ных госпожи де Турзель, а между тем в подорожной упомянута только одна
горничная.
- А, тут дело вот в чем. По прибытии в Бонди госпожу де Турзель, ко-
торая полагает, будто едет до Монмеди, попросят выйти из кареты. На ее
место сядет господин де Шарни, человек преданный, на которого можно по-
ложиться; в случае надобности он возьмет на себя дверцу кареты и, если
до этого дойдет, выхватит из карманов два пистолета. В баронессу Корф
тогда превратится королева, а поскольку кроме нее в карете - не считая
ее королевского высочества принцессы, которая, впрочем, относится к де-
тям, - останется только одна женщина, Мадам Елизавета, то вносить в по-
дорожную двух горничных оказывается ни к чему. А теперь не угодно ли вам
еще подробностей? Пожалуйста, подробностей у меня хоть отбавляй, и я с
вами поделюсь. Отъезд был назначен на первое июня, на этом очень настаи-
вал господин де Буйе, он даже написал на этот счет королю занятное
письмо, в котором призывает его поторопиться, потому что, по его словам,
войска день ото дня разлагаются и, если солдат приведут к присяге, он не
ручается более ни за что.
Так вот, - добавил Калиостро со свойственным ему насмешливым видом, -
под этим разложением, несомненно, подразумевается, что армия начинает
понимать: придется делать выбор между монархией, которая на протяжении
трех столетий приносила народ в жертву знати, а солдата в жертву офице-
ру, и Конституцией, провозгласившей равенство перед законом и объявившей
чины наградой за отвагу и заслуги; и эта неблагодарная армия склоняется
в пользу Конституции. Но первого числа ни берлина, ни несессер были еще
не готовы, и это большое несчастье, поскольку с первого числа разложение
в войсках могло уже зайти довольно далеко и солдаты присягнули Конститу-
ции: тогда отъезд назначили на восьмое. Однако господин де Буйе слишком
поздно получил извещение об этой дате и в свой черед был вынужден отве-
тить, что не успеет подготовиться, и с общего согласия затею перенесли
на двенадцатое число; хотели было назначить отъезд на одиннадцатое, но в
этот день при дофине несла дежурство дама весьма демократических убежде-
ний, да к тому же еще любовница господина де Гувьона, адъютанта господи-
на де Лафайета, - госпожа де Рошрель, если вам угодно знать ее имя, - и
возникла опасность, что она заметит что-нибудь и донесет, как говаривал
бедняга Мирабо, об этом тайном вареве, которое вечно стряпают короли в
тайных закоулках своих дворцов. Двенадцатого король спохватился, что ос-
талось всего шесть дней до получения по цивильному листу четверти годо-
вого содержания - шести миллионов. Черт побери, согласитесь, милый
Жильбер, ради этого стоило подождать еще шесть дней! Кроме того, Лео-
польд, великий медлитель, из всех королей наиболее достойный сравнения с
Фабием Кунктатором, наконец-то пообещал, что пятнадцатого числа пятнад-
цать тысяч австрийцев займут подступы к Арлону. Ну разумеется, наши доб-
рые короли вечно преисполнены самых наилучших намерений, но не могут же
они бросить свои дела на произвол судьбы! Австрия только что проглотила
Льеж и Брабант и теперь занята тем, что переваривает город и провинцию,
а ведь Австрия - тот же удав: во время пищеварения она спит. Екатерина
была поглощена схваткой с этим корольком Густавом Третьим, с которым по-
том, так и быть, согласилась заключить перемирие, чтобы он мог поспеть в
Экс, в Савойю, и устроить встречу королеве Франции, выходящей из кареты;
тем временем она отхватит кусок побольше от Турции и обсосет косточки
Польше: эта достойная императрица обожает львиный костный мозг. Фило-
софская Пруссия и филантропическая Англия сейчас озабочены сменой кожи,
что позволило бы одной из них с полным основанием дотянуться до берегов
Рейна, а другой - до Северного моря. Но будьте спокойны: короли, как ко-
ни Диомеда, уже отведали человечины и больше не захотят другой пищи, ес-
ли только мы не потревожим их изысканного пиршества. Короче, отъезд был
отложен на воскресенье девятнадцатого числа, на полночь; далее, восем-
надцатого утром была отправлена новая депеша, в которой отъезд перено-
сился на тот же час двадцатого числа, то есть на завтрашний вечер; это
повлечет за собой известные неудобства, поскольку господин де Буйе уже
разослал приказы всем отрядам и ему пришлось рассылать им вдогонку но-
вые. Берегитесь, милый Жильбер, берегитесь, все это утомляет солдат и
наводит население на разные мысли.
