со, чем на музыкальный инструмент. Преступник ничего не отвечал, ибо
мысленно оплакивал флейту, конфискованную в пользу графства. Тогда Нэнси
подошла к следующей камере и постучалась.
- Что нужно? - отозвался тихий, слабый голос.
- Нет ли здесь маленького мальчика? - спросила Нэнси, предварительно
всхлипнув.
- Нет! - ответил заключенный. - Боже упаси!
Это был шестидесятипятилетний бродяга, приговоренный к тюремному зак-
лючению за то, что не играл на флейте, - иными словами, просил милостыню
на улице и ничего не делал для того, чтобы заработать себе на жизнь. В
смежной камере сидел человек, который отправлялся в ту же самую тюрьму,
так как торговал вразнос оловянными кастрюлями, не имея разрешения, -
иными словами, уклонялся от уплаты налогов и делал что-то для того, что-
бы заработать себе на жизнь.
Но так как никто из этих преступников не отзывался на имя Оливера и
ничего о нем не знал, Нэнси обратилась непосредственно к добродушному
старику в полосатом жилете и со стонами и причитаниями, - они казались
особенно жалобными, ибо она искусно теребила корзинку и ключ, - потребо-
вала у пего своего милого братца.
- У меня его нет, моя милая, - сказал старик.
- Где же он? - взвизгнула Нэнси.
- Его забрал с собой джентльмен, - ответил тот.
- Какой джентльмен? Боже милостивый! Какой джентльмен? - вскричала
Нэнси.
В ответ на этот невразумительный вопрос старик сообщил взволнованной
"сестре", что Оливеру стало дурно в камере судьи, что его оправдали, так
как один свидетель показал, будто кража совершена не им, а другими
мальчиками, оставшимися на свободе, и что истец увез Оливера, лишившего-
ся чувств, к себе, в свой собственный дом. Об этом доме ее собеседник
знал только, что он находится где-то в Пентонвиле, - это слово он расс-
лышал, когда давались указания кучеру.
В ужасном смятении и растерянности несчастная молодая женщина, шата-
ясь, поплелась к воротам, а затем, сменив нерешительную поступь на быст-
рый бег, вернулась к дому еврея самыми запутанными и извилистыми путями,
какие только могла придумать.
Мистер Билл Сайкс, едва успев выслушать отчет о ее походе, поспешно
кликнул белую собаку и, надев шляпу, стремительно удалился, не тратя
времени на такую формальность, как пожелание остальной компании счастли-
во оставаться.
- Милые мои, мы должны узнать, где он... Его нужно найти! - в страш-
ном волнении сказал еврей. - Чарли, ты пока ничего не делай, только шны-
ряй повсюду, пока не добудешь о нем каких-нибудь сведений. Нэнси, моя
милая, мне во что бы то ни стало нужно его отыскать. Я тебе доверяю во
всем, моя милая, - тебе и Плуту! Постойте, постойте, - добавил еврей,
дрожащей рукой отпирая ящик стола, - вот вам деньги, милые мои. Я на се-
годня закрываю лавочку. Вы знаете, где меня найти! Не задерживайтесь
здесь ни на минуту. Ни на секунду, мои милые!
С этими словами он вытолкнул их из комнаты и, старательно повернув
два раза ключ в замке и заложив дверь засовом, достал из потайного мес-
течка шкатулку, которую случайно увидел Оливер. Затем он торопливо начал
прятать часы и драгоценные вещи у себя под одеждой.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть и оторваться от Этого занятия.
- Кто там? - крикнул он пронзительно.
- Я! - раздался сквозь замочную скважину голос Плута.
- Ну, что еще? - нетерпеливо крикнул еврей.
- Нэнси спрашивает, куда его тащить - в другую берлогу? - осведомился
Плут.
- Да! - ответил еврей. - Где бы она его не сцапала! Отыщите его, оты-
щите, вот и все! Я уж буду знать, что дальше делать. Не бойтесь!
Мальчик буркнул, что он понимает, и бросился догонять товарищей.
- Пока что он не выдал, - сказал еврей, принимаясь За прежнюю работу.
- Если он вздумает болтать о нас своим новым друзьям, мы еще успеем
заткнуть ему глотку.
