что я не виновен в обидах, причиненных вам, и во вражде того, кто вам
враждебен, если я сделал это или имел такое намерение, или до меня дошло
сведение об этом, или что-либо из этого было мне известно, я надеюсь,
что найдется возможность прощения. Но нет от меня разрешения обижать
других, ибо я буду спрошен о каждом обиженном. И если правитель среди
моих правителей отступит от истины и поступит не по писанию и не по ус-
тановлениям, не обязаны вы повиноваться ему, пока он не вернется к исти-
не.
Говорил он, - да будет доволен им Аллах: "Я не хотел бы быть освобож-
денным от смерти, ибо это последнее, за что награждается правоверный".
Говорил кто-то из верных людей: "Я прибыл к повелителю правоверных
Омару ибн Абд-аль-Азизу, когда он был халифом, и увидел перед ним две-
надцать дирхемов. Он приказал положить их в казну, и я сказал ему: "О
повелитель правоверных, ты ввергнул своих детей в нищету и сделал их
семьей, у которой ничего нет. Отчего ты не прикажешь выдать что-нибудь
им и тем, кто беден из членов твоего дома?" - "Подойди ко мне", - сказал
Омар.
И когда я подошел к нему, он молвил: "Твои слова: "ты вверг своих де-
тей в нищету, дай же им что-нибудь и тем, кто беден из людей твоего до-
ма", - неправильны, ибо Аллах мне преемник для моих детей, и для бедных
членов моего дома, и он за них поручитель. Они же - мужи, либо страшащи-
еся Аллаха, - и тем Аллах найдет выход, - либо предавшиеся грехам, а я
не стану укреплять их в ослушании Аллаху".
И затем он послал за детьми и призвал их к себе (а их было двенадцать
мужчин). И когда он увидел их, из глаз его полились слезы, и он сказал:
"Поистине, ваш отец меж двух дел: либо вы будете богаты и отец ваш вой-
дет в огонь, либо вы обеднеете и ваш отец войдет в рай. Но приятнее ва-
шему отцу войти в рай, чем видеть вас богатыми. Уходите, да храпит вас
Аллах; я поручаю ваше дело Аллаху!"
Говорил Халид ибн Сафван: "Правитель Ирака и Йемена Юсуф ибн Омар
сопровождал меня к халифу Хишаму ибн Абд-аль-Мелику. И я прибыл к нему,
когда он выехал, вместе со своими близкими и слугами и остановился в од-
ном месте. И для него разбили шатер, и когда люди сели по местам, я по-
дошел к халифу со стороны ковра и стал на него смотреть, и мой глаз
встретил его глаз, и я сказал: "Да завершит Аллах свою милость к тебе,
повелитель правоверных, и да направит дела, на тебя возложенные, по пря-
мому пути, и да не примешает обиды к твоей радости. Я не нахожу для те-
бя, повелитель правоверных, наставления, более красноречивого, нежели
предание о царе, бывшем прежде тебя".
И халиф сел прямо (а он сидел облокотившись) и сказал: "Подавай, что
у тебя есть, ибн Сафван!"
И тот начал: "О повелитель правоверных, один царь выехал, прежде те-
бя, в один из предшествующих годов, в эту землю и спросил своих собесед-
ников: "Видели ли вы подобное тому, что есть у меня, и даровано ли кому-
нибудь то же, что даровано мне?" А подле него был переживший других че-
ловек из "носителей доказательства, помогающих в истине и шествующих по
ее стезе, и он сказал: "О царь, ты спросил о великом деле. Позволишь ли
мне ответить?" - "Да", - сказал царь. И человек спросил: "Считаешь ли ты
то, что есть у тебя, непреходящим или преходящим?" - "Оно преходяще", -
ответил царь. "Так почему же ты, как я вижу, восторгаешься тем, чем
пользоваться ты будешь недолго, а ответчиком за это будешь долго, и при
расчете за это уалатишь залогом?" - спросил тот человек. "Куда же бежать
и к чему стремиться?" - воскликнул царь. И человек ответил: "Пребывай в
твоем царстве и действуй, повинуясь Аллаху великому, или надень рубище и
поклоняйся твоему господу, пока не придет твой срок. А когда настанет
утро, я явлюсь к тебе. И этот человек, - продолжал Халид ибн Сафван, -
постучал на заре в дверь царя и видит, что тот сложил с себя венец и
снаряжается в странствие, - так подействовало на него наставление пра-
ведника. И Хишам ибн Абд-аль Мелик заплакал горьким плачем, так что омо-
чил себе бороду, и велел спять то, что на нем было, и сидел в своем
дворце. И слуги и приближенные пришли к Халиду ибн Сафвану и сказали ему
"Так ты поступил с повелителем правоверных! Ты испортил ем) наслаждение
и смутил ему жизнь".
