нес, и хвала Аллаху, который сделал исходом всего этого благополучие, и
в завершение благополучия ты вошел в мое жилище и в жилище моей сестры".
И потом она увела меня в свою комнату и сказала сестре: "Я обещала ему,
что не буду с ним сближаться запретно, и так же, как он подверг свою ду-
шу опасности и прошел через все эти ужасы, я буду ему землею, чтобы он
попирал меня ногами, и прахом для его сандалий..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят третья ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала своей сестре: "Я обе-
щала ему, что не буду сближаться с ним запретно, и так же, как он под-
верг свою душу опасности и прошел через все эти ужасы, я буду ему зем-
лею, чтобы он попирал меня ногами, и прахом для его сандалий". И ее
сестра сказала ей: "Ради этого намерения да спасет его великий Аллах". И
Шеджерет-ад-Дурр молвила: "Ты увидишь, что я сделаю, чтобы соединиться с
ним законно. Я обязательно пожертвую своей душой, чтобы ухитриться для
этого".
И когда мы разговаривали, вдруг раздался великий шум, и мы обернулись
и увидели, что пришел халиф и направляется к ее комнате, - так сильно он
ее любил. И девушка взяла меня, о повелитель правоверных, и посадила в
погреб, и закрыла его надо мной, а потом она вышла навстречу халифу и
встретила его. И когда халиф сед, она встала перед ним и начала ему
прислуживать и велела принести вино. А халиф любил невольницу по имени
Банджа (а это мать аль-Мутазза биллаха) [665], и эта невольница порвала с
ним, и он порвал с ней, и она гордая своей прелестью и красотой, не ми-
рилась с ним, а аль-Мутаваккиль, гордый властью халифа и царя, не мирил-
ся с нею и не сломил себя перед нею, хотя в его сердце горело из-за нее
огненное пламя, и старался отвлечься от нее подобными ей из невольниц, и
заходил в их комнаты. А он любил пение Шеджерет-адДурр и велел ей петь,
и девушка взяла лютню и, натянув струны, пропала такие стихи:
"Дивлюсь, как старался рок нас прежде поссорить с ней, -
Когда же все кончилось меж нами, - спокоен рок,
Я бросил тебя - сказали: "Страсти не знает ое!"
Тебя посетил - сказали: "Нету в нем стойкости!"
Любовь к ней, усиль же с каждой ночью ты страсть мою.
Забвение дня - с тобою встречусь в день сбора я.
Ведь кожа ее - как шелк, а речи из уст ее
Так мягки - не вздор они и не назидание,
И очи ее - сказал Аллах: "Пусть будут!" И созданы
Они, и с сердцами то, что вина, творят они".
И, услышав ее, халиф пришел в великий восторг, и я тоже возликовал в
погребе, о повелитель правоверных, и если бы не милость Аллаха великого,
я бы вскрикнул, и мы бы опозорились.
И затем девушка произнесла еще такие стихи:
"Его обнимаю я, и все же душа по нем
Тоскует, а есть ли что, что ближе объятий?
Целую его уста я, чтобы прошел мой жар,
Но только сильнее от любви я страдаю.
И, кажется, сердца боль тогда исцелится лишь,
Когда ты увидишь, что слились наши души".
И халиф пришел в восторг и воскликнул: "Пожелай от меня, о Шедже-
рет-ад-Дурр". И девушка сказала: "Я желаю от тебя освобождения, о пове-
литель правоверных, так как за него будет небесная награда". - "Ты сво-
бодна, ради великого Аллаха", - сказал халиф. И девушка поцеловала землю
меж его рук, и халиф молвил: "Возьми лютню и скажи нам что-нибудь о моей
невольнице, любовь к которой привязалась ко мне. Все люди ищут моей ми-
лости, а я ищу ее милости".
И девушка взяла лютню и произнесла такие два стиха:
"Владычица красоты, что всю мою набожность
Взяла, - как бы ни было, я должен владеть тобой.
Возьму ли покорностью тебя - это путь любви!
Иль, может, величием моим - это власти путь!"
И халиф пришел в восторг и сказал: "Возьми лютню и спой стихи, в ко-
торых будет рассказ о моем деле с тремя невольницами, которые овладели
моей уздой и лишили меня сна, - это ты, и та невольница, что со мной
рассталась, и другая - ее не назову, - которой нет подобной".
