воскликнул: "Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое! Аллах великий
возместит нам, по своей милости, и прогонит от нас печаль! Не хочешь ли,
дитя мое, выйдем и погуляем в Дамаске, чтобы развлеклось твое сердце". -
"Будь по-твоему", - ответил Дау-аль-Макан. И истопник поднялся и вложил
свою руку в руку Дау-аль-Макана, и они вышли и пришли к стойлам дамасс-
кого вали и увидели верблюдов, нагруженных сундуками, коврами и парчовы-
ми материями, и оседланных коней и бактрийских верблюдов и рабов, негров
и белых, и народ суетился и толкался. И Дау-аль-Макан воскликнул: "Пос-
мотрите-ка! Чьи это невольники, верблюды и материи?" И он спросил одною
из слуг: "Кому эти подарки?" И спрошенный ответил ему: "Это дары дамасс-
кого эмира, которые он хочет послать царю Омару ибн ан-Нуману вместе с
податью Сирии". И когда Дау-аль-Макан услышал эти слова, его глаза на-
полнились слезами, и он произнес:
"О ушедшие с глаз моих, вы навеки
В моем сердце кашли себе пребыванье.
Вашу прелесть не вижу я, и живется
Мне не сладко, - тоска моя неизменна.
Если встретить судил Аллах мне вас снова,
В долгой речи о страсти вам расскажу я".
А окончив своя стихи, он заплакал, и истопник сказал ему: "О дитя
мое, мы едва уверились, что выздоровление пришло к тебе! Успокой же свою
душу и не плачь, я боюсь возврата твоей болезни!"
И он, не переставая, уговаривал его и шутил с ним, а Дау-аль-Макан
вздыхал и печалился о том, что он на чужбине и в разлуке с сестрой и со
своим царством, и лил слезы. А потом он произнес такие стихи:
"Благ жизни бери в запас, - покинешь ведь ты ее,
И знай, несомненно смерть к тебе снизойти должна.
Твое благоденствие - соблазн и печаль одна,
И жизнь в этом мире вся тщетна и бессмысленна.
Поистине, наша жизнь - стоянка для путника:
Под ночь прибывает он, а утром снимается".
И Дау-аль-Макан стал плакать и стенать о том, что он на чужбине, а
истопник плакал о разлуке со своей женой, по он не переставал уговари-
вать Дау-аль-Макана, пока не наступило утро. А когда взошло солнце, ис-
топник спросил его: "Ты как будто вспомнил свою страну?" И Дау-альМакан
ответил: "Да, и я не могу оставаться здесь. Поручаю тебя Аллаху. Я отп-
равляюсь с этими людьми и буду идти с ними понемногу, понемногу, пока не
достигну своей земли". - "И я с тобою! - воскликнул истопник, - я не мо-
гу тебя покинуть! Я сделал себе милость и хочу завершить ее, служа те-
бе!" - "Да воздаст тебе за меня Аллах благом!" - отвечал Дау-аль-Макан и
обрадовался, что истопник едет с ним. А затем истопник тотчас же вышел и
купил себе другого осла, а верблюда продал. И он приготовил припасы и
сказал Дау-аль-Макану: "Поезжай на этом осле, а когда устанешь ехать
верхом, сойди и иди пешком".
И Дау-аль-Макан воскликнул: "Да благословит тебя Аллах, и да поможет
он мне воздать тебе тем же! Ты сделал мне столько добра, сколько никто
не сделает своему брату". А затем истопник выждал, пока спустится мрак,
и они взвалили свои припасы и пожитки на осла и поехали.
Вот что было с Дау-аль-Маканом и истопником. Что же касается до его
сестры, Нузхат-аз-Заман, то она, покинув своего брата Дау-аль-Макана,
вышла из хана, где они жили в Иерусалиме, и, завернувшись в плащ, пошла,
чтобы кому-нибудь услужить и купить брату жареного мяса, которого ему
захотелось. И она вышла, плача, и не знала, куда направиться, и сердце
ее было обеспокоено и пребывало у брата. И она вспомнила близких и роди-
ну и стала молить Аллаха великого, чтобы он отклонил это испытания, и
произнесла такие стихи:
"Спустилась на землю ночь, И вновь взволновала страсть
Недуги во мне мои, и боль шевелит тоска.
Печаль расставания в душе поселилась,
И ввергнута в небытие любовью и страстью я.
Волнует любовь меня, сжигает тоска меня,
А слезы открыли то, что прежде скрывала я.