И затем Нузхат-аз-Заман сказала Шарр-Кану: "А сколько в этой главе
наставлений! Поистине, я бессильна привести все, что есть в этой главе,
за одну беседу..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят седьмая ночь
Когда же настала шестьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что Нузхатаз-Заман говорила Шарр-Кану: "О царь,
сколько еще в этой главе наставлений! Поистине, я не в силах привести
все, что есть в этой главе за одну беседу. Но с течением дней, о царь
времени, будет все хорошо".
И судьи сказали: "О царь, эта девушка - чудо времени и единственная
жемчужина века и столетий. Мы не слышали о подобной ей во все времена и
за всю нашу жизнь". И они простились с царем и ушли, и тогда ШаррКан об-
ратился к своим слугам и сказал им: "Принимайтесь за устройство свадьбы
и тотчас готовьте кушанья всех родов". И они сейчас же исполнили его
приказанья и приготовили всякие кушанья, а Шарр-Кан велел женам эмиров,
везирей и вельмож царства не уходить и присутствовать при открывании не-
весты и на свадьбе. И едва настал предвечерний час, как уже разложили
скатерть со всеми кушаньями, какие желательны душе и усладительны для
глаз - жарким, гусями и курами, и все люди ели, пока не насытились. И
всем певицам в Дамаске было приказано прийти, а также старшим невольни-
цам царя, умевшим петь, и все они явились во дворец. И когда пришел ве-
чер и опустился мрак, зажгли свечи от ворот крепости до ворот дворца,
справа и слева, и эмиры, везири и вельможи пошли перед царем Шарр-Каном,
а певицы и прислужницы взяли девушку, чтобы украсить ее и одеть, но у
видели, что она не нуждается в украшении.
А царь Шарр-Кан вошел в баню и, выйдя оттуда, сел на ложе, и невесту
открывали перед ним в семи платьях, а потом с нее сняли одежды и стали
учить ее тому, чему учат девушек в ночь, когда их отводят к мужу. И
ШаррКан вошел к ней и взял ее невинность, и она понесла от него в тот же
час и минуту и сообщила ему об этом. И Шарр-Кан сильно обрадовался и
приказал мудрецам записать день зачатия, а утром он сел на престол, и
явились вельможи его царства и поздравили его. И Шарр-Кан призвал своего
личного писца и повелел ему написать письмо своему родителю, Омару ибн
ан-Нуману, о том, что он купил невольницу, умную и образованную, которая
объяла все отрасли мудрости и что он пришлет ее в Багдад, чтобы она по-
сетила его брата Дау-аль-Макана и сестру, Нузхат-аз-Заман. Он написал,
что освободил девушку и составил свой брачный договор с нею, и вошел к
ней, и она понесла от него. И он восхвалил ее ум, а затем он послал при-
вет брату и сестре везиря Дандана и прочим эмирам. И он запечатал письмо
и отправил его к отцу с гонцом на почтовых. И этот гонец отсутствовал
целый месяц, а потом вернулся с ответом и подал его Шарр-Кану.
И Шарр-Кан взял его и прочитал и вдруг видит, - там написано, после
имени Аллаха: "Это письмо от растерявшегося и смущенного, который поте-
рял детей и покинул родину, от царя Омара ибн ан-Нумана к сыну ШаррКану.
