"выпрямляется во весь рост". В "Ячменной скирде" она при этом
всякий раз стукалась бы головой о потолочные балки.
Для пьяниц эта гостиница тоже не подходит. Здесь такая
уйма всяких ступенек в самых неожиданных местах,--то вверх, при
входе в одну комнату, то вниз, при входе в другую,-- что
пьяному нечего и думать благополучно разыскать свою спальню и
добраться до кровати.
Наутро мы встали рано, так как хотели к полудню попасть в
Оксфорд. Просто удивительно, как рано встаешь, когда ночуешь на
открытом воздухе! Если спишь не на перине, а на дне лодки,
завернувшись в плед и сунув под голову саквояж вместо подушки,
то как-то нет охоты выкраивать "еще хоть пять минуток". Поэтому
к половине девятого мы не только покончили с завтраком, но даже
успели пройти через Клифтонский шлюз.
От Клифтона до Калэма тянутся плоские, унылые,
однообразные берега, но за Калэмским шлюзом -- это самый
холодный и глубокий шлюз на Темзе--местность становится
привлекательнее.
Абингдон стоит у самой реки. Это типичный провинциальный
городок, спокойный, чистенький, чрезвычайно респектабельный и
невыносимо скучный. Он считает себя старинным и гордится этим,
но едва ли ему сравниться с Уоллингфордом и Дорчестером.
Когда-то в нем было знаменитое аббатство; теперь оно разрушено,
и его полуразвалившиеся, некогда освященные стены служат в наши
дни приютом для пивоварни. В Абингдонской церкви св. Николая
стоит памятник Джону Блейкуоллу и его жене Джейн, которые после
долгого и счастливого супружества скончались в один и тот же
день, 21 августа 1625 года. В церкви св. Елены вы найдете
записи о мистере У. Ли, который умер в 1637 году после того,
как "произвел на свет силою чресл своих две сотни потомков без
трех". Если вы дадите себе труд подсчитать, то обнаружите, что
семейство мистера Ли состояло из ста девяноста семи человек.
Мистер Ли пять раз избирался мэром Абингдона и был, без
сомнения, благодетелем своих сограждан. Поскольку, однако, наш
девятнадцатый век страдает от перенаселенности, я надеюсь, что
таких людей, как мистер Ли, осталось немного.
Между Абингдоном и Ньюнэм-Кортни река прелестна. В
ньюнэмском парке стоит побывать. Он открыт для осмотра по
вторникам и четвергам. Во дворце собраны богатые коллекции
картин и редкостей, да и сам парк очень красив.
Омут у Сэндфордской запруды, сразу же за
шлюзом,--настоящая находка для всякого, кто ищет подходящего
местечка, чтобы утопиться. Здесь необычайно сильное подводное
течение: стоит лишь вам туда попасть -- и дело в шляпе. Тут
установлен обелиск, отмечающий место, где уже утонули двое
купальщиков. Ступеньки этого обелиска служат трамплином для
молодых людей, желающих на собственном опыте убедиться в том,
что здесь и в самом деле опасно.
За милю до Оксфорда лежит Иффлийский шлюз с "Мельницей";
для художников, помешанных на речных пейзажах, это излюбленный
сюжет. Кстати сказать, после их картин настоящий шлюз вызывает
некоторое разочарование. Вообще, я заметил, что почти все вещи
в этом мире выглядят на картинах куда лучше, чем в
действительности.
Около половины первого мы прошли Иффлийский шлюз, привели
лодку в порядок, сделали приготовления к высадке и двинулись на
приступ последней мили.
Я не знаю на Темзе более трудного участка, чем эта миля
между Иффли и Оксфордом. Чтобы ориентироваться в этих местах,
нужно здесь родиться.
Я плавал тут множество раз, но освоиться мне так и не
удалось. Человек, способный безошибочно пройти по фарватеру от
Оксфорда до Иффли, сумел бы, вероятно, ужиться под одной крышей
с женой, тещей, старшей сестрой и старой служанкой, которая
нянчила его в младенческие годы.
