Гаррис был убежден, что работает он один, а мы с Джорджем
на нем выезжаем. Джордж, со своей стороны, считал смехотворной
самую мысль о том, будто Гаррис способен к какой-либо
деятельности (если не считать еды и сна), и пребывал в
несокрушимой уверенности, что всю стоящую упоминания работу
выполняет именно он, Джордж.
Он сказал, что ему еще никогда не приходилось
путешествовать в обществе таких отъявленных бездельников, как я
и Гаррис. Гарриса это позабавило.
-- Подумать только, старина Джордж рассуждает о работе! --
рассмеялся он.-- Да ведь полчаса работы доконают его! Видел ли
ты Джорджа хоть раз за работой?--обратился он ко мне.
Я подтвердил, что ни разу,--во всяком случае, с той
минуты, как мы сели в лодку.
-- Не понимаю, тебе-то откуда это известно? -- накинулся
Джордж на Гарриса.--Ведь ты почти все время спишь... Видел ли
ты хоть раз Гарриса вполне проснувшимся,--если не считать тех
случаев, когда он ест? -- спросил меня Джордж.
Любовь к истине заставила меня поддержать Джорджа. В лодке
от Гарриса с самого начала было очень мало проку.
-- Ну, уж если на то пошло, так я потрудился больше, чем
старина Джей,--огрызнулся Гаррис.
-- Потому что меньше невозможно, как ни старайся,--
добавил Джордж.
-- По-видимому, Джей считает себя пассажиром,-- продолжал
Гаррис.
Такова была их благодарность за то, что я тащил их и эту
несчастную старую посудину от самого Кингстона, и за всем
присматривал, и все устраивал, и заботился о них, и расшибался
для них в лепешку. Так устроен мир!
В конце концов нам удалось поладить на том, что Джордж и
Гаррис будут грести до Рэдинга, а дальше я потяну лодку
бечевой. Грести на тяжелой лодке против быстрого течения
кажется мне весьма сомнительным удовольствием. Давно прошли те
времена, когда я выискивал себе работу потяжелее: теперь я
считаю своим долгом дать дорогу молодежи.
Я заметил, что почти все умудренные опытом
"старички"-гребцы моментально стушевываются, едва лишь
возникает необходимость приналечь на весла. Вы всегда узнаете
такого "старичка" по тому, как он располагается на дне лодки,
обложившись подушками, и ободряет гребцов рассказами о
потрясающих подвигах, которые он совершил прошлым летом.
-- И это вы называете работать веслами? -- тянет он в нос,
блаженно выпуская колечки дыма и обращаясь к двум взмокшим
новичкам, которые добрых полтора часа усердно гребут против
течения.-- Вот прошлым летом мы с Джимом Бифлзом и Джеком
гребли полдня без единой передышки и поднялись от Марло до
самого Горинга. Помнишь, Джек?
Джек, который устроил на носу постель из всех имевшихся в
наличии пиджаков и пледов и вот уже два часа спит как убитый,
открывает при этом обращении один глаз я, тут же все припомнив,
добавляет, что всю дорогу приходилось грести против сильного
ветра и необычайно быстрого течения.
-- По-моему, мы прошли тогда добрых тридцать четыре
мили,-- продолжает рассказчик, подкладывая себе под голову еще
одну подушку.
-- НУ, ну, Том, не преувеличивай,--укоризненно бормочет
Джек.-- От силы тридцать три.
После чего Джек и Том, истощив свою энергию в этой
изнурительной беседе, снова погружаются в сон, а два
простодушных молокососа, страшно гордые тем, что им выпала
честь везти таких замечательных чемпионов, как Джек и Том, еще
усерднее наваливаются на весла.
Когда я был молод, я не раз слышал такие истории от
старших; я разжевывал их, и проглатывал, и переваривал каждое
слово, и еще просил добавки. Однако новое поколение,
по-видимому, утратило простодушную веру былых времен. Как-то
прошлым летом мы--Джордж, Гаррис и я--взяли с собой новичка и
насели на него с обычными небылицами о чудесах, которые мы
совершали, поднимаясь вверх по реке.
