годня утром, и у тебя должен быть наилучший вид: чем лучше будет у тебя
вид, чем он будет довольнее.
И с этими словами старая леди принялась разогревать в кастрюльке
большую порцию бульона, такого крепкого, что, по мнению Оливера, если
разбавить этот бульон надлежащим образом, он мог бы послужить обедом, по
самому скромному подсчету, на триста пятьдесят бедняков.
- Ты любишь картины, дорогой мой? - спросила старая леди, заметив,
что Оливер пристально смотрит на портрет, висевший на стене, как раз
против его кресла.
- Право, не знаю, сударыня, - ответил Оливер, не спуская глаз с холс-
та. - Я видел так мало картин, что и сам хорошенько не знаю. Какое прек-
расное, кроткое лицо у этой леди!
- Ах! - сказала старая леди. - Живописцы всегда рисуют леди красивее,
чем они есть на самом деле, иначе у них не было бы заказчиков, дитя мое.
Человек, который изобрел машину, снимающую портреты, мог бы догадаться,
что она не будет пользоваться успехом. Она слишком правдива, слишком
правдива, - сказала старая леди, от души смеясь своей собственной остро-
те.
- А это... это портрет, сударыня? - спросил Оливер.
- Да, - сказала старая леди, на минутку отвлекаясь от бульона, - это
портрет.
- Чей, сударыня? - спросил Оливер.
- Право, не знаю, дорогой мой, - добродушно ответила старая леди. -
Думаю что этой особы на портрете мы с тобой не знаем. Он кок будто тебе
понравился?
- Он такой красивый, - сказал Оливер.
- Да уж не боишься ли ты его? - спросила старая леди, заметив, к
большому своему изумлению, что мальчик с каким-то благоговейным страхом
смотрит на картину.
- О нет! - быстро ответил Оливер. - По глаза какие печальные, и с то-
го места, где я сижу, кажется, будто они смотрят на меня. У меня начина-
ет сильно биться сердце, - шепотом добавил Оливер, - словно этот портрет
живой и хочет заговорить со мной, но не может.
- Господи помилуй! - вздрогнув, воскликнула старая леди. - Не надо
так говорить, дитя мое. Ты еще слаб, и нервы у тебя не в порядке после
болезни. Дай-ка я передвину твое кресло к другой стене, и тогда тебе не
будет его видно. Вот так! - сказала старая леди, приводя свое намеренье
в исполнение. - Уж теперь-то ты его не видишь.
Оливер видел его духовным взором так же ясно, как будто не менял мес-
та; но он решил не огорчать добрую старую леди; поэтому он кротко улыб-
нулся, когда она взглянула на него. Миссис Бэдуин, радуясь тому, что он
успокоился, посолила бульон и положила туда сухариков; исполняя эту тор-
жественную процедуру, она чрезвычайно суетилась. Оливер очень быстро по-
кончил с бульоном. Едва успел он проглотить последнюю ложку, как в дверь
тихонько постучали.
- Войдите, - сказала старая леди.
И появился мистер Браунлоу. Старый джентльмен очень бодро вошел в
комнату, но как только он поднял очки на лоб и заложил руки за спину под
полы халата, чтобы хорошенько всмотреться в Оливера, лицо его начало
как-то странно подергиваться. Оливер казался очень истощенным и прозрач-
ным после болезни. Из уважения к своему благодетелю он сделал неудачную
попытку встать, закончившуюся тем, что он снова упал в кресло. А уж если
говорить правду, сердце мистера Браунлоу, такое большое, что его хватило
бы на полдюжины старых джентльменов, склонных к человеколюбию, заставило
его глаза наполниться слезами благодаря какому-то гидравлическому про-
цессу, который мы отказываемся объяснить, не будучи в достаточной мере
философами.
- Бедный мальчик, бедный мальчик! - откашливаясь, сказал мистер Бра-
унлоу. - Я немножко охрип сегодня, миссис Бэдуин. Боюсь, что простудил-
ся.
- Надеюсь, что нет, сэр, - сказала миссис Бэдуин. - Все ваши вещи бы-
ли хорошо просушены, сэр.
- Не знаю, Бэдуин, не знаю, - сказал мистер Браунлоу. - Кажется, вче-
ра за обедом мне подали сырую салфетку, но это неважно... Как ты себя
чувствуешь, мой милый?