И девушка взяла лютню и, начав петь, произнесла такие стихи:
"Три красавицы овладели ныне уздой моей
И в душе моей место лучшее захватили.
Хоть послушен я никому не буду во всей земле,
Их я слушаюсь, а они всегда непокорны.
И значит это только то, что власть любви
(А в ней их сила) - моей превыше власти".
И халиф до крайности удивился соответствию этих стихов с его обстоя-
тельствами, и восторг склонил его к примирению с невольницей, порвавшей
с ним. И он вышел и направился к ее комнате, и одна из невольниц опере-
дила его и осведомила ту девушку о приходе халифа, и она вышла к нему
навстречу и поцеловала землю меж его рук, а затем поцеловала его ноги, и
халиф помирился с ней, и она помирилась с ним, и вот каково было их де-
ло.
Что же касается Шеджерет-ад-Дурр, то она пришла ко мне, радостная, и
сказала: "Я стала свободной из-за твоего благословенного прихода, и, мо-
жет быть, Аллах мне поможет, и я что-нибудь придумаю, чтобы соединиться
с тобой законно". И я воскликнул: "Хвала Аллаху!" И когда мы разговари-
вали, вдруг вошел к нам ее евнух, и мы рассказали ему, что с нами случи-
лось, и он воскликнул: "Хвала Аллаху, который сделал исход этого благим!
Просим Аллаха, чтобы он завершил это дело твоим благополучным выходом!"
И мы так разговаривали, и вдруг пришла та девушка, ее сестра (а имя
ее было Фатир), и Шеджерет-ад-Дурр сказала ей: "О сестрица, как нам сде-
лать, чтобы вывести его из дворца целым? Аллах великий послал мне осво-
бождение, и я стала свободной по благодати его прихода". - "Нет у меня
хитрости, чтобы его вывести, иначе как одеть его в женскую одежду", -
сказала Фатир. И затем она принесла платье из платьев женщин и надела
его на меня, и я вышел, о повелитель правоверных, в ту же минуту. И ког-
да я дошел до середины дворца, я вдруг увидел, что повелитель правовер-
ных сидит и евнухи стоят перед ним. И халиф посмотрел на меня, и запо-
дозрил меня сильнейшим подозрением, и сказал своим слугам: "Скорей при-
ведите мне эту уходящую невольницу!" И меня привели и подняли мне покры-
вало, и, увидев меня, халиф меня узнал и стал меня расспрашивать, и я
рассказал ему все дело, не скрыв от него ничего. И, услышав мой рассказ,
халиф подумал о моем деле и затем в тот же час и минуту поднялся, вошел
в комнату Шеджерет-ад-Дурр и сказал: "Как это ты избираешь вместо меня
какого-то сына купца?" И она поцеловала перед ним землю и рассказала
ему, по правде, всю историю, с начала до конца. И халиф, услышав ее сло-
ва, пожалел ее, и его сердце смягчилось к ней, и он простил ее изза люб-
ви и ее обстоятельств и ушел. И евнух девушки вошел к ней и сказал: "Ус-
покойся душою! Когда твой друг предстал меж рук халифа, тот спросил его,
и он рассказал ему то же, что рассказала ты, буква в букву. И халиф,
придя обратно, призвал меня к себе и спросил: "Что побудило тебя посяг-
нуть на дом халифата?" И я сказал ему: "О повелитель правоверных, меня
побудила к этому моя глупость и любовь и надежда на твое прощение и ве-
ликодушие".
И потом я заплакал и поцеловал перед халифом землю, и он сказал: "Я
простил вас обоих". И затем он велел мне сесть, и я сел, а халиф призвал
судью Ахмеда ибн Абу-Дауда [666] и женил меня на этой девушке и велел пе-
ренести все, что у нее было, ко мне, и девушку ввели ко мне в ее комна-
те. А через три дня я вышел и перенес все эти вещи ко мне в дом, и все,
что ты видишь у меня в доме, о повелитель правоверных, и что кажется те-
бе подозрительным - все это из ее приданого".