Сперва течение тащит вас к правому берегу, потом к левому,
потом оно выносит вас на середину, заставляет сделать три
полных оборота вокруг собственной оси, потом несет обратно и
кончает, как правило, попыткой расплющить вас в лепешку о
какую-нибудь баржу.
Все это послужило причиной того, что на протяжении
последней мили мы то и дело становились поперек дороги другим
лодкам, и они нам; а это, в свою очередь, послужило причиной
того, что обе стороны проявили повышенную склонность к бранным
выражениям.
Не знаю, чем это объяснить, но на реке все необыкновенно
раздражительны. Пустяковые неудачи, которые на суше проходят
почти незамеченными, приводят вас в бешенство, если они
случаются на воде. Когда Гаррис и Джордж разыгрывают из себя
ослов на суше, я снисходительно посмеиваюсь; но когда они ведут
себя, как болваны, на реке--я пускаю в ход такие ругательства,
что кровь стынет в жилах. Когда другая лодка лезет прямо
наперерез моей, я испытываю непреодолимое желание схватить
весло и перебить сидящих в ней -- всех до единого.
Люди, обладающие на суше мягким и кротким характером,
становятся грубыми и кровожадными, как только попадают в лодку.
Однажды мне довелось совершить небольшое плавание с молодой
леди. В обычной жизни она была на редкость милым и нежным
созданием, но слушать, как она выражается на реке, было просто
страшно.
-- Эй, будь ты проклят! -- кричала она, когда на пути
попадался какой-нибудь незадачливый гребец.-- Куда прешь! Не
видишь, что ли?
А если парус не устанавливался в нужное положение, она
хватала его, грубо дергала и приговаривала:
-- Ах ты, паршивец!
И тем не менее, как я уже говорил, на берегу он была очень
любезна и приветлива.
Речной воздух, несомненно, оказывает деморализующее
влияние на человеческий характер. Вероятно, этим и объясняется,
что даже грузчики с баржей иной раз грубят друг другу и
загибают словечки, которых в спокойные минуты сами же, без
сомнения, стыдятся.
ГЛАВА XIX
Оксфорд.--Рай в представлении Монморанси.-- Лодка, нанятая
в верховьях Темы, ее прелести и преимущества.-- "Гордость
Темзы".-- Погода портится.-- Темза при различной погоде.--
Вечерок не из веселых.-- Тоска по невозможному.-- Завязывается
веселая беседа.-- Джордж играет на банджо.-- Траурная
мелодия.--Еще один дождливый день.-- Бегство.-- Скромный ужин и
тост.
В Оксфорде мы провели два очень приятных дня. Оксфорд
переполнен собаками. Монморанси отметил первый день
одиннадцатью драками, второй--четырнадцатью и, по-видимому,
решил, что попал прямо в рай.
Среди людей, от природы слишком слабых (или слишком
ленивых), чтобы находить удовольствие в гребле против течения,
распространен обычай нанимать в Оксфорде лодку и спускаться по
течению Темзы. Однако люди энергичные, конечно, предпочитают
подниматься вверх по реке. Не дело--плыть всегда по течению.
Чувствуешь громадное удовлетворение, когда напрягаешь мышцы,
борешься с рекой и наперекор ей прокладываешь себе путь вперед.
По крайней мере у меня возникает именно такое чувство -- в
особенности, когда я сижу за рулем, а Гаррис и Джордж гребут.
Всем, кто решит избрать Оксфорд отправной точкой своего
путешествия, я рекомендую запастись собственной лодкой,--если
только нет возможности запастись чужой, без риска попасться.
Лодки, которые можно получить напрокат в верхнем течении Темзы,
повыше Марло, в общем, превосходны. Они почти не протекают и,
если соблюдать осторожность, лишь в редких случаях идут ко дну
или распадаются на составные части. В них есть места для
сидения и все --или почти все--необходимое, чтобы грести и
править.
Но красотой они не блещут. В лодке, которую вы возьмете
напрокат на Темзе повыше Mapло, вам не удастся пофорсить и
пустить кому-нибудь пыль в глаза. Она быстро положит конец
подобным затеям своих пассажиров. Это ее главное, можно даже
сказать-- единственное достоинство.