Знай, что после твоего отъезда мне стало тесно на земле, так что я не
могу терпеть и не в состоянии хранить тайну. И это потому, что я уехал
на охоту и ловлю, а Дау-аль-Макан просился у меня отправиться в аль-Хид-
жаз, но я убоялся превратностей времени и не позволил ему ехать до буду-
щего или следующего за ним года. И когда я уехал на охоту и ловлю, я от-
сутствовал целый месяц..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят восьмая ночь
Когда же настала шестьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что царь Омар ибн ан-Нуман говорил в своем
письме: "Когда я уехал на охоту и ловлю, я отсутствовал месяц и, возвра-
тившись, увидел, что твой брат и сестра взяли немного денег и тайком
отправились с паломниками в паломничество. И когда я узнал об этом,
простор сделался для меня тесен и я стал, о дитя мое, ожидать возвраще-
ния паломников, надеясь, что, может быть, твой брат и сестра придут с
ними. И паломники вернулись, и я спросил о них, но никто ничего не расс-
казал мне. И я надел одежды печали, заложил свою душу и лишился сна и
утопаю в слезах моих очей". И он написал такие стихи:
"Ваш призрак уйти теперь по хочет на миг один,
И в сердце отвел ему я место почетное.
Надеюсь, вернетесь вы - не то я не прожил бы
И мига, и призрак ваш один мне покой несет".
И, между прочим, он написал в своем письме: "Л после привета тебе и
тем, кто с тобою, сообщаю тебе, что ты не должен быть небрежен, распыты-
вая новости, - это для нас позорно".
И, прочтя письмо, Шарр-Кан опечалился за своего отца и обрадовался
исчезновению сестры и брата, и взял письмо и вошел к своей жене Нуз-
хат-аз-Заман. А он не Знал, что это его сестра, и она не знала, что
Шарр-Кан ее брат, хотя он все время посещал ее, ночью и днем, пока не
прошли полностью ее месяцы.
И она села на седалище родов, и Аллах облегчил ей разрешение, и у нее
родилась дочь. И Нузхат-аз-Заман послала за Шарр-Каном и, увидав его,
сказала ему: "Вот твоя дочь, назови ее, как хочешь". - "У людей в обычае
давать своим детям имя на седьмой день после их рождения", - ответил
Шарр-Кан. И затем он нагнулся к своей дочери и поцеловал ее и увидел,
что у нее на шее повешена жемчужина из тех трех жемчужин, которые царев-
на Абриза привезла из земли румов. И когда Шарр-Кан увидал, что эта жем-
чужина висит на шее его дочери, разум покинул его, и им овладел гнев. Он
вперил глаза в жемчужину и хорошо рассмотрел ее, а затем он взглянул на
Нузхат-аз-Заман и спросил: "Откуда попала к тебе эта жемчужина, о не-
вольница?"
И, услышав от Шарр-Кана эти слова, Нузхат-аз-Заман воскликнула: "Я
твоя госпожа и госпожа всех тех, кто находится во дворце! Я царица, дочь
царя, и теперь прекратилось сокрытие, и дело стало явным, и выяснилось,
что Нузхат-аз-Заман дочь царя Омара ибн ан-Нумана". И когда Шарр-Кан ус-
лышал эти слова, на него напала дрожь, и он опустил голову к земле..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят девятая ночь
Когда же настала шестьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что когда Шарр-Кан услышал эти слова, его сердце
встревожилось, и лицо его пожелтело, и на него напала дрожь, и он опус-
тил голову к земле. И, поняв, что Нузхат-аз-Заман и его сестра и они от
одного отца, он лишился чувств, а очнувшись, он пришел в изумление, но
не осведомил царевну о себе. "О госпожа, - спросил он ее, - ты дочь царя
Омара ибн ан-Нумана?" - "Да", - отвечала она ему. И Шарр-Кан сказал ей:
"Расскажи мне, почему ты рассталась со своим отцом и тебя продали?"
И она рассказала ему обо всем, что с ней случилось, с начала до кон-
ца: и как она оставила брата больным в Иерусалиме и как бедуин похитил
ее и продал купцу. И когда Шарр-Кан услышал это, он убедился, что Нуз-
хатаз-Заман его сестра и они от одного отца.
"Как же это я женился на своей сестре! - подумал он. - Клянусь Алла-
хом, мне необходимо выдать ее за кого-нибудь из моих придворных. А если
что-нибудь выяснится, я скажу, что развелся с нею раньше, чем стал ее
мужем, и выдам ее за старшего из придворных". И, подняв голову, он
вздохнул и сказал: "О Нузхат-азЗаман, ты действительно моя сестра. И я
скажу: "Прошу прощения у Аллаха за тот грех, в который мы впали. Я
Шарр-Кан, сын царя Омара ибн ан-Нумана". И Нузхатаз-Заман взглянула на