-- Прошу прощения, сэр, и надеюсь, что вы извините нашу
смелость, но мой друг и я совсем чужие в этих местах и были бы
весьма признательны, если бы вы рассказали нам, как вам удалось
поймать эту форель.
-- А кто вам сказал, что эту форель поймал я? --удивился
посетитель.
Мы ответили, что никто не говорил, но мы инстинктивно
почувствовали, что это дело его рук.
-- Вот уж это действительно поразительный
случай,--рассмеялся флегматичный джентльмен,--совершенно
поразительный, так как вы попали в самую точку! Действительно,
ее поймал я. Подумать только! Как вы угадали? Нет, это
совершенно поразительно!
Он совсем разошелся и рассказал нам, как потратил полчаса,
чтобы вытащить эту форель, и как у него сломалось удилище. Он
сообщил нам, что, придя домой, тщательно взвесил ее, и она
потянула тридцать четыре фунта.
Потом и он, в свою очередь, ушел, а к нам заглянул хозяин
гостиницы. Мы передали ему все варианты рассказа о поимке
форели. Он был в полном восторге, и мы хохотали до упаду.
-- Выходит, Джим Бейтс, и Джо Магглз, и мистер Джонс, и
старина Билли Мондерс уверяли рас, что это они поймали форель?
Ха-ха-ха!.. Вот здорово!..--потешался наш добрейший хозяин.--Да
доведись любому из них поймать такую рыбину, разве он отдал бы
ее мне, чтобы украсить мою гостиную? Как бы не так! Ха-ха-ха!!
И тут он рассказал нам подлинную историю этой форели.
Оказывается, поймал ее он сам, много лет тому назад, когда был
совсем еще молодым пареньком. Для этого не потребовалось
никакого искусства,-- ему просто повезло, как везет иной раз
мальчугану, который, соблазнившись солнечным днем, убегает из
школы, чтобы посидеть на берегу с удочкой, сделанной из обрывка
бечевки, привязанного к концу длинного прута.
Он рассказал нам, как притащил эту форель домой, и как она
спасла его от заслуженной порки, и как сам учитель признал, что
она стоит всех четырех действий арифметики с тройным правилом в
придачу.
Тут его зачем-то вызвали из комнаты, а мы с Джорджем
уставились на необыкновенную рыбу.
Это была воистину поразительная форель. Чем больше мы на
нее смотрели, тем больше восхищались.
Джордж был так пленен ею, что взобрался на спинку стула,
чтобы получше рассмотреть это чудо.
И вдруг стул пошатнулся; Джордж, чтобы удержаться,
судорожно уцепился за шкафчик с форелью, шкафчик с грохотом
полетел на пол, а за ним последовал и Джордж вместе со стулом.
-- Рыба цела?--в ужасе вскричал я, бросаясь к нему.
-- Надеюсь, что да,-- ответил Джордж, осторожно поднимаясь
на ноги и осматриваясь.
Но он ошибся. Форель лежала на полу, разбитая на тысячу
кусков,-- я сказал тысячу, но, возможно, их было только
девятьсот. Я не считал.
Нам показалось весьма странным и непонятным, как чучело
форели могло разлететься на такие мелкие куски.
Это и впрямь было бы весьма странно и непонятно, будь
перед нами действительно чучело. Но чучела не было.
Форель была гипсовая.
ГЛАВА ХVIII
Шлюзы.-- Мы с Джорджем фотографируемся.-- Уолли.нгфорд.--
Дорчестер.-- Абингдон.-- Отец семейства.--Подходящее местечко,
чтобы утопиться.-- Трудный участок реки.-- Деморализующее
влияние речного воздуха.
Рано поутру мы покинули Стритли, прошли на веслах до
Калэма, ввели лодку в заводь и, натянув над собой брезент,
легли спать.
Река между Стритли и Уоллингфордом не представляет особого
интереса. За Кливом тянется длинный, в шесть с половиной миль,
плес без единого шлюза. На верхней Темзе, считая от
Теддингтона, это, по-моему, самый длинный непрерывный плес, и
на нем Оксфордский гребной клуб устраивает традиционные
состязания восьмерок.