- Очень хорошо, сэр, - ответил Оливер. - Я очень благодарен, сэр, за
вашу доброту ко мне.
- Славный мальчик... - решительно сказал Мистер Браунлоу. - Вы ему
дали поесть, Бэдуин? Какого-нибудь жиденького супу?
- Сэр, он только что получил тарелку прекрасного, крепкого бульону, -
ответила миссис Бэдуин, выпрямившись и делая энергическое ударение на
последнем слове, как бы давая этим понять, что жиденький суп и умело
приготовленный бульон не состоят ни в родстве, ни в свойстве.
- Уф! - вымолвил мистер Браунлоу, передернув плечами. - Рюмки две хо-
рошего портвейна принесли бы ему гораздо больше пользы. Не правда ли,
Том Уайт?
- Меня зовут Оливер, сэр, - с удивлением сказал маленький больной.
- Оливер, - повторил мистер Браунлоу. - Оливер, а дальше как? Оливер
Уайт, да?
- Нет, сэр. Твист; Оливер Твист.
- Странная фамилия, - сказал старый джентльмен. - Почему же ты сказал
судье, что тебя зовут Уайт?
- Я ему этого не говорил, сэр, - с недоумением возразил Оливер.
Это так походило на ложь, что старый джентльмен довольно строго пос-
мотрел на Оливера. Немыслимо было не поверить ему: тонкое, исхудавшее
лицо его дышало правдой.
- Какое-то недоразумение! - сказал мистер Браунлоу.
У него больше не было оснований пристально смотреть на Оливера, тем
не менее мысль о сходстве его с каким-то знакомым лицом снова овладела
старым джентльменом с такой силой, что он не мог отвести взгляд.
- Надеюсь, вы не сердитесь на меня, сэр? - спросил Оливер, устремив
на него умоляющий взгляд.
- Нисколько! - сказал старый джентльмен. - Что же это значит?.. Бэду-
ин, смотрите!
С этими словами он быстро указал на портрет над головой мальчика, а
потом на лицо Оливера. Это была живая копия. Те же черты, глаза, лоб,
рот. И выражение лица то же, словно мельчайшая черточка была воспроизве-
дена с поразительной точностью!
Оливер не узнал причины такого неожиданного восклицания, потому что у
него еще не было сил перенести вызванное этим потрясение, и он потерял
сознание.
Обнаруженная им слабость дает нам возможность удовлетворить интерес
читателя к двум юным ученикам веселого старого джентльмена и поведать о
том, что, когда Плут и его достойный друг юный Бейтс приняли участие в
погоне за Оливером, начавшейся вследствие того, что они, как было описа-
но выше, незаконным образом присвоили личную собственность мистера Бра-
унлоу, - ими руководила весьма похвальная забота о самих себе. А так как
истый англичанин прежде всего и с наибольшей гордостью хвастается граж-
данскими вольностями и свободой личности, то вряд ли нужно обращать вни-
мание читателя на то, что поведение Плута и юного Бейтса должно подняв
их в глазах всех общественных деятелей и патриотов в такой же мере, в
какой это неопровержимое доказательство их беспокойства о собственной
безопасности и благополучии утверждает и подкрепляет небольшой свод за-
конов, который иные глубокомысленные философы положили в основу всех де-
яний и поступков Природы! Упомянутые философы очень мудро свели действия
этой доброй леди к правилам и теориям и, делая весьма любезный и прият-
ный комплимент ее высокой мудрости и разуму, совершенно устранили все,
что имеет отношение к сердцу, великодушным побуждениям и чувствам. Ибо
эти качества вовсе не достойны особы, которая со всеобщего согласия
признана стоящей выше многочисленных маленьких слабостей и недостатков,
присущих ее полу.