Не знаю, как хитростью добиться сближения,
Чтоб слабость и хворь мою могла удалить она.
Ведь в сердце моем огни тоской разжигаются
И пламенем адских кар терзают влюбленного,
Хулящий меня за все былое! Довольно уж,
Что приговор я терплю, каламом начертанный.
Любовью моей клянусь, вовек не утешусь я,
А клятва людей любви правдива всегда была.
Рассказчикам про любовь скажи обо мне, о ночь,
И, зная, свидетельствуй, что я не спала совсем".
И затем Нузхат-аз-Заман, сестра Дау-аль-Макана, заплакала и пошла,
оглядываясь направо и налево, и вдруг видит старика, едущего из пустыни,
и с ним пять человек арабов-кочевников. И этот старец оглянулся на Нуз-
хат-азЗаман и увидел, что она красива, а на голове у нее рваный плащ, и,
удивленный ее красотою, сказал про себя: "Поистине, это красавица, оше-
ломляющая ум, но она живет в грязи! И будь она из жительниц этого города
или чужестранка, мне не обойтись без нее!"
И старец следовал за нею понемногу, понемногу, пока не встретился ей
на пути в одном узком месте. И он кликнул ее, чтобы спросить, что с нею,
и сказал: "О доченька, ты свободная или невольница?" И, услышав его сло-
ва, девушка посмотрела на него и воскликнула: "Заклинаю тебя жизнью, не
причиняй мне новых печалей!" А старец сказал: "Мне досталось шесть доче-
рей, и пять из них умерли, а одна жива, и она моложе всех годами. Я по-
дошел к тебе спросить, из этой ли ты страны, или чужеземка, я хочу взять
тебя и приставить к ней, чтобы ты развлекала ее я она забыла бы с тобою
печаль по сестрам. И если у тебя никого нет, я сделаю тебя как бы одной
из них, и ты станешь подобна моим детям".
Услышав эти речи, Нузхат-аз-Заман подумала: "Быть может, я буду в бе-
зопасности у этого старца", а затем она опустила голову от стыда и ска-
зала: "О дядюшка, я дочь арабов, чужеземка, и у меня есть больной брат.
Я пойду с тобою к твоей дочери с условием, что буду у нее днем, а ночью
стану уходить к брату. Если ты примешь это условие, я пойду к тебе, так
как я чужеземка и была великой в своем народе, по стала униженной и
презренной. Я пришла с братом из стран аль-Хиджаза и боюсь, что мой брат
не знает, где я".
Услышав ее слова, кочевник сказал про себя: "Клянусь Аллахом, я полу-
чил то, что хотел!", а затем он обратился к ней и сказал: "У меня нет
никого дороже тебя, и я только хочу, чтобы ты развлекала мою дочь днем,
а с началом ночи ты будешь уходить к брату. Если же захочешь, перенеси
его к нам". И бедуин [115] непрестанно успокаивал ее сердце и говорил с
нею мягкими речами, пока она не почувствовала склонности к нему и не
согласилась у него служить. Он пошел впереди нее, и она последовала за
ним, а старец мигнул тем, кто был с ним, и они опередили их и приготови-
ли там верблюдов, нагрузив на них тюки и положив сверху воду и припасы,
так что когда старец с девушкой прибыли к ним, они погнали верблюдов и
поехали.
А этот бедуин был сын разврата, пресекающий дороги и предающий дру-
зей, разбойник, коварный и хитрый, и не было у него ни сына, ни дочери;
он только проезжал по дороге и встретил эту бедняжку по предопределению
великого Аллаха. И бедуин всю дорогу разговаривал с нею, пока не вышел
из города Иерусалима в окрестности и не встретился со своими товарищами.
И оказалось, что они уже снарядили верблюдов. И тогда бедуин сел на
верблюда, посадил Нузхат-аз-Заман сзади себя, и они ехали всю ночь. И
Нузхат-аз-Заман поняла, что его слова были хитростью против нее и что
бедуин ее обманул, и она плакала и кричала полую ночь, а они ехали по
дороге, направляясь в горы, так как боялись, что их кто-нибудь увидит.