- Граф, - отвечал Жильбер, - не стану с вами хитрить; все сказанное
вами - правда, и я тем более не хочу хитрить, что, по моему мнению, ко-
ролю не следует уезжать или, вернее, не следует покидать Францию. А те-
перь скажите мне откровенно, как по-вашему, учитывая личную опасность, а
также опасность, нависшую над королевой и детьми, простительно ли королю
бежать, если он намерен остаться королем, мужчиной, супругом, отцом?
- Милый Жильбер, хотите, я вам что-то скажу? Дело в том, что Людовик
Шестнадцатый бежит не как отец, не как супруг, не как мужчина; он поки-
дает Францию не из-за событий пятого и шестого октября; нет, ведь в ко-
нечном счете по отцу он Бурбон, а Бурбоны знают, что такое глядеть в ли-
цо опасности; нет, он покидает Францию из-за этой Конституции, которую
Национальное собрание смастерило ему по образцу Соединенных Штатов, не
сообразив, что фасон, которому оно подражало, скроен на республику и,
если применить его к монархии, королю станет просто нечем дышать; нет,
он покидает Францию из-за этого нашумевшего дела Рыцарей кинжала, во
время которого ваш друг Лафайет повел себя по отношению к королевской
власти и ее приверженцам самым непочтительным образом; нет, он покидает
Францию из-за этой нашумевшей истории в Сен-Клу, когда он хотел подтвер-
дить свою свободу, а народ доказал ему, что он пленник; нет, видите ли,
Жильбер, вам, искреннему, честному, убежденному конституционному роялис-
ту, вам, верящему в эту сладкую и утешительную утопию - в монархию, уме-
ренную свободой, вам надо постичь одну вещь: дело в том, что короли,
подражая Господу Богу, которого, по их мнению, они представляют на зем-
ле, исповедуют собственную религию, религию королевской власти; мало то-
го, что их персона, намазанная маслом в Реймсе, священна, но к тому же
дворец их свят, слуги - святы; их дворец - это храм, в который можно
входить лишь с молитвой; их слуги - священнослужители, с которыми можно
говорить, лишь преклонив колена; к особе короля нельзя прикасаться под
страхом смерти, к его слугам нельзя прикасаться под страхом отлучения! И
вот в тот день, когда королю помешали уехать в Сен-Клу, была затронута
особа короля; когда из Тюильри изгнали Рыцарей кинжала, были затронуты
его слуги, а этого король вынести не может; это крайняя степень униже-
ния; и вот почему из Монмеди отзывают господина де Шарни, и вот почему
король, который не пожелал, чтобы его похитил господин де Фавра, и отка-
зался бежать вместе со своими тетками, согласен на завтрашнее бегство с
подорожной господина де Монморена - не знающего, чью подорожную он под-
писал, - под именем Дюран и в ливрее слуги, но, правда, не преминув на-
помнить - короли всегда хоть чуточку да короли, - не преминув напомнить,
- чтобы в сундук уложили красный фрак, расшитый золотом, который он но-
сил в Шербуре.
Покуда Калиостро говорил, Жильбер пристально смотрел на него, пытаясь
разгадать, что таится в глубине мыслей этого человека.
Но это было бесполезно: ни один человеческий взгляд не властен был
заглянуть под насмешливую маску, которой ученик Альтотаса имел обыкнове-
ние прикрывать лицо.
Поэтому Жильбер решился задать вопрос напрямик.
- Граф, - заметил он, - повторяю, все, что вы сейчас сказали, правда.
Но только с какой целью вы говорили мне все это? В каком качестве вы
предо мной предстали? Пришли как честный недруг, предупреждающий о напа-
дении? Или как друг, предлагающий помощь?