Мы преподнесли ему все положенные, обросшие бородой басни,
которые с незапамятных времен верой и правдой служат всем
"старичкам", и в дополнение сочинили семь совершенно
оригинальных историй. Одна из них была вполне правдоподобна и
основана, до некоторой степени, на подлинном происшествии,
которое в самом деле случилось, хотя и в несколько ином виде, с
нашими приятелями лет пять назад. Любой двухлетний младенец
проглотил бы этот рассказ, не поморщившись. Почти не
поморщившись.
А наш новичок только потешался над нами, требовал, чтобы
мы тут же продемонстрировали свою удаль, и ставил десять против
одного, что ничего у нас не выйдет.
Покончив с распределением обязанностей, мы пустились в
воспоминания о наших спортивных похождениях, и каждый припомнил
свои первые шаги в гребном спорте. Я лично познакомился с
лодкой на озере в Риджентс-парке, где мы, впятером, собрали по
три пенса с каждого, наняли посудину удивительной конструкции,
а потом обсыхали в сторожке смотрителя.
После этого меня стало тянуть к воде, и я немало поплавал
на плотах, которые сам же и сколачивал возле пригородных
лесопильных заводов,--развлечение, сопряженное с массой
увлекательных и волнующих переживаний, особенно когда вы
находитесь на середине пруда, а владелец досок, из которых вы
соорудили плот, внезапно появляется на берегу, размахивая
здоровенной палкой.
При виде этого джентльмена вы сразу же начинаете ощущать
полное отсутствие склонности к дружеской беседе и непреодолимое
стремление избежать встречи с ним, не показавшись, однако,
невежливым. Вам нужно только одно: выбраться на берег по ту
сторону пруда, чтобы тихо и мирно убраться восвояси,
притворяясь, будто вы его не заметили. Он же, наоборот, горит
желанием схватить вас за руку и потолковать с вами.
Оказывается, он знаком с вашим отцом и хорошо знает вас
самих; но и это не побуждает вас к сближению с ним.
Он говорит, что покажет вам, как таскать у него доски и
сколачивать из них плоты. Но, поскольку вы и без него отлично
знаете, как это делается, его весьма любезное предложение
кажется вам несколько запоздалым, так что вы предпочитаете
никого не затруднять и ретироваться.
Невзирая на вашу холодность, он настойчиво продолжает
искать встречи и метаться по берегу пруда, чтобы вовремя
поспеть к месту вашей высадки и приветствовать вас, а энергия,
которую он при этом проявляет, кажется вам чересчур лестной.
Если он толст и страдает одышкой, вам будет нетрудно
отклонить его авансы; но если он человек молодой и
длинноногий,-- свидание неизбежно. Впрочем, беседа отнюдь не
затягивается, так как ведущая роль в ней принадлежит ему, а
ваши реплики носят по большей части восклицательный и
односложный характер, и вы стараетесь вырваться из его рук при
первой возможности.
Посвятив около трех месяцев плаванию на плотах и
досконально изучив эту область искусства, я решил перейти к
настоящей гребле и вступил а один из лодочных клубов на реке
Ли.
Катаясь по реке Ли, особенно в субботние вечера, вы скоро
приучаетесь ловко орудовать веслами и увертываться от волн,
поднимаемых буксирами, и от озорников, норовящих пустить вас но
дну. Кроме того, перед вами открывается блестящая перспектива
овладеть искусством, быстро и изящно распластываться на дне
лодки, чтобы чья-нибудь бечева не смахнула вас в воду.
Но стиля вы так не выработаете. Стиль я приобрел только на
Темзе. Теперь все им восхищаются. Говорят, у меня прямо
невиданный стиль.
