роение обыкновенно скверное.
Словом, среди тех полутора сотен, что обступили Алтарь отечества, бы-
ло немало людей в дурном настроении и, что главное, с хмурыми лицами.
Вдруг торговка лимонадом, поднявшаяся на помост, вскрикнула.
Сверло коловорота вонзилось ей в башмак.
Она позвала на помощь, сбежались люди. В помосте были просверлены
дырки, происхождение которых для всех оставалось загадкой, и только
сверло, вонзившееся в башмак лимонадницы, свидетельствовало о при-
сутствии под помостом Алтаря отечества одного или нескольких человек.
Что они там могут делать?
К ним обращались, призывали ответить, сказать, чего они хотят, выйти,
показаться.
Ответа не было.
Художник оставил свой холст, побежал на заставу Гро-Кайу, чтобы поз-
вать стражника.
Но стражник просверленный башмак лимонадницы счел недостаточным пово-
дом для беспокойства, пойти на Марсово поле отказался и отослал художни-
ка.
Когда тот возвратился, ожесточение уже дошло до предела. Вокруг Алта-
ря отечества сгрудилось сотни три человек. Отодрали доску, залезли под
помост и обнаружили там наших куафера и инвалида.
Куафер счел коловорот вещественным доказательством преступления и
отбросил его подальше, но о бочонке не подумал.
Обоих ухватили за шиворот, вытащили на платформу, стали допрашивать,
что они там делали, а поскольку оба бормотали что-то несуразное, отвели
к комиссару полиции.
Там они признались, с какой целью залезли под помост, и комиссар,
сочтя их поступок безобидной проказой, отпустил их на свободу. Однако у
дверей их поджидали прачки из Гро-Кайу с вальками в руках. Прачки из
Гро-Кайу, похоже, были крайне чувствительны в вопросах женской чести;
эти разъяренные Дианы принялись колотить новейших Актеонов вальками.
И тут прибежал какой-то человек: под Алтарем отечества обнаружили бо-
чонок с порохом, и получалось, что эти двое забрались туда вовсе не для
того, чтобы, как они признались, провертеть дырки и заглядывать под юб-
ки, а чтобы взорвать патриотов.
Достаточно было вытащить из бочонка затычку, чтобы убедиться, что в
нем вино, а никакой не порох; достаточно было поразмыслить, чтобы по-
нять, что если бы оба заговорщика подожгли фитиль (в предположении, что
в бочонке действительно порох), то первым делом они взорвали бы себя,
причем куда верней, чем патриотов, и этого хватило бы, чтобы оправдать
подозреваемых, однако случаются моменты, когда ни о чем не размышляют и
ничего не проверяют, вернее, не желают ни размышлять, ни проверять.
В один миг шквал превратился в ураган. Появилась группа мужчин. Отку-
да? Никто не знает. Откуда появились люди, убившие Фулона, Бертье, Флес-
селя, свирепствовавшие пятого и шестого октября? Из тьмы, где они и
скрываются, сделав свое смертоносное дело. Эти люди набросились на нес-
частного инвалида и беднягу куафера, сбили их с ног; инвалид, пронзенный
ударом ножа, больше не встал, куафера дотащили до фонарного столба, на-
кинули на шею петлю и вздернули. Веревка порвалась под тяжестью его те-
ла, и он упал с высоты почти десяти футов. Он был еще жив, еще дергался
и вдруг увидел голову своего приятеля на пике. Откуда там оказалась пи-
ка? При этом зрелище он закричал и потерял сознание. Ему отрубили, вер-
ней, отрезали голову и водрузили на чудесным образом оказавшуюся под ру-
кой вторую пику.
Тотчас толпой овладело желание пронести отрезанные головы по Парижу,
и примерно сотня бандитов с песней двинулась по улице Гренель.
В девять утра муниципальные чиновники, нотабли в сопровождении прис-
тавов и трубачей возвестили на площади Пале-Рояль декрет Национального
собрания и объявили о карательных мерах, какие будут предприняты при лю-
бом нарушении этого декрета, и тут с улицы Сен-Тома-дю-Лувр вышли убий-
цы.
