рательно три раза подряд и минут через пять уже ехал в Пентонвил, в вол-
нении оставив нетронутым стакан горячего джина с водой.
- Дома мистер Браунлоу? - спросил мистер Бамбл у девушки, которая
открыла дверь.
На этот вопрос девушка дала обычный, но довольно уклончивый ответ:
- Не знаю... Откуда вы?
Как только мистер Бамбл, объясняя причину своего появления, произнес
имя Оливера, миссис Бэдуин, которая прислушивалась у двери в гостиную,
выбежала, задыхаясь, в коридор.
- Войдите, войдите! - воскликнула старая леди. - Я знала, что мы о
нем услышим. Бедняжка! Я знала, что услышим о нем! Я была в этом увере-
на. Да благословит его бог! Я все время это говорила.
С этими словами почтенная старая леди поспешила назад в гостиную, се-
ла на диван и залилась слезами. Тем временем служанка, не отличавшаяся
такой впечатлительностью, побежала наверх и, вернувшись, предложила мис-
теру Бамблу немедленно следовать за ней, что тот и сделал.
Его ввели в маленький кабинет, где перед графинами и стаканами сидели
мистер Браунлоу и его друг мистер Гримуиг. Сей последний джентльмен сра-
зу разразился восклицаниями:
- Бидл! Я готов съесть свою голову, если это не приходский бидл.
- Пожалуйста, помолчите, - сказал мистер Браунлоу. - Не угодно ли
сесть?
Мистер Бамбл сел, совершенно сбитый с толку странными манерами мисте-
ра Гримуига.
Мистер Браунлоу подвинул лампу так, чтобы лучше видеть лицо бидла, и
сказал несколько нетерпеливо:
- Ну-с, сэр, вы пришли потому, что вам попалось на глаза объявление?
- Да, сэр, - сказал мистер Бамбл.
- И вы бидл, не так ли? - спросил мистер Гримуиг.
- Я - приходский бидл, джентльмены, - с гордостью ответил мистер
Бамбл.
- Ну, конечно, - заметил мистер Гримуиг, обращаясь к своему другу. -
Так я и думал. Бидл с головы до пят!
Мистер Браунлоу слегка покачал головой, предлагая приятелю помолчать,
и продолжал:
- Вам известно, где сейчас находится этот бедный мальчик?
- Не больше, чем всякому другому, - ответил мистер Бамбл.
- Ну, так что же вы о нем знаете? - спросил старый джентльмен. - Го-
ворите, друг мой, если у вас есть что сказать. Что вы о нем знаете?
- Вряд ли что-нибудь хорошее, не так - ли? - язвительно сказал мистер
Гримуиг, внимательно всматриваясь в лицо мистера Бамбла.
Мистер Бамбл, быстро уловив тон вопроса, зловеще и величественно по-
качал головой.
- Видите! - сказал мистер Гримуиг, с торжеством взглянув на мистера
Браунлоу.
Мистер Браунлоу опасливо посмотрел на насупленную физиономию мистера
Бамбла и попросил его рассказать как можно короче все, что ему известно
об Оливере.
Мистер Бамбл положил шляпу, расстегнул сюртук; скрестив руки, глубо-
комысленно наклонил голову и, после недолгого раздумья, начал свой расс-
каз.
Скучно было бы передавать его словами бидла, которому потребовалось
на это минут двадцать, но суть его заключалась в том, что Оливер - пито-
мец, рожденный от порочных родителей низкого происхождения; что со дня
рождения он обнаружил такие качества, как вероломство, неблагодарность и
злость; что свое недолгое пребывание в родном городе он закончил крово-
жадным и мерзким нападением на безобидного мальчика и бежал ночной порой
из дома своего хозяина. В доказательство того, что он действительно то
лицо, за которое себя выдает, мистер Бамбл положил на стол бумаги, при-
везенные им в город. Сложив руки, он ждал, пока мистер Браунлоу ознако-
мится с ними.
- Боюсь, что все это правда, - грустно сказал старый джентльмен,
просмотрев бумаги. - Награда за доставленные вами сведения невелика, но
я бы с радостью дал вам втрое больше, если бы они оказались благоприят-
ными для мальчика.