Если бы мне нужно было еще какое-нибудь доказательство в пользу фило-
софического характера поведения этих молодых джентльменов, я бы тотчас
обрел его в том факте (уже отмеченном в предшествующей части этого по-
вествования), что они отказались от погони, когда всеобщее внимание сос-
редоточилось на Оливере, и немедленно отправились домой кратчайшим пу-
тем. Хотя я не намерен утверждать, что прославленные, всеведущие мудрецы
имеют обыкновение сокращать пути, ведущие к великим умозаключениям (в
сущности, они скорее расположены увеличивать расстояние с помощью раз-
личных многоречивых уклонений и колебаний, подобных тем, которым склонны
предаваться пьяные под натиском слишком мощного потока мыслей), но я на-
мерен сказать и говорю с уверенностью, что многие великие философы, раз-
вивая теории, проявляют большую мудрость и предусмотрительность, прини-
мая меры против всех случайностей, какие могут быть им хоть сколько-ни-
будь опасны. Таким образом, для того чтобы принести великое добро, вы
имеете право сотворить маленькое зло и можете пользоваться любыми
средствами, которые будут оправданы намеченной вами целью. Определить
степень добра и степень зла и даже разницу между ними всецело предостав-
ляется усмотрению заинтересованного в этом философа, дабы он их устано-
вил путем ясного, разумного и беспристрастного исследования каждого
частного случая.
Оба мальчика быстро пробежали запутаннейшим лабиринтом узких улиц и
дворов и тогда только рискнули остановиться в низком и темном подъезде.
Постояв здесь молча ровно столько времени, сколько нужно было, чтобы от-
дышаться и обрести дар речи, юный Бейтс весело взвизгнул и, залившись
неудержимым смехом, бросился на крылечко и начал по нему кататься вне
себя от восторга.
- В чем дело? - осведомился Плут.
- Ха-ха-ха! - заливался Чарли Бейтс.
- Заткни глотку, - приказал Плут, осторожно озираясь. - Хочешь, чтобы
тебя сцапали, дурак?
- Я не могу удержаться, - сказал Чарли, - не могу удержаться! Как он
улепетывал, сворачивая за угол, налетал на тумбы и опять пускался бе-
жать, словно и сам он железный, как тумба, а утиралка у меня в кармане,
а я ору ему вслед. Ах, боже мой!
Живое воображение юного Бейтса воспроизвело всю сцену в слишком ярких
красках. При этом восклицании он снова стал кататься по крылечку и захо-
хотал еще громче.
- Что скажет Феджин? - спросил Плут, воспользовавшись минутой, когда
его приятель снова задохнулся от смеха.
- Что? - переспросил Чарли Бейтс.
- Вот именно - что? - повторил Плут.
- А что же он может сказать? - спросил Чарли, внезапно перестав весе-
литься, потому что вид у Плута был серьезный. - Что он может сказать?
Мистер Даукинс минуты две свистел, затем, сняв шляпу, почесал голову
и трижды кивнул.
- Что ты хочешь сказать? - спросил Чарли.
- Тра-ля-ля! Вздор и чепуха, черт подери! - сказал Пим. И на умной
его физиономии появилась усмешка.
Это было пояснение, но неудовлетворительное. Юный Бейтс нашел его та-
ковым и повторил:
- Что ты хочешь сказать?
Чарли ничего не ответил; надев шляпу и подобрав полы своего длинного
сюртука, он подпер щеку языком, раз шесть по привычке, но выразительно,
щелкнул себя но переносице и, повернувшись на каблуках, шмыгнул во двор.
Юный Бейтс с задумчивой физиономией последовал за ним.
Несколько минут спустя после этого разговора шаги на скрипучей лест-
нице привлекли внимание веселого старого джентльмена, который сидел у
очага, держа в левой руке дешевую колбасу и хлеб, а в правой - складной
нож: на тагане стояла оловянная кастрюля. Отвратительная улыбка появи-
лась на его бледном лице, когда Он оглянулся и, зорко посматривая из-под
густых рыжих бровей, повернулся к двери и стал прислушиваться.
- Что же это? - пробормотал еврей, изменившись в лице. - Только двое?
Где третий? Не могли же они попасть в беду.
Шаги приближались; они уже слышались с площадки лестницы. Дверь мед-
ленно открылась, и Плут с Чарли Бейтсом, войдя, закрыли ее за собой.
ГЛАВА XIII Понятливый читатель знакомится с новыми лицами; в связи с
этим повествуется о разных занимательных предметах, имеющих отношение к
этой истории
- Где Оливер? - с грозным видом спросил еврей и вскочил. - Где
мальчик?
Юные воришки смотрели на своего наставника, встревоженные его поры-
вистым движением, и с беспокойством переглянулись. Но они ничего не от-