И когда настало время, близкое к рассвету, они сошли с верблюдов, и
бедуин подошел к Нузхат-аз-Заман и сказал ей: "О горожанка, что это за
плач? Клянусь Аллахом, если ты не замолчишь, я буду тебя бить, пока ты
не погибнешь, о девка из города!" И, услышав эти слова. Нузхат-аз-Заман
почувствовала отвращение к жизни и пожелала смерти. И, обратившись к бе-
дуину, она воскликнула: "О скверный старец, о седой из геенны! Я довери-
лась тебе, а ты обманул меня и хочешь меня измучить!" А бедуин, услыхав
ее слова, закричал: "О девка, и у тебя есть язык, чтобы отвечать мне!" И
он подошел с бичом и стал бить ее, восклицая: "Если ты не замолчишь, я
убью тебя!" И Нузхат-аз-Заман на время умолкла, а затем она вспомнила
брата и свое былое благоденствие и тайком заплакала.
А на другой день она обратилась к бедуину и сказала ему: "Как это ты
сделал со много такую хитрость и привел меня в эти пустынные горы? Чего
ты от меня хочешь?" И когда бедуин услышал ее слова, ею сердце ожесточи-
лось, и он воскликнул: "О скверная девка, и у тебя есть язык, чтобы от-
вечать мне!" - и, взяв бич, опустил его на ее спину и бил ее, пока она
не обеспамятела. И тогда девушка припала к его ногам и стала целовать
их, и старик отбросил бич и принялся ее ругать, говоря: "Клянусь моим
колпаком, если я увижу или услышу, что ты плачешь, я отрежу тебе язык и
засуну его тебе в кусе, о городская девка!"
И Нузхат-аз-Заман смолчала и не ответила ему, так как ей было больно
от побоев, и она села на корточки и спрятала голову в ворот рубахи и
стала думать о своем положении и о том, как она унижена после величия и
сколько испытала побоев. И вспомнив о своем брате, который болен и оди-
нок, и о том, что они оба на чужбине, она облила щеки слезами и заплака-
ла тайком и произнесла:
"Обычай судьбы таков: то к нам, то от нас идет;
Недолго судьба людей в одном положенье.
Всему, что на свете есть, предельны" назначен срок,
И также для всех людей кончаются сроки.
Доколе же мне скосить стесненье и ужасы?
О горе! вся жизнь моя - стесненье и ужас.
Не дай, Аллах, счастья дням, когда я знатна была
Так долго, но в знатности таился позор мои.
Желанья обмануты, прервались мечты мои!
Разлукой разорваны все прежние связи.
О, тот, кто проходит мимо дома, где кров мой был,
Скажи от меня ему, что слезы обильны".
А когда она окончила свои стихи, бедуин поднялся к ней и высказал ей
ласку и пожалел ее. Он вытер ей слезы и дал ей ячменную лепешку и ска-
зал: "Я не люблю тех, кто мне отвечает в пору гнева. Ты впредь не отве-
чай мете такими мерзкими словами, и я продам тебя хорошему человеку, как
я, который будет обращаться с тобою хорошо, как и я поступал с тобою".
И Нузхат-аз-Заман ответила ему: "Ты хорошо сделаешь". А потом, когда
ночь показалась ей длинной и голод стал жечь ее, она съела немного этой
ячменной лепешки, а с наступлением полуночи бедуин приказал своим людям
трогаться..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят шестая ночь
Когда же настала пятьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что бедуин дал Нузхат-аз-Заман ячменную лепешку и
обещал, что продаст ее такому же хорошему человеку, как оп, и девушка
сказала: "Ты хорошо сделаешь", а когда наступила полночь и голод стал
жечь ее, она съела немного ячменной лепешки. А затем бедуин приказал
своим людям трогаться, и они нагрузили верблюдов, а бедуин сел на верб-
люда и посадил Нузхат-аз-Заман сзади, и они поехали и ехали непрерывно в
течение трех дней, а через три дня вступили в город Дамаск и останови-
лись в хане султана, возле ворот наместника. А у Нузхат-аз-Заман изме-
нился цвет лица от печали и утомления с дороги, и она заплакала из-за
этого. И тогда бедуин подошел к ней и сказал: "О горожанка, клянусь моим
колпаком, если ты не бросишь плакать, я никому не продам тебя, кроме как
еврею!" Потом он встал и, взяв ее за руку, отвел ее в какое-то помеще-
ние, а сам пошел на рынок и стал ходить по купцам, что торгуют невольни-
цами, и заговаривал с ними, говоря им: "У меня есть девушка, которую я
привел с собою, а брат ее болен, и я послал его к моим родным в Иеруса-
лим, чтобы они его лечили, пока он не выздоровеет. И я желаю ее продать,
а она, с того дня как заболел ее брат, все плачет, и ей тяжело быть в
