то это был Ро-
беспьер.
Вокруг него собралась большая группа, его уже хотели с триумфом по-
нести на руках.
Он бросил испуганный взгляд направо, налево, ища открытую дверь, ка-
кой-нибудь темный переулок, чтобы убежать, скрыться.
И тут он почувствовал, как его взяли за руку и потащили в сторону, и
чей-то дружеский голос тихо произнес:
- Идемте!
Робеспьер подчинился, позволил увести себя; за ним закрылась дверь, и
он увидел, что находится в мастерской столяра.
Столяру было от сорока двух до сорока пяти лет. Рядом с ним стояла
жена, а в задней комнате две дочери, одна пятнадцатилетняя, другая во-
семнадцатилетняя, накрывали стол для ужина.
Робеспьер был страшно бледен; казалось, он вот-вот лишится чувств.
- Леонора, стакан воды! - велел столяр.
Леонора, старшая дочка, дрожащей рукой поднесла Робеспьеру стакан.
Вполне возможно, что губы сурового трибуна коснулись руки м-ль Дюпле.
Дело в том, что Робеспьер оказался в доме столяра Дюпле.
Покуда г-жа Ролан, понимающая, какая опасность грозит главе якобин-
цев, ждет его в Сен-Клод, чтобы предложить убежище у себя, оставим Ро-
беспьера, который пребывает в полной безопасности у семейства Дюпле,
ставшего вскорости его семейством, и вернемся в Тюильри.
И на этот раз королева ждала, но поскольку ждала она не Барнава, то
находилась не в комнатах г-жи Кампан, а в своих покоях, и не стоя, дер-
жась за ручку двери, а сидя в кресле и подперев подбородок рукой.
Она ждала Вебера, которого послала на Марсово поле и который все ви-
дел с холма Шайо.
Чтобы отдать справедливость Марии Антуанетте, чтобы сделать понятнее
ненависть, которую, как утверждали, она питала к французам и за которую
ее так упрекали, мы, рассказав, что она вынесла при возвращении из Ва-
ренна, расскажем, что она вынесла после возвращения.
Историк может быть пристрастным, мы же являемся всего лишь романис-
том, и пристрастность для нас недопустима.
После ареста короля и королевы весь народ жил одной только мыслью:
однажды сбежав, они способны сбежать снова и на сей раз вполне могут
оказаться за границей.
Королева же вообще в глазах народа выглядела колдуньей, способной,
подобно Медее, улететь из окна на колеснице, влекомой парой драконов.
Подобные подозрения живы были не только среди народа, к ним склоня-
лись даже офицеры, приставленные охранять Марию Антуанетту.
Г-н де Гувьон, который упустил ее, когда она бежала в Варенн, и лю-
бовница которого, служительница гардеробной, донесла про поездку к Байи,
заявил, что снимает с себя всякую ответственность, если к королеве будет
иметь право входить какая-либо другая женщина, кроме г-жи де Рошрель;
так звали, как помнит читатель, эту даму из гардеробной.
Перед лестницей, ведущей в покои королевы, он велел повесить портрет
г-жи де Рошрель, чтобы часовой мог свериться по нему, та или не та жен-
щина направляется наверх, и не пропускал никого другого.
Королеве сообщили об этом, она тотчас отправилась с жалобой к королю.
Людовик XVI не поверил услышанному и спустился вниз, чтобы убедиться,
правда ли это. Оказалось, правда.
Король пригласил г-на де Лафайета и потребовал убрать портрет.
Портрет убрали, и камеристки королевы вновь получили возможность
прислуживать ей.
Но взамен этого унижения было придумано другое, не менее уязвляющее
королеву: офицеры батальона, который нес караул в салоне, смежном со
спальней королевы и именовавшемся большим кабинетом, получили приказ все
время держать открытой дверь в спальню, чтобы постоянно иметь королевс-
кое семейство под присмотром.
Как-то король случайно закрыл дверь.
Дежурный офицер тотчас же открыл ее.
Король вновь закрыл ее.
Офицер же, снова открыв ее, объявил:
- Государь, дверь закрывать бесполезно: сколько раз вы ее закроете,
столько раз я ее открою. Таков приказ.
Дверь осталась открытой.
Офицеры позволили закрывать двери, только когда королева одевается
или раздевается.
Чуть только королева оделась или легла в постель, дверь распахива-
лась.
Это было невыносимо.
Королеве пришло в голову поставить кровать горничной рядом со своей,
чтобы та находилась между нею и дверями.
Полог кровати горничной являл собой заслон, за которым королева могла
одеваться и раздеваться.
Однажды ночью дежурный офицер, видя, что горничная спит, а королева
бодрствует, воспользовался этим и подошел к королевской постели.
Королева взглянула на него так, как могла взглянуть лишь дочь Марии
Терезии, когда видела, что кто-то недостаточно почтителен с нею, но от-
важный офицер, которому и в голову не приходило, что он проявляет непоч-
тение к королеве, ничуть не испугался, а, напротив, посмотрел на нее с
жалостью, которую королева сумела почувствовать.
- Государыня, - обратился он к ней, - раз уж мы с вами сейчас одни, я
дам вам несколько советов.
И тут же, не интересуясь, желает ли королева слушать его, он объяснил
ей, что бы сделал, будь он на ее месте.
Королева, которая с гневом смотрела на него, когда он подходил, услы-
шав его вполне добродушный тон, позволила ему говорить, а потом уже слу-
шала с глубокой печалью.
Но тут проснулась горничная и, увидев у постели королевы мужчину,
вскрикнула и хотела позвать на помощь.
Королева остановила ее:
- Нет, Кампан, позвольте мне послушать, что говорит этот господин...
Он хороший француз, и, хотя заблуждается, как многие другие, относи-
тельно наших намерений, его слова свидетельствуют о неподдельной предан-
ности королю.
И офицер высказал королеве все, что собирался сказать.
