местах так и кишит щуками, окунями, пескарями, угрями и
плотвой; вы можете сидеть и удить с утра до вечера.
Многие так и делают. Только им никогда ничего не удается
поймать. Я еще ни разу не встречал человека, который выудил бы
что-нибудь из Темзы,-- если не считать, конечно, головастиков и
дохлых кошек, но это, собственно говоря, уже не относится к
рыболовству. Местный "Спутник рыболова" даже нс заикается о
возможности поймать какую-нибудь рыбешку. "Удобное местечко для
рыбной ловли"--вот все сведения, которые можно из него
почерпнуть, и я, на основании собственного опыта, могу
подтвердить их справедливость.
В целом мире не сыщешь места, где удильщиков было бы
больше и они удили бы дольше. Иные рыболовы являются сюда и
удят целый день, а некоторые здесь останавливаются и удят целый
месяц. Если хотите, можете тут поселиться и удить целый год,--
результат будет тот же.
"Руководство по рыбной ловле на Темзе" гласит, что "в этих
местах ловятся также молодые щуки и окуни", но тут руководство
ошибается. Щуки и окуни в этих местах действительно есть. Это
непреложный факт, отлично мне известный. Они носятся целыми
стаями; когда вы прогуливаетесь по берегу, они наполовину
высовываются из воды, глядят на вас и разевают рты в ожидании
хлебных крошек. Когда вы купаетесь, они толкутся вокруг,
шныряют под ногами и выводят вас из терпения. Но чтобы они
"ловились",-- будь то на червяка или еще каким-нибудь подобным
способом,-- нет уж, дудки!
Конечно, рыболов я неважный. В свое время я положил немало
трудов, чтобы овладеть этим искусством, и, как мне казалось,
добился заметных успехов. Однако знатоки сказали, что
настоящего рыболова из меня не выйдет, и посоветовали бросить
это дело. Они говорили, что у меня поразительно точный бросок,
и за глаза хватит сообразительности, и что я в достаточной
степени лодырь от природы. И все же они считали, что я никогда
не добьюсь успеха в рыбной ловле. Для этого у меня не хватает
воображения.
Они говорили, что я мог бы стать неплохим поэтом, автором
бульварных романов, репортером или еще чем-нибудь в этом роде;
но для того чтобы занять известное положение среди рыболовов на
Темзе, требуется куда больше фантазии, выдумки и
изобретательности, чем у меня.
Кое у кого сложилось впечатление, что умения бессовестно и
нахально врать вполне достаточно, чтобы стать выдающимся
рыболовом; это роковая ошибка. Простая, бесхитростная выдумка
ничего не стоит; на нее способен любой желторотый юнец.
Тщательная разработка деталей, тончайшие штрихи достоверности,
убедительность и правдивость, граничащие с педантизмом,--вот
признаки, по которым узнают бывалого рыболова.
Предположим, кто-нибудь войдет и скажет: "Слушайте, вчера
вечером я наловил полторы сотни окуней", или: "В прошлый
понедельник я вытащил пескаря весом в восемнадцать фунтов и
длиною в три фута".
Это бездарно, это не имеет ничего общего с искусством. Это
свидетельствует о дерзости -- и только.
Нет, уважающий себя рыболов гнушается столь грубой ложью.
Его метод заслуживает внимательного изучения.
Он преспокойно входит, не снимая шляпы, выбирает себе
кресло поудобнее, набивает трубку и, ни слова не говоря,
начинает курить. Снисходительно выслушав похвальбу новичков и
дождавшись паузы, он вынимает трубку изо рта, выколачивает золу
о каминную решетку и замечает:
-- Ладно, о том, что я поймал во вторник вечером, лучше
никому и не рассказывать.
-- Да почему же? -- спрашивают его.
-- Да потому, что мне все равно никто не
поверит,--спокойно отвечает он без малейшего оттенка горечи в
голосе. Потом он вновь набивает трубку и заказывает хозяину
тройную порцию шотландского виски со льдом.
После этого наступает молчание; никто не решается
возражать столь почтенному джентльмену. Теперь он может
рассказывать, не опасаясь, что его прервут.