Однако это отсутствие шлюзов, столь удобное для заправских
гребцов, весьма огорчает всех, кто путешествует для
развлечения.
Я, например, очень люблю шлюзы. Они приятно разнообразят
монотонное плавание. Мне нравится сидеть в лодке и медленно
подниматься из прохладных глубин к новым горизонтам и новым
пейзажам; или погружаться в бездну и потом следить, как
расширяется узкая полоска дневного света между створками
мрачных, скрипучих ворот; и вот вашему взору уже открывается
гладь ласково улыбающейся реки, и вы выводите свою лодочку из
недолгого плена на приветливый простор Темзы.
Как они живописны, эти шлюзы! Как приятно /Вернее, было
приятно. Управление речной охраны стало теперь настоящим
агентством по найму идиотов. Большинство новых шлюзовых
смотрителей, особенно на оживленных участках реки,-- сварливые,
раздражительные старикашки, совершенно неподходящие для этой
должности. (Прим. автора.)/ перекинуться словечком с пожилым
толстяком -- смотрителем шлюза, с его веселой женой и
ясноглазой дочкой. Здесь всегда можно встретить другие лодки и
обменяться сплетнями. Без этих обсаженных цветами шлюзов Темза
перестала бы казаться страной чудес.
Разговор о шлюзах напомнил мне катастрофу, которая чуть не
случилась со мною и Джорджем однажды прекрасным летним утром у
Хэмптон-Корта. День был чудесный, шлюз буквально кишел лодками,
и, как повелось на Темзе, какой-то предприимчивый фотограф
нацелился снять нас в тот момент, когда шлюз начнет
наполняться.
Я его сперва не заметил и поэтому был весьма удивлен,
обнаружив, что Джордж лихорадочно разглаживает брюки, взбивает
чуб и залихватски сдвигает шапочку на самый затылок; потом,
скроив снисходительно-скорбную мину, принимает изящную позу и
пытается куда-нибудь спрятать ноги.
Сперва мне пришло в голову, что он заметил какую-нибудь
знакомую девушку, и я стал оглядываться, чтобы выяснить, кто
она. Тут я увидел, что все вокруг меня словно окаменели. Люди
сидели или стояли в таких причудливых и нелепых позах, какие
встретишь разве только на картинках, украшающих японские веера.
Все девушки улыбались. Ах, как мило они выглядели! А молодые
люди хмурились, и лица их выражали строгость и благородство.
Тут меня наконец осенило, я все понял и страшно испугался, что
не успею приготовиться. Лодка наша была впереди всех, и с моей
стороны было бы просто невежливо испортить фотографу снимок.
Я быстро повернулся лицом к аппарату и стал в позу на носу
лодки; с небрежной грацией я опирался на багор, и вся моя
фигура дышала силой и ловкостью. Я пригладил волосы, выпустил
на лоб вьющуюся прядь и придал лицу выражение томной грусти с
легким оттенком цинизма, которое, как я слышал, мне очень идет.
Пока мы так стояли в ожидании решительного момента, сзади
раздался чей-то голос:
-- Эй, вы, посмотрите на свой нос!
Мне нельзя было оглянуться, чтобы выяснить, в чем дело и
чей это нос нуждается в осмотре. Я только украдкой взглянул на
нос Джорджа. Нос как нос,-- во всяком случае, никаких
поправимых изъянов я в нем не обнаружил. Тогда я скосил глаза
на свой собственный нос, но и он как будто был в порядке.
-- Посмотрите же на свой нос, осел вы этакий! -- крикнул
тот же голос, но уже громче.
Затем другой подхватил:
-- Вытаскивайте скорее свой нос, эй, вы, вы, двое с
собакой!
Ни я, ни Джордж не решались оглянуться. Фотограф уже
взялся рукой за крышечку и приготовился делать снимок. С чего
это они так орут? Что там такое с нашими носами? Откуда и зачем
их вытаскивать?
Но тут завопил уже весь шлюз, и чей-то могучий бас
проревел:
-- Посмотрите же на свою лодку, сэр! Вы, вы, в
черно-красной шапке! Пошевеливайтесь, не то на снимке выйдут
ваши трупы!