Джордж до шестнадцати лет близко не подходил к реке. И вот
однажды, в субботу, он и еще восемь джентльменов, его
сверстников, прибыли всей компанией в Кью с твердым намерением
нанять лодку и пройти на веслах до Ричмонда и обратно. Один из
них, лохматый юнец по имени Джоскинз, раза два катался на лодке
по серпентайну и уверял, что это чертовски весело -- кататься
на лодке.
Когда они добрались до лодочной станции, оказалось, что
течение довольно быстрое и дует сильный боковой ветер, но их
это нисколько не смутило, и они приступили к выбору лодки.
На пристани их воображение сразу пленила гоночная
восьмерка. "Эту, пожалуйста",-- попросили они. Лодочника
заменял в этот день его сынишка. Мальчик попытался охладить их
влечение к аутригеру и показал им несколько премиленьких лодок
для семейных прогулок, но это было совсем не то. Они считали,
что в восьмерке будут выглядеть куда шикарнее.
Тогда мальчик спустил восьмерку на воду, а они сняли
пиджаки и приготовились занять места. Мальчик посоветовал им
посадить четвертым номером Джорджа, который уже тогда был
чемпионом-тяжеловесом в любой компании. Джордж сказал, что
будет счастлив сесть четвертым номером, и быстренько уселся на
носовую скамью, спиной к корме. Кое-как им удалось водворить
его на место, и тогда расселись остальные.
Какого-то особенно слабонервного юнца определили в
рулевые, и Джоскинз преподал ему основные принципы управления
лодкой. Сам Джоскинз сел загребным. Остальным он сказал, что
робеть нечего: пусть они просто повторяют в точности все, что
будет делать он сам.
Они объявили, что готовы, и тогда мальчик взял багор и
оттолкнул лодку.
Джордж не мог подробно описать развернувшиеся вслед за
этим события. У него сохранилось лишь смутное воспоминание о
том, что едва они отошли от пристани, как рукоятка весла номера
пятого въехала ему в поясницу, и в тот же миг каким-то
непонятным образом выехала скамейка и он шлепнулся на дно. Он
также отметил следующее любопытное обстоятельство: номер второй
в это время лежал на спине, задрав кверху обе ноги:
по-видимому, с ним случился какой-то припадок.
Под кьюзским мостом лодка прошла боком, со скоростью
восьми миль в час, имея на борту единственного гребца в лице
Джоскинза. Потом Джордж снова взобрался на свою скамью и
попытался помочь Джоскинзу, но не успел опустить весло в воду,
как оно, к его величайшему удивлению, ушло под лодку, едва не
утащив за собой и его.
Тем временем рулевой бросил за борт оба рулевых шнура и
разразился слезами.
Каким образом им удалось вернуться к пристани, Джордж так
и не выяснил; он помнил только, что на это потребовалось сорок
минут. С моста большая толпа самозабвенно любовалась
увлекательным зрелищем; все выкрикивали самые противоречивые
указания. Три раза лодку удавалось вывести из-под арки, и три
раза ее затягивало обратно, и стоило рулевому увидеть мост у
себя над головой, как он снова начинал неудержимо рыдать.
По словам Джорджа, он сильно сомневался в тот день, что
когда-нибудь полюбит гребной спорт.
Гаррис больше привык кататься по морю, чем по реке; он
твердит, что предпочитает гребной спорт на море. Я--нет.
Помнится, прошлым летом, в Истборне, я нанял маленькую лодочку:
когда-то я немало упражнялся в гребле на море и поэтому считал,
что не ударю лицом в грязь. Оказалось, однако, что я начисто
разучился грести. Стоило одному веслу погрузиться в воду, как
другое описывало какую-то фантастическую кривую и выскакивало
на поверхность. Грести обоими веслами я мог только стоя. На
набережной собралось изысканное светское общество, и мне
предстояло продефилировать перед ним в этой нелепой позе. На
середине пути я не выдержал, пристал к берегу и заручился
услугами старого лодочника, который доставил меня обратно.
До чего приятно следить, как гребет старый
лодочник,--особенно если он нанят по часам. Какое
восхитительное спокойствие, какая умиротворенность в каждом его