Знай мистер Бамбл об этом обстоятельстве раньше, весьма возможно, что
он придал бы совсем иную окраску своему краткому рассказу. Однако теперь
поздно было это делать, а потому он степенно покачал головой и, спрятав
в карман пять гиней, удалился.
В течение нескольких минут мистер Браунлоу шагал взад и вперед по
комнате, видимо столь огорченный рассказом бидла, что даже мистер Гриму-
иг не стал больше ему досаждать.
Наконец, он остановился и резко позвонил в колокольчик.
- Миссис Бэдуин, - сказал мистер Браунлоу, когда вошла экономка, -
этот мальчик, Оливер, оказался негодяем.
- Не может этого быть, сэр, не может быть! - с жаром сказала старая
леди.
- Говорю вам - он негодяй! - возразил старый джентльмен. - Какие у
вас основания говорить, что "не может этого быть"? Мы только что выслу-
шали подробный рассказ о нем со дня его рождения. Он всю свою жизнь был
ловким маленьким негодяем.
- Никогда не поверю этому, сэр, - твердо заявила старая леди. - Ни-
когда!
- Вы, старухи, верите только шарлатанам да нелепым сказкам, - провор-
чал мистер Гримуиг. - Я это знал с самого начала. Почему вы сразу не об-
ратились ко мне За советом? Вероятно, вы бы это сделали, не заболей он
горячкой? Он казался интересным, да? Интересным! Вот еще! - И мистер
Гримуиг, взмахнув кочергой, ожесточенно ткнул ею в камин.
- Это было милое, благодарное, кроткое дитя, сэр! - с негодованием
возразила миссис Бэдуин. - Я детей знаю, сэр. Я их знаю уже сорок лет; а
те, кто не может сказать того же о себе, пусть лучше помолчат! Вот мое
мнение.
Это был резкий выпад против мистера Гримуига, который был холостяком.
Так как у этого джентльмена он вызвал только улыбку, старая леди тряхну-
ла головой и расправила свой передник, готовясь к новому выступлению, но
ее остановил мистер Браунлоу.
- Довольно! - сказал старый джентльмен, притворяясь рассерженным, че-
го на самом деле отнюдь не было. - Больше я не желаю слышать имени этого
мальчика! Я вас позвал, чтобы сообщить вам об этом. Никогда! Никогда, ни
под каким видом! Запомните! Можете идти, миссис Бэдуин. Помните! Я не
шучу.
В эту ночь тяжело было на сердце у обитателей дома мистера Браунлоу.
У Оливера сердце сжималось, когда он думал о своих добрых, любящих
друзьях; хорошо, что он не знал, какие сведения получены ими, иначе
сердце его могло бы разорваться.
ГЛАВА XVIII Как Оливер проводил время в душеспасительном обществе
своих почтенных друзей
На следующий день, около полудня, когда Плут и юный Бейтс ушли из до-
му на обычную свою работу, мистер Феджин воспользовался случаем, чтобы
прочесть Оливеру длинную лекцию о вопиющем грехе неблагодарности, в ко-
тором, как доказал он ясно, Оливер был повинен в немалой степени, умыш-
ленно избегая общества своих встревоженных друзей и вдобавок пытаясь
убежать от них после того, как стольких хлопот и издержек стоило найти
его. Мистер Феджин в особенности подчеркивал тот факт, что он дал приют
Оливеру и пригрел его в то время, когда - не будь этой своевременной по-
мощи - он мог умереть с голоду; и мистер Феджин рассказал печальную и
трогательную историю одного мальчика, которому он из человеколюбия помог
при таких же обстоятельствах, но этот мальчик, оказавшись недостойным
его доверия и обнаружив желание связаться с полицией, был, к сожалению,
повешен однажды утром в Олд-Бейли. Мистер Феджин не пытался скрыть свою
долю участия в катастрофе, но со слезами на глазах сокрушался о гнусном
и предательском поведении упомянутого юнца, каковое привело к необходи-
мости сделать его жертвой некоторых показаний, данных на суде, которые,
если и не вполне соответствовали истине, были насущно необходимы для бе-
зопасности его (мистера Феджина) и немногих избранных друзей. В заключе-
ние мистер Феджин дал довольно неприятное описание неудобств, сопутству-
ющих повешению, и очень дружелюбно и вежливо выразил горячую надежду,
что ему никогда не придется подвергнуть Оливера Твиста этой неприятной
операции.