- Прежде всего, милый Жильбер, я пришел, - дружелюбно отозвался Кали-
остро, - как приходит учитель к ученику, чтобы сказать: "Друг, ты всту-
паешь на ложный путь, связывая себя с этой обрушивающейся руиной, с этой
шаткой постройкой, с этим отмирающим принципом, имя которому монархия.
Такие люди, как ты, не принадлежат минувшему или настоящему, они принад-
лежат будущему. Брось дело, в которое ты не веришь, ради дела, в которое
верим мы; не убегай от действительности, чтобы следовать за тенью; и ес-
ли сам не станешь деятельным борцом Революции, гляди, как она шествует
мимо, и не пытайся остановить ее на пути; Мирабо был гигант, но и Мирабо
изнемог под тяжестью этой ноши.
- Граф, - сказал Жильбер, - на это я отвечу в тот день, когда король,
который мне доверился, будет в безопасности. Людовик Шестнадцатый избрал
меня своим наперсником, помощником, сообщником, если хотите, в деле, ко-
торое он замыслил. Я взял на себя эту миссию и исполню ее до конца, с
открытым сердцем и закрытыми глазами. Я врач, дорогой граф, физическое
спасение моего больного для меня на первом месте! А теперь отвечайте мне
в свой черед. Что вам нужно для ваших таинственных планов, для ваших за-
путанных интриг - успех этого бегства или его провал? Если вы желаете
его провала, бороться бесполезно, скажите просто: "Не уезжайте!. - и мы
останемся, склоним головы и будем ждать удара.
- Брат, - сказал Калиостро, - если бы по воле Всевышнего, начертавше-
го мой путь, мне пришлось нанести удар тем, кто дорог твоему сердцу, или
тем, кому покровительствует твой светлый ум, я остался бы в тени и молил
бы ту сверхчеловеческую силу, которой я повинуюсь, только об одном -
чтобы ты не узнал, чья рука нанесла удар. Нет, хоть я пришел не как друг
- я, жертва королей, не могу быть им другом, - то и не как враг; с веса-
ми в руке я пришел к тебе и говорю: "Я взвесил судьбу последнего Бурбона
и не считаю, что его смерть послужит спасению нашего дела. И Боже меня
сохрани, меня, который, подобно Пифагору, едва признает за собою право
распоряжаться жизнью последнего насекомого, в неразумии своем покуситься
на жизнь человека, венца творения!." Более того, я пришел не только ска-
зать тебе: "Я сохраню нейтралитет., но и добавить: "Нужна ли тебе моя
помощь? Я готов помочь."
Жильбер снова попытался заглянуть в глубину сердца этого человека.
- Ну, - продолжал тот, вновь напуская на себя насмешливый вид, - вот
ты уже и сомневаешься. Послушай, просвещенный человек, разве ты не зна-
ешь истории с копьем Ахилла, которое и ранило, и врачевало? Этим копьем
владею я. Разве не может та женщина, что сошла за королеву в аллеях Вер-
саля, с тем же успехом сойти за королеву в покоях Тюильри или на ка-
кой-нибудь дороге, ведущей в сторону, противоположную той, по которой
следует истинная беглянка? Подумай! Тем, что я предлагаю, отнюдь не сле-
дует пренебрегать, милый Жильбер.
- Тогда будьте искренни до конца, граф, и скажите, с какой целью вы
делаете мне такое предложение.
- Но это же совсем просто, милый доктор; цель моя состоит в том, что-
бы король уехал, чтобы он покинул Францию и дал нам провозгласить рес-
публику.
- Республику! - удивился Жильбер.
- А почему бы и нет? - отвечал Калиостро.
- Но, дорогой граф, я смотрю вокруг, озираю всю Францию с юга на се-
вер, с востока на запад и не вижу ни одного республиканца.
- Прежде всего, вы ошибаетесь, я вижу целых три: Петиона, Камила Де-
мулена и вашего покорного слугу; их вы можете видеть точно так же, как
я; затем я вижу еще и тех, кого вы не замечаете, но увидите, когда им
придет пора показаться. А тогда уж предоставьте мне устроить неожиданную
развязку, которая вас удивит; но только поймите, мне хотелось бы, чтобы
во время этих явных перемен декораций не произошло никаких чрезмерно
несчастных случаев. Жертвой таких несчастных случаев всегда оказывается