Временный владелец наемной лодки склонен к скромности и
уединению. Он любит держаться в тени деревьев и путешествует
большей частью либо рано утром, либо поздно вечером, когда река
пустынна и на него некому глазеть.
Завидев издали знакомого, он вылезает на берег и прячется
за дерево.
Однажды летом я принимал участие в прогулке, для которой
наша компания наняла на несколько дней лодку в верховьях Темзы.
Никто из нас до тех пор не видел наемной лодки, а когда мы ее
увидела, то никак не могли догадаться, что это за предмет.
Мы заказали по почте четырехвесельный скиф. Когда мы
явились на пристань с чемоданами в руках и назвали себя,
лодочник сказал:
-- Как же, как же, вы заказали четырехвесельный скиф. Все
в порядке. Джим, притащи-ка сюда "Гордость Темзы"!
Мальчик ушел и через пять минут вернулся, с трудом волоча
за собой деревянную колоду доисторического происхождения,
которую, судя по всему, недавно выкопали из-под земли, и к тому
же выкопали так небрежно, что без всякой необходимости нанесли
ей тяжкие повреждения.
Лично я с первого взгляда на этот предмет решил, что
передо мной какая-то реликвия эпохи Древнего Рима; какая
именно, я затруднялся определить, но полагал, что скорее всего
гроб.
Такое предположение казалось мне весьма правдоподобным,
поскольку верховья Темзы изобилуют римскими древностями. Однако
один из нас, серьезный юноша, смысливший кое-что в геологии,
поднял на смех мою римскую теорию и объявил, что любой
маломальски мыслящий человек (категория, к которой он при всем
желании причислить меня не может) сразу же узнает в найденном
мальчишкой предмете окаменелый скелет кита. И он указал нам на
ряд признаков, свидетельствовавших о том, что этот кит увидел
свет в доледниковый период.
Чтобы покончить с этой дискуссией, мы обратились к
мальчишке. Мы заклинали его откинуть страх и сказать нам,
положа руку на сердце, что это такое: окаменелый скелет
допотопного кита или древнеримский гроб?
Мальчик сказал, что это --"Гордость Темзы". Сперва мы
нашли его ответ чрезвычайно остроумным и кто-то даже дал ему
два пенса за находчивость, но когда он стал настаивать, мы
решили, что шутка переходит границы, и разозлились.
-- Ну, хватит, хватит, милейший!--оборвал его наш
капитан.-- Нечего дурака валять! Тащи это корыто обратно к
мамаше, а нам давай лодку.
Тогда к нам опять вышел хозяин и заверил нас словом
делового человека, что эта штука -- действительно лодка, и не
просто лодка, а тот самый "четырехвесельный скиф", на котором
нам предстоит спуститься по течению Темзы.
Мы, конечно, здорово разворчались. Мы считали, что он мог
бы по крайней мере побелить ее или осмолить,--в общем, хоть
что-нибудь сделать, чтобы ее можно было отличить от обломка
кораблекрушения. Но он не видел в ней никаких недостатков.
Он даже обиделся на наши замечания. Он сказал, что выбрал
для нас лучшую лодку на всей пристани и что это просто черная
неблагодарность с нашей стороны.
Он сказал, что "Гордость Темзы" в том виде, в каком она
здесь стоит (надо бы сказать не "стоит", а "рассыпается"),
служит верой и правдой целых сорок лет только на его памяти, и
никто никогда на нее не жаловался, и он никак не поймет, что
это на нас нашло.
Мы воздержались от дальнейших пререканий.
Мы связали веревочками части этой, с позволения сказать,
лодки, оклеили самые неприглядные места кусками обоев,
помолились богу и вступили на борт.
За шестидневное пользование этой посудиной с нас содрали
тридцать пять шиллингов; на любой распродаже обломков,
выкидываемых волнами на берег, мы могли бы приобрести такую же
рухлядь за четыре шиллинга и шесть пенсов.
На третий день пребывания в Оксфорде погода испортилась.