У маленького Оливера кровь стыла в жилах, когда он слушал речь еврея
и смутно догадывался о мрачных угрозах, таившихся в ней. Ему уже было
известно, что даже правосудие может принять невинного за виновного, если
тот и другой случайно очутились вместе. Вполне вероятным казалось ему
также, что старый еврей уж не раз придумывал и приводил в исполнение та-
инственные планы с целью погубить слишком осведомленных или болтливых
людей, так как Оливер вспомнил о пререканиях между Этим джентльменом и
мистером Сайксом, которые как будто относились к заговору, имевшему мес-
то в прошлом. Робко подняв глаза и встретив испытующий взгляд еврея, он
почувствовал, что его бледность и трепет не остались незамеченными и
доставили удовольствие этому бдительному старому джентльмену.
Еврей, отвратительно улыбаясь, погладил Оливера по голове и сказал,
что они еще станут друзьями, если он будет вести себя хорошо и начнет
работать. Затем, взяв шляпу и надев старое, заплатанное пальто, он вышел
из комнаты и запер за собой дверь.
Весь этот день и в последующие дни Оливер не видел никого с раннего
утра до полуночи и в течение долгих часов был предоставлен своим
собственным мыслям. А эти мысли, неизменно обращаясь к его добрым
друзьям и к тому мнению, какое у них сложилось о нем, были очень груст-
ны.
По прошествии недели еврей перестал запирать дверь, и теперь Оливер
получил возможность бродить по всему дому.
Здесь было очень грязно. В комнатах верхнего этажа были огромные, вы-
сокие деревянные камины, большие двери, обшитые панелью стены и карнизы
у потолка, почерневшие от времени и грязи, но украшенные всевозможными
орнаментами. Все это позволяло Оливеру заключить, что много лет назад,
еще до рождения старого еврея, дом принадлежал людям более достойным и,
быть может, был веселым и красивым, хотя и стал теперь унылым и мрачным.
Пауки затянули паутиной углы комнаты, а иной раз, когда Оливер поти-
хоньку входил в комнату, мыши разбегались во все стороны и в испуге пря-
тались в свои норки. За исключением мышей, здесь не видно и не слышно
было ни единого живого существа; и часто, когда наступали сумерки и Оли-
вер уставал бродить по комнатам, он забивался в уголок у входной двери,
чтобы быть поближе к живым людям, и сидел здесь, прислушиваясь и считая
часы, пока не возвращался еврей или мальчики.
Во всех комнатах ветхие ставни были закрыты, укреплявшие их болты
плотно привинчены к дереву; свет пробивался только в круглые отверстия
наверху, что делало комнаты еще более мрачными и наполняло их причудли-
выми тенями. Выходившее во двор чердачное окно с заржавленной решеткой,
приделанной снаружи, не было закрыто ставнями, и в это окно грустивший
Оливер часто смотрел часами; за окном в беспорядке громоздились крыши,
видны были почерневшие трубы, коньки - и только. Правда, иной раз можно
было увидеть седую голову, выглядывавшую из-за парапета какого-нибудь
далекого дома, но она быстро исчезала; а так как окно в обсерватории
Оливера было забито и за долгие годы потускнело от дождя и дыма, то ему
оставалось только всматриваться в очертания различных предметов, не на-
деясь, что его увидят или услышат, - на это у него было не больше шан-
сов, чем если бы он жил внутри купола собора св. Павла.
Как-то после полудня, когда Плут и юный Бейтс готовились к вечерней
работе, первому из упомянутых молодых джентльменов пришла в голову мысль
позаботиться об украшении собственной особы (нужно отдать ему справедли-
вость - обычно он не был подвержен этой слабости), и с этой целью он
снисходительно приказал Оливеру немедленно помочь ему при совершении
туалета.
Оливер был рад случаю оказать услугу, счастлив, что видит подле себя
людей, хотя бы и дурных, страстно желал снискать расположение тех, кто
его окружал, если Этого можно было достигнуть, не совершая бесчестных
поступков, - вот почему он и не подумал возражать против такого предло-
жения. Он поспешил изъявить свою готовность и, опустившись на пол, чтобы