Ситуация для муниципалитета оказалась самой что ни на есть выигрыш-
ной: как бы ни суровы были объявленные им меры, они не предусматривали
преступления, подобного тому, что только что совершилось.
Депутаты начали уже собираться; от Пале-Рояля до Манежа, где заседало
Национальное собрание, рукой подать, и известие произвело в зале эффект
разорвавшейся бомбы.
Но только речь в Собрании шла не о парикмахере и инвалиде, чрезмерно
сурово покаранных за невинную шалость, а о двух добропорядочных гражда-
нах, друзьях порядка, убитых за то, что они требовали от революционеров
уважать закон.
На трибуну вырвался Реньо де Сен-Жан-д'Анжели.
- Граждане, - заявил он, - я требую введения военного положения, я
требую, чтобы Национальное собрание объявило тех, кто личными или кол-
лективными обращениями подстрекает народ к неповиновению, преступниками
против нации!
Национальное собрание чуть ли не в полном составе встало с мест и по
предложению Реньо де Сен-Жан-д'Анжели объявило преступниками против на-
ции всех, кто личными или коллективными обращениями подстрекает народ к
неповиновению.
Таким образом, петиционеры стали преступниками против нации. Что и
требовалось.
Робеспьер прятался в Национальном собрании в каком-то закутке; он
слышал, как объявили голосование, и помчался к якобинцам, чтобы выска-
зать свое мнение о мере, принятой депутатами.
В Якобинском клубе было пусто, человек тридцать, не больше, слонялись
в старом монастыре. Там был и Сантер, ожидавший распоряжений руководите-
лей.
Его послали на Марсово поле предупредить петиционеров о грозящей
опасности.
Человек около трехсот у Алтаря отечества подписывали петицию якобин-
цев.
Бийо был в центре этой толпы; писать он не умел, но назвался, ему по-
могли вывести свою фамилию, так что он подписался одним из первых.
Сантер поднялся на Алтарь отечества, сообщил, что Национальное собра-
ние объявило мятежником всякого, кто посмеет потребовать низложения ко-
роля, и сказал, что послан Якобинским клубом отозвать петицию, состав-
ленную Бриссо.
Бийо спустился на три ступеньки и оказался лицом к лицу со знаменитым
пивоваром. Оба представителя народа обменялись пристальными взглядами,
признав друг в друге олицетворение двух мощных сил, действовавших в дан-
ный момент, - провинцию и Париж.
Оба по-братски относились друг к другу: они вместе сражались при взя-
тии Бастилии.
- Ладно, - сказал Бийо, - вернем якобинцам их петицию, но вместо нее
напишем другую.
- И пусть эту петицию принесут мне в Сент-Антуанское предместье, -
сказал Сантер, - я ее подпишу и велю подписать своим рабочим.
Он протянул руку Бийо, и тот пожал ее.
Это свидетельство братства Парижа и провинции было встречено аплодис-
ментами.
Бийо вручил Сантеру петицию, и тот, уходя, многообещающе и со-
чувственно помахал толпе рукой, что было воспринято весьма благожела-
тельно: Сантер обретал популярность.
- Ну что ж, - сказал Бийо, - якобинцы перетрусили, и, перетрусив, они
имеют право отозвать свою петицию, но мы-то никого не боимся и имеем
полное право написать новую.
- Да! Да! - раздались крики. - Новую петицию! Здесь же! Завтра!
- А почему не сегодня? - бросил Бийо. - Завтра! Кто знает, что будет
завтра?
- Правильно! - закричали вокруг. - Сегодня! Сейчас же!
Вокруг Бийо образовалась группа хорошо одетых людей; у силы есть
свойство притягивать к себе.
Она состояла из депутатов от кордельеров и сторонников якобинцев, ко-
торые либо по незнанию, либо потому, что были решительнее главарей, воп-
реки принятому решению пришли на Марсово поле.
Люди эти были пока еще никому не известны, но вскоре все они просла-
вились, хотя и по-разному.