ГЛАВА XIV, заключающая дальнейшие подробности о пребывании Оливера у
мистера, Браунлоу, а также замечательное пророчество, которое некий мис-
тер Гримуиг изрек касательно Оливера, когда тот отправился исполнять по-
ручение.
Оливер быстро пришел в себя после обморока, вызванного внезапным
восклицанием мистера Браунлоу, а старый джентльмен и миссис Бэдуин в
дальнейшем старательно избегали упоминать о портрете: разговор не имел
ни малейшего отношения ни к прошлой жизни Оливера, ни к его видам на бу-
дущее и касался лишь тех предметов, которые могли позабавить его, но не
взволновать. Оливер был все еще слишком слаб, чтобы вставать к завтраку,
но на следующий день, спустившись в комнату экономки, он первым делом
бросил нетерпеливый взгляд на стену в надежде снова увидеть лицо прек-
расной леди. Однако его ожидания были обмануты - портрет убрали.
- А, вот что! - сказала экономка, проследив за взглядом Оливера. -
Как видишь, его унесли.
- Вижу, что унесли, сударыня, - ответил Оливер. - Зачем его убрали?
- Его сняли, дитя мое, потому что, по мнению мистера Браунлоу, он как
будто тебя беспокоил. А вдруг он, знаешь ли, помешал бы выздоровлению, -
сказала старая леди.
- О, право же нет! Он меня не беспокоил, сударыня, - сказал Оливер. -
Мне приятно было смотреть на него. Я очень его полюбил.
- Ну-ну! - благодушно сказала старая леди. - Постарайся, дорогой мой,
как можно скорее поправиться, и тогда портрет будет повешен на прежнее
место. Это я тебе обещаю! А теперь поговорим о чем-нибудь другом.
Вот все сведения, какие мог получить в то время Оливер о портрете. В
ту пору он старался об этом не думать, потому что старая леди была очень
добра к тему во время его болезни; и он внимательно выслушивал бесконеч-
ные истории, какие она ему рассказывала о своей милой и прекрасной доче-
ри, вышедшей замуж за милого и прекрасного человека и жившей в деревне,
и о сыне, который служил клерком у купца в Вест-Индии и был также безуп-
речным молодым человеком, и четыре раза в год посылал домой такие почти-
тельные письма, что у нее слезы навертывались на глаза при упоминании о
них. Старая леди долго распространялась о превосходных качествах своих
детей, а также и о достоинствах своего доброго, славного мужа, который -
бедная, добрая душа! - умер ровно двадцать шесть лет назад... А затем
наступало время пить чай. После чаю она принималась обучать Оливера
криббеджу, который он усваивал с такой же легкостью, с какой она его
преподавала; и в эту игру они играли с большим интересом и торжественно-
стью, пока не наступал час, когда больному надлежало дать теплого вина с
водой и уложить его в мягкую постель.
Это были счастливые дни - дни выздоровления Оливера. Все было так
мирно, чисто и аккуратно, все были так добры и ласковы, что после шума и
сутолоки, среди которых протекала до сих пор его жизнь, ему казалось,
будто он в раю. Как только он окреп настолько, что мог уже одеться, мис-
тер Браунлоу приказал купить ему новый костюм, новую шляпу и новые баш-
маки. Когда Оливеру объявили, что он может распорядиться по своему ус-
мотрению старым своим платьем, он отдал его служанке, которая была очень
добра к нему, и попросил ее продать это старье какому-нибудь еврею, а
деньги оставить себе. Эту просьбу она с готовностью исполнила. И когда
Оливер, стоя у окна гостиной, увидел, как еврей спрятал платье в свой
мешок и удалился, он пришел в восторг при мысли, что эти вещи унесли и
теперь ему уже не грозит опасность снова их надеть. По правде сказать,
это были жалкие лохмотья, и у Оливера никогда еще не бывало нового кос-
тюма.
Однажды вечером, примерно через неделю после истории с портретом,
когда Оливер разговаривал с миссис Бэдуин, мистер Браунлоу прислал ска-
зать, что хотел бы видеть Оливера Твиста у себя в кабинете и потолковать
с ним немного, если он хорошо себя чувствует.
- Господи, спаси и помилуй нас! Вымой руки, дитя мое, и дай-ка я хо-
рошенько приглажу тебе волосы! - воскликнула миссис Бэдуин. - Боже мой!