Тут мы оглянулись и увидели, что нос нашей лодки застрял
между брусьями стенки шлюза, а вода прибывает, и лодка все
наклоняется вперед. Еще секунда -- и мы перевернемся. С
быстротой молнии мы схватили по веслу и сильным ударом
оттолкнулись от стенки; лодка освободилась, а мы полетели вверх
тормашками.
Нет, мы не стали украшением этой фотографии,-- ни я, ни
Джордж. Как и следовало ожидать при нашей незадачливости,
фотограф пустил в ход свою чертову машину как раз в тот момент,
когда мы лежали на дне лодки, отчаянно болтая ногами в воздухе,
а на наших физиономиях было написано: "Где мы? Что случилось?"
Разумеется, наши четыре ноги расположились в центре
снимка. Они почти начисто заслонили все остальное. Они заняли
весь передний план. За ними виднелись смутные очертания других
лодок и какие-то клочки окружающего пейзажа, но все это
выглядело таким жалким и незначительным в сравнении с нашими
ногами, что пассажиры других лодок устыдились собственного
ничтожества и не стали заказывать карточки.
Владелец одного катера, заказавший было полдюжины снимков,
отменил свой заказ, как только увидел негатив. Он соглашался
взять их, если кто-нибудь найдет там его яхту. Но это никому не
удалось; яхта скрывалась где-то за правой ногой Джорджа.
Вообще это была пренеприятная история. Фотограф считал,
что мы с Джорджем должны взять по дюжине карточек каждый,
поскольку мы заняли девять десятых площади снимка. Однако мы
отказались. Мы заявили, что не прочь сниматься во весь рост,
но, во всяком случае, не вверх ногами.
Уоллингфорд, лежащий шестью милями выше Стритли,--
старинный городок, сыгравший немалую роль в истории Англии.
Сперва это был жалкий, примитивный, сооруженный из глины
поселок, основанный бриттами, которые жили здесь до тех пор,
пока римские легионеры не прогнали их и не заменили окружавшие
его глинобитные стены мощными укреплениями, развалины которых
до сих пор противостоят натиску Времени -- так прочно умели
строить каменщики тех древних времен.
Но, не оправившись со стенами римских крепостей, Время
обратило в прах самих римлян, и в последующие годы до прихода
норманнов эти места были ареной сражений между свирепыми
саксами и дюжими датчанами.
Укрепленный и обнесенный стенами город простоял до самой
Парламентской войны, когда Фэрфакс подверг его долгой и
жестокой осаде. В конце концов город пал и его стены были
сровнены с землей.
Между Уоллингфордом и Дорчестером берега Темзы становятся
более холмистыми, разнообразными и живописными. Дорчестер стоит
в полумиле от реки. На маленькой лодке до него можно добраться
по мелководью; однако лучше всего пристать к берегу у Дэйского
шлюза и пройти к городу лугами. Дорчестер -- очаровательный,
мирный, старинный городок, сладко дремлющий среди тишины и
безмолвия.
Как и Уоллингфорд, он существовал уже во времена бриттов;
он назывался тогда Caer Doren, "город на воде". Позднее здесь
был огромный римский лагерь, окруженный укреплениями, от
которых в наши дни остались только невысокие пологие холмы. При
саксах Дорчестер был столицей Уэссекса. Когда-то этот древний
город был богат и силен, а теперь, оставшись в стороне от
шумного света, он тихонько дремлет и клюет носом.
Клифтон-Хэмпден -- прелестная деревушка, старинная,
мирная, утопающая в цветах; окрестности ее живописны и
разнообразны. Если вам доведется заночевать в Клифтоне,
остановитесь лучше всего в "Ячменной скирде". Это, безусловно,
самая старинная и самая занятная гостиница на Темзе. Она стоит
справа от моста, довольно далеко от деревни. Покатая соломенная
кровля и решетчатые окна придают ей почти сказочный вид, а
когда попадаешь внутрь, то и вовсе начинаешь чувствовать себя
"в некотором царстве, в некотором государстве".
Для героини современного романа подобная гостиница едва ли
была бы подходящим убежищем. Героиня современного романа, как
правило, обладает "божественно статной фигурой" и ежеминутно