И в один из дней моя жена сказала: "Знай, что альМутаваккиль - чело-
век великодушный, но я боюсь, что он о нас вспомнит или что-нибудь упо-
мянет при нем о нас кто-нибудь из завистников, и хочу сделать что-то, в
чем будет спасение от этого". - "А что это?" - спросил я. И она сказала:
"Я хочу попросить у него позволения совершить паломничество и отказаться
от пения". - "Прекрасный план ты указываешь!" - воскликнул я. И когда мы
разговаривали, вдруг пришел ко мне посол от халифа, требуя Шедже-
рет-ад-Дурр, так как халиф любил ее пение. И моя жена пошла и служила
ему, и халиф сказал ей: "Не покидай нас". И она молвила: "Слушаю и пови-
нуюсь!"
И случилось, что она ушла к нему в какой то день (а он прислал за ней
по обычаю), но не успел я опомниться, как она уже пришла от него в ра-
зорванной одежде и с плачущими глазами, и я испугался и воскликнул: "По-
истине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!" - и подумал, что
халиф велел нас схватить. "Разве аль Мутаваккиль на нас разгневался?" -
спросил я. И моя жена сказала: "А где аль Мутаваккиль? Власть аль-Мута-
ваккиля кончилась, и образ его стерт". - "Расскажи мне истину об этом
деле", - сказал я, и моя жена молвила: "Он сидел за занавеской и пил, и
с ним был аль-фатх ибн Хакан и Садака ибн Садака, и бросился на него его
сын аль-Мунтасир с толпой турок [667] и убил его, и сменилась радость
злом, и прекрасное счастье стонами и воплями. И я убежала вместе с не-
вольницей, и Аллах спас нас".
И я тотчас же вышел, о повелитель правоверных, и спустился в Басру, и
пришла ко мне после этого весть, что началась война между аль-Мунтасирэм
и аль-Мустаином, его противником [668], и я испугался и перевез мою жену и
все мое имущество в Басру. Вот мой рассказ, о повелитель правоверных, и
я не прибавил к нему ни буквы и не убавил ни буквы, и все, что ты видишь
в моем доме, о повелитель правоверных, и на чем стоит имя твоего деда
аль-Мутаваккиля - от милостей его к нам, так как основа нашего благо-
денствия - от твоих благороднейших предков, и вы - люди милости и рудник
щедрости".
И халиф обрадовался этому сильной радостью и удивился рассказу
Абу-ль-Хасана.
"А затем, - говорил Абу-ль-Хасан, - я вывел к халифу ту женщину и мо-
их детей от нее, и они поцеловали землю меж его рук, и он удивился их
красоте. Он велел подать чернильницу и написал, что снимает харадж с на-
ших владений на двадцать лет".
И халиф обрадовался, и он взял Абу-ль-Хасана к себе в сотрапезники, и
наконец разлучил их рок, и они поселились в могилах после дворцов. Хвала
же владыке всепрощающему!
Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира
Рассказывают также, о счастливый царь, что был в древние времена один
купец, по имени Абд-ар-Рахман. И наделил его Аллах дочерью и сыном, и
дочь он назвал Каукаб-ас-Сабах из-за ее красоты и прелести, а сына он
назвал Камар-аз-Заман из-за его великой красоты. И когда он увидел, ка-
кой одарил их Аллах красотой, прелестью, блеском и соразмерностью, он
побоялся для них зла от глаз смотрящих и языков завистников, и козней
коварных, и ухищрений развратников и скрывал их от людей в одном доме
четырнадцать лет, так что никто их не видел, кроме их родителей и не-
вольницы, которая им служила.
А их отец читал Коран, как ниспослал его Аллах, и мать их тоже читала
Коран. И мать стала обучать свою дочь, а отец обучал сына, пока дети не
запомнили Коран и не научились письму, счету, наукам и вежеству от отца
и матери, так что не нуждались в учителе.
И когда мальчик достиг возраста мужей, жена купца сказала: "До каких
пор ты будешь скрывать твоего сына Камар-аз-Замана от людей? Что он -
девочка или мальчик?" - "Мальчик", - ответил ей купец. И она молвила:
"Раз он мальчик, почему ты не возьмешь его с собой на рынок и не поса-
дишь его в лавке, чтобы он знал людей, и люди знали его, и им стало бы
известно, что он твой сын. Научи его покупать и продавать, может быть, с
тобой что-нибудь случится, и люди будут знать, что он твой сын, когда он
наложит руку на твое наследство. Если же ты умрешь теперь и он скажет
людям: "Я сын купца Абд-ар-Рахмана", - ему не поверят и скажут: "Мы тебя