Знай мы, что он пожелает тебя видеть, мы бы надели тебе чистый воротни-
чок и ты засиял бы у нас, как новенький шестипенсовик!
Оливер повиновался старой леди, и хотя она горько сетовала о том, что
теперь уже некогда прогладить гофрированную оборочку у воротничка его
рубашки, он казался очень хрупким и миловидным, несмотря на отсутствие
столь важного украшения, и она, с величайшим удовольствием осмотрев его
с головы до НОР, пришла к выводу, что даже если бы их и предупредили
заблаговременно, вряд ли можно было сделать его еще красивее.
Ободренный этими словами, Оливер постучал в дверь кабинета.
Когда мистер Браунлоу предложил ему войти, он очутился в маленькой
комнатке, заполненной книгами, с окном, выходившим в красивый садик. К
окну был придвинут стол, за которым сидел и читал мистер Браунлоу. При
виде Оливера он отложил в сторону книгу и предложил ему подойти к столу
и сесть. Оливер повиновался, удивляясь, где можно найти людей, которые
бы читали такое множество книг, казалось написанных для того, чтобы сде-
лать человечество более разумным. До сей поры это является загадкой и
для людей более искушенных, чем Оливер Твист.
- Много книг, не правда ли, мой мальчик? - спросил мистер Браунлоу,
заметив, с каким любопытством Оливер посматривал на книжные полки, под-
нимавшиеся от пола до потолка.
- Очень много, сэр, - ответил Оливер. - Столько я никогда не видал.
- Ты их прочтешь, если будешь вести себя хорошо, - ласково сказал
старый джентльмен, - и тебе это понравится больше, чем рассматривать пе-
реплеты. А впрочем, не всегда: бывают такие книги, у которых самое луч-
шее - корешок и обложка.
- Должно быть, это вон те тяжелые книги, сэр, - заметил Оливер, ука-
зывая на большие томы в раззолоченных переплетах.
- Не обязательно, - ответил старый джентльмен, гладя его по голове и
улыбаясь. - Бывают книги такие же тяжелые, но гораздо меньше этих. А те-
бе бы не хотелось вырасти умным и писать книги?
- Я думаю, мне больше бы хотелось читать их, сэр, - ответил Оливер.
- Как! Ты не хотел бы писать книги? - спросил старый джентльмен.
Оливер немножко подумал, а потом сообщил, что, пожалуй, гораздо лучше
продавать книги; в ответ на это старый джентльмен от души рассмеялся и
объявил, что он неплохо сказал. Оливер обрадовался, хотя понятия не имел
о том, что тут хорошего.
- Прекрасно! - сказал старый джентльмен, перестав смеяться. - Не бой-
ся! Мы из тебя не сделаем писателя, раз есть возможность научиться како-
му-нибудь честному ремеслу или стать каменщиком.
- Благодарю вас, сэр, - сказал Оливер.
Услыхав его серьезный ответ, старый джентльмен снова расхохотался и
сказал что-то о странностях инстинкта, но Оливер не понял и не обратил
на это внимания.
- А теперь, мой мальчик, - продолжал мистер Браунлоу, говоря - если
это было возможно - еще более ласково, но в то же время лицо его было
такое серьезное, какого Оливер никогда еще у него не видывал, - я хочу,
чтобы ты с величайшим вниманием выслушал то, что я намерен сказать. Я
буду говорить с тобой совершенно откровенно, потому что я уверен: ты мо-
жешь понять меня не хуже, чем многие другие старше тебя.
- О, прошу вас, сэр, не говорите мне, что вы хотите меня прогнать! -
воскликнул Оливер, испуганный серьезным тоном старого джентльмена. - Не
выбрасывайте меня за дверь, чтобы я снова бродил по улицам! Позвольте
мне остаться здесь и быть вашим слугой. Не отсылайте меня назад, в то
ужасное место, откуда я пришел! Пожалейте бедного мальчика, сэр!
- Милое мое дитя, - сказал старый джентльмен, растроганный неожидан-
ной и горячей мольбой Оливера, - тебе незачем бояться, что я тебя ког-
да-нибудь покину, если ты сам не дашь повода...
- Никогда, никогда этого не случится, сэр! - перебил Оливер.
- Надеюсь, - ответил старый джентльмен. - Не думаю, чтобы ты ког-
да-нибудь это сделал. Мне приходилось быть обманутым теми, кому я ста-