-- Нет,-- задумчиво продолжает он,-- я бы и сам не
поверил, расскажи мне кто-нибудь такую историю, но тем не менее
это факт! Я сидел с полудня до вечера и абсолютно ничего не
поймал; полсотни подлещиков и десятка два щучек, разумеется, в
счет не идут. Я уже решил, что клев никуда не годится, и хотел
бросить, как вдруг чувствую: кто-то здорово рванул лесу. Я
подумал, что это опять какая-нибудь мелочь, и дернул. Пусть
меня повесят, если удилище подалось хоть на дюйм! Ушло целых
полчаса,-- полчаса, сэр!--пока мне удалось справиться с этой
рыбиной, и каждую секунду я ожидал, что удилище переломится!
Наконец, я вытащил, и как вы думаете, кого? Осетра!
Сорокафунтового осетра! Попался на крючок, сэр! Да, сэр, я
понимаю ваше удивление!.. Хозяин, еще тройную шотландского,
пожалуйста!
И тут он начинает расписывать, как все были поражены, и
что сказала его жена, когда он пришел домой, и что подумал об
этом Джо Багглз.
Я спросил хозяина одной гостиницы, не приводят ли его
порой в ярость все эти рыболовные истории. Он ответил:
-- Нет, сэр, теперь уже нет. Поначалу, конечно, у меня от
них глаза на лоб лезли... Господи боже, да ведь нам с хозяйкой
приходится слушать их с утра до вечера. Ко всему привыкаешь,
знаете ли. Ко всему привыкаешь. Знавал я одного юношу. Это был
честнейший паренек: пристрастившись к рыбной ловле, он взял
себе за правило никогда не преувеличивать свой улов больше чем
на двадцать пять процентов.
-- Когда я поймаю сорок штук,-- говорил он,-- я буду всем
рассказывать, что поймал пятьдесят, и так далее. Но сверх
того,-- говорил он,-- я лгать не стану, потому что лгать
грешно.
Однако двадцати пяти процентов было явно недостаточно. Ему
никак не удавалось держаться в этих пределах. Действительно,
самый большой его улов выражался цифрой три, а добавить к трем
двадцать пять процентов нет никакой возможности, во всяком
случае, когда дело касается рыбы.
Ему пришлось повысить процент до тридцати трех с третью,
но и этого не хватало, если удалось поймать только одну или две
двадцать. А одна женщина с ребенком, блуждавшая по лабиринту с
количество.
В течение двух месяцев он действовал по этой системе, но
потом разочаровался и в ней. Никто не верил, что он
преувеличивает улов только в два раза, и его репутация вконец
испортилась, поскольку такая умеренность ставила его в
невыгодное положение среди других рыболовов. Поймав три
маленькие рыбешки и уверяя всех, что поймал шесть, он испытывал
жгучую зависть к человеку, который заведомо выловил всего одну,
а рассказывал направо и налево, что выудил два десятка.
В конце концов он заключил с самим собою соглашение,
которое свято соблюдал; оно состояло в том что каждая пойманная
рыбка считалась за десяток, и еще десяток прибавлялся для
почина. Например, если ему не удавалось вообще ничего поймать,
он говорил, что выудил десяток. Десяток -- это был наименьший
улов, возможный при такой системе; это был ее, так сказать,
фундамент. А дальше, если моему пареньку и в самом деле
удавалось случайно подцепить одну рыбку, он считал ее за
двадцать, две рыбки сходили за тридцать, три--за сорок и так
далее.
Система эта была настолько проста и удобна, что пошли
разговоры о том, не следует ля принять ее для всей рыболовной
братии. Действительно, года два назад Комитет ассоциации
рыболовов на Темзе рекомендовал ее повсеместное применение, но
старейшие члены ассоциации воспротивились этому. Они сказали,
что идея недурна, но множитель следует удвоить и каждую рыбу
считать за двадцать.
Если у вас найдется свободный вечерок, советую вам
забраться в какую-нибудь маленькую прибрежную гостиницу и
облюбовать себе местечко в баре. Вы непременно встретите там
двух-трех закоренелых удильщиков, которые, потягивая пунш,
заставят вас проглотить за полчаса такую порцию рыболовных
историй, что у вас потом целый месяц будет пучить живот!