Там были Робер, м-ль де Керальо, Ролан, Брюн, типографский рабочий,
который станет маршалом Франции, публицист Эбер, будущий редактор чудо-
вищного "Папаши Дюшена., Шометт, журналист и студент медицины, Сержан,
гравер по меди, который станет зятем Марсо и будет ставить патриотичес-
кие праздненства, Фабр д'Эглантин, автор "Эпистолярного приключения.,
Анрио, жандарм гильотины, Майар, свирепый привратник Шатле, которого мы
потеряли из виду после шестого октября, но с которым еще встретимся вто-
рого сентября, Изабе-отец и Изабе-сын, быть может единственный из участ-
ников этого события, который, еще молодой и бодрый в свои восемьдесят
восемь лет, смог рассказать об этом событии.
- Сейчас же! - кричал народ. - Немедленно!
Ответом были бурные аплодисменты собравшихся.
- Но кто будет писать? - раздался голос.
- Я, вы, мы все! - крикнул Бийо. -Это будет поистине народная пети-
ция!
Один из патриотов побежал раздобыть бумаги, чернил, перьев.
В ожидании его люди взялись за руки и принялись танцевать фарандолу,
распевая "Пойдет! Пойдет!"
Через минут десять он вернулся со всем необходимым; на всякий случай
он купил бутыль чернил, связку перьев и пять стоп бумаги.
Робер взял перо и под диктовку м-ль Керальо и супругов Ролан написал
следующую петицию "Петиция Национальному собранию, написанная на Алтаре
отечества 17 июля 1791 г.
Представители нации!
Ваши труды близятся к концу; вскоре ваши преемники, избранные наро-
дом, пойдут по вашим стопам, не встречая препятствий, которые чинили вам
депутаты от привилегированных сословий, естественные враги принципов
священного равенства.
Свершается страшное преступление: Людовик XVI бежал, бесчестно поки-
нув свой пост; государство на краю анархии; граждане арестовывают его в
Варенне и препровождают в Париж. Народ столицы настоятельно требует от
вас не выносить решения о судьбе преступника, не выслушав мнения ос-
тальных восьмидесяти двух департаментов.
Вы в нерешительности; множество адресов поступает в Национальное соб-
рание, все секции страны единодушно требуют суда над Людовиком. Вы же,
господа, предрешили, что он невиновен и неприкосновенен, объявив своим
голосованием 16 июля, что по завершении Конституции ему будет представ-
лена конституционная хартия. Законодатели! Это расходится с желанием на-
рода, и мы полагали, что ваша наивысшая слава, ваш долг состоит в том,
чтобы быть органом волеизъявления общества. Мы не сомневаемся, господа,
что вас подтолкнули к такому решению те многочисленные депутаты, что уже
заранее объявили себя противниками Конституции. Но, господа представите-
ли великодушного и верящего вам народа, вспомните, что эти двести девя-
носто непокорных депутатов потеряли право голоса в Национальном собра-
нии, а потому декрет не имеет силы ни по форме, ни по существу: по су-
ществу, потому что он противоречит воле народа-суверена; по форме, пото-
му что он принят голосами двухсот девяноста человек, утративших право
голосовать.
Эти соображения, стремление к всеобщему благу, властное желание избе-
жать анархии, к которой толкает нас отсутствие согласия между народом и
его представителями, дают нам законное право потребовать от имени всей
Франции, чтобы вы вернулись к этому декрету, имея в виду, что преступле-
ние Людовика XVI доказано и король отрекся; чтобы вы приняли его отрече-
ние и созвали в соответствии с Конституцией новое Собрание, дабы оно,
действуя в интересах нации, провело суд над преступником, а главное,
произвело замену прежней и организацию новой исполнительной власти."
Чуть только петиция была закончена, потребовали тишины. Мгновенно
прекратился всякий шум, все обнажили головы, и Робер громко прочел то,
что мы представили вниманию наших читателей.
Петиция устроила всех, не было сделано ни одного замечания; напротив,
после последней фразы раздались единодушные рукоплескания.
Теперь оставалось только подписать ее, но сейчас речь шла не о двухс-
тах-трехстах человеках, а самое меньшее о десяти тысячах, и, поскольку
люди непрестанно подходили на Марсово поле, было ясно, что через час
вокруг алтаря отечества будет уже не меньше тысяч пятидесяти.
Составители петиции подписали ее первыми, потом передали перо сосе-