На второй день пребывания в Стритли мы с Джорджем и
собакой, покинутые на произвол судьбы (Гаррис запропастился
неведомо куда; среди дня он вышел побриться, потом вернулся,
потом ровно сорок минут начищал свои башмаки, и больше мы его
не видели), так вот, мы с Джорджем и собакой прогулялись
вечерком в Уоллингфорд, а на обратном пути забрели в маленькую
прибрежную гостиницу, чтобы отдохнуть, закусить и прочее.
Мы вошли в общую комнату и уселись. Там был какой-то
старик, куривший длинную глиняную трубку, и мы, конечно, начали
беседовать.
Он сообщил нам, что сегодня был славный денек, а мы
сообщили ему, что вчера был славный денек. а потом мы все трое
сообщили друг другу, что, вероятно, и завтра будет славный
денек; Джордж еще сказал, что урожай, кажется, будет отличный.
После этого каким-то образом выяснилось, что мы здесь
проездом и завтра утром двинемся дальше. Затем беседа
прервалась и наступила пауза, во время которой наши глаза
рассеянно блуждали по комнате. В конце концов они остановились
на пыльном, древнем стеклянном шкафчике, повешенном высоко над
каминной полкой. В нем красовалось чучело форели. Эта форель
просто загипнотизировала меня: она была чудовищной величины. По
совести говоря, я сперва подумал, что это треска.
-- А!--сказал джентльмен, проследив направление моего
взгляда.--Славная штучка, не правда ли?
-- Совершенно необыкновенная,-- пробормотал я, а Джордж
спросил старика, сколько она, по его мнению, весит.
-- Восемнадцать фунтов и шесть унций,-- ответил наш
приятель, поднимаясь и снимая с вешалки свой
плащ.--Да,--продолжал он,--третьего числа будущего месяца
стукнет шестнадцать лет с того дня, как я вытащил эту рыбу. Я
поймал ее на малька, чуть пониже моста. Люди рассказали мне,
что она завелась у нас в реке, а я и говорю: я должен ее
поймать! И поймал ведь! Пожалуй, в наше время не много вы
найдете таких крупных форелей. Спокойной ночи, джентльмены,
спокойной ночи!
Тут он вышел, и мы остались одни.
После этого мы глаз не могли оторвать от форели. Это была
действительно замечательная форель. Мы все еще смотрели на нее,
когда у гостиницы остановилась повозка. Спустя некоторое время
возчик вошел в комнату с кружкой пива в руке и тоже засмотрелся
на рыбу.
-- Здоровенная форель, а?--сказал Джордж, обращаясь к
нему.
-- Что и говорить, сэр, не маленькая,--ответил возчик;
потом он отхлебнул пива и спросил:--Может, вас здесь не было,
сэр, когда ее поймали?
-- Нет, не было,-- сказали мы.-- Мы приезжие.
-- Ах, вот как,--сказал возчик,--тогда, конечно, это
случилось не при вас. Я поймал эту форель лет пять назад.
-- Так, значит, это вы ее поймали?--сказал я.
-- Да, сэр,--ответил наш общительный собеседник,-- я
поймал ее как-то в пятницу днем, малость пониже шлюза, а лучше
сказать, пониже того места, где тогда был шлюз; и ведь
поймал-то просто на муху, вот здорово! Я собирался наловить
щучек, форель мне и в голову не приходила, будь я проклят, так
что, когда я увидел у себя на крючке эту громадину, я, черт
побери, чуть не окочурился. Ведь в ней как-никак двадцать шесть
фунтов! Спокойной ночи, джентльмены, спокойной ночи!
Спустя несколько минут пришел третий посетитель и описал,
как он поймал эту форель ранним утром на уклейку. Затем он
ушел, а на смену ему явился флегматичный джентльмен средних
лет, который с важным видом уселся у окна.
Сперва все молчали. Потом Джордж повернулся к вновь
прибывшему и сказал:
