горбун услышал его слова, он опустил на некоторое время голову к земле и
спросил: "Тот, кто указал тебе на меня, горбатый портной?" - "Да", - от-
вечал Ибрахим. И горбун сказал: "Это мой брат, и он человек благословен-
ный. О дитя мое, - сказал он потом, - если бы любовь к тебе не сошла в
мое сердце и я бы тебя не пожалел, ты бы погиб - и ты, и мой брат, и
привратник хана, и его жена. Знай, - продолжал он, - что этому саду нет
на лице земли подобного, и он называется Садом Жемчужины. В него не вхо-
дил никто за время моей жизни, кроме султана, меня самого и его владели-
цы Джамилы, и я провел в нем двадцать лет и не видел, чтобы кто-нибудь
приходил в это место. Каждые сорок дней госпожа приезжает сюда на лодке
и выходит среди своих невольниц в шелковом покрывале, концы которого де-
сять невольниц несут на золотых крючках, пока она не войдет, так что я
никогда не видел ее облика. У меня есть только одна душа, и я подвергну
ее опасности ради тебя". И юноша поцеловал ему руку, и горбун сказал:
"Посиди у меня, пока я не придумаю для тебя чего-нибудь". И затем он
взял юношу за руку и ввел его в сад, и когда Ибрахим увидел этот сад, он
подумал, что это рай, и он увидел, что деревья в нем оплетаются, и
пальмы высоки, и воды обильны, и птицы перекликаются в нем на разные го-
лоса. А затем горбун подошел с ним к домику с куполом и сказал ему: "Вот
где сидит госпожа Джамила".
И юноша посмотрел на домик и увидел, что это удивительное место уве-
селения, и в нем всякие изображения, нарисованные золотом и лазурью, и
еще есть в нем четыре двери, к которым подымаются по пяти ступенькам. И
посреди домика - водоем, к которому спускаются по золотым ступенькам, и
эти ступеньки украшены дорогими металлами, а посреди водоема - золотой
фонтан с фигурками, большими и маленькими, и вода выходит изо рта этих
фигурок, и она шумит, издавая разные звуки, и слушающему кажется, что он
в раю. И около домика водяное колесо с серебряными горшками, и оно пок-
рыто парчой, и слева от него окно с серебряной решеткой, выходящей на
зеленый луг, где резвятся всякие звери, газели, зайцы, а справа - окно,
выходящее на площадку, где всевозможные птицы, и все они щебечут на раз-
ные голоса, ошеломляющие того, кто их слышит.
И когда юноша увидел это, его охватил восторг, и он сел в воротах са-
да, а садовник сел с ним рядом и сказал: "Как ты находишь мой сад?" -
"Это рай на земле", - сказал юноша. И садовник засмеялся, и затем он
встал, и скрылся на некоторое время, и вернулся, неся поднос, на котором
были жирные куры, прекрасная снедь и сахарные сласти. Он поставил поднос
перед юношей и сказал: "Ешь, пока не насытишься".
"И я ел, - говорил Ибрахим, - пока не наелся вдоволь, и когда садов-
ник увидел, что я поел, он обрадовался и сказал: "Клянусь Аллахом, тако-
вы дела царей и царских сыновей! О Ибрахим, - сказал он потом, - что у
тебя в этом мешке?" И я развязал перед ним мешок, и садовник сказал;
"Носи его с собой, он будет тебе полезен, когда явится госпожа Джамила,
когда она приедет, я не смогу принести тебе чего-нибудь поесть".
И он встал, и взял меня за руку, и привел в одно место, напротив до-
мика Джамилы, и сделал там беседку среди деревьев, и сказал: "Залезай
сюда. Когда она приедет, ты увидишь ее, а она тебя не увидит, и это са-
мая большая хитрость, какая у меня есть, а полагаться следует на Аллаха.
Когда она начнет петь, пой под ее пенье, а когда она уйдет, возвращайся
благополучно туда, откуда пришел, если захочет Аллах".
И юноша поблагодарил садовника и хотел поцеловать ему руку, но садов-
ник не дал ему. А затем юноша положил мешок в беседку, которую садовник
ему сделал, и садовник сказал: "О Ибрахим, гуляй в саду и ешь в нем пло-
ды, срок прихода твоей госпожи - завтра".
И Ибрахим стал гулять в саду и есть в нем плоды, и он провел ночь у
садовника, а когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало, Ибра-
хим совершил утреннюю молитву, и вдруг садовник пришел к нему с пожел-
тевшим лицом и сказал: "Вставай, о дитя мое, и лезь в беседку - не-
вольницы пришли, чтобы убирать это место, и она придет после них..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот пятьдесят седьмая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что садовник, войдя в сад к Ибрахиму ибн
альХасыбу, сказал: "Вставай, о дитя мое, и лезь в беседку - невольницы
пришли убирать это место, и она придет после них. Берегись плюнуть, выс-
моркаться или чихнуть, - мы тогда погибнем, и я и ты". И юноша встал и
залез в беседку, а садовник ушел, говоря: "Да наделит тебя Аллах благо-
получием, о дитя мое". И когда юноша сидел, вдруг пришли пять невольниц,
подобных которым никто не видел, и вошли в домик, и, сняв с себя одежду,
вымыли и опрыскали его розовой водой, и потом они зажгли куренья из алоэ
и амбры и разостлали парчу. А после них пришли пятьдесят невольниц с му-
зыкальными инструментами, и Джамила шла посреди них, под красным парчо-
вым навесом, и невольницы приподнимали полы навеса золотыми крючками,
пока она не вошла в домик, и юноша не увидел даже ее облика и одежды.
"Клянусь Аллахом, - сказал он про себя, - пропал весь мой труд! Но я
непременно подожду и увижу, каково будет дело". И невольницы принесли
еду и питье и поели, а потом они вымыли руки и поставили Джамиле скаме-
ечку, и она села на нее, а все невольницы ударили в музыкальные инстру-
менты и запели волнующими голосами, которым нет подобных. И затем высту-
пила старуха управительница и стала хлопать в ладоши и плясать, и не-
вольницы оттащили ее, и вдруг занавеска приподнялась, и вышла Джамила,
смеясь. И Ибрахим увидел ее, и на ней были украшения и одежды, и на го-
лове ее был венец, украшенный жемчугом и драгоценными камнями, и на шее
- жемчужное ожерелье, а ее стан охватывал пояс из топазовых прутьев, и
шнурки на нем были из яхонта и жемчуга. И невольницы встали и поцеловали
перед ней землю, а она все смеялась".
"И когда я увидел ее, - говорил Ибрахим ибн альХасыб, - я исчез из
мира, и мой ум был ошеломлен, и мысли у меня смешались, так меня ослепи-
ла ее красота, которой не было на лице земли подобия. И я упал, покрытый
беспамятством, а потом очнулся с плачущими глазами и произнес такие два
стиха:
"Я вижу тебя, и не отвожу я взора,
Чтоб веки лик твой от меня не скрыли,
И если бы я направил к тебе все взоры,
Не мог бы объять красот я твоих глазами".
И старуха сказала невольницам: "Пусть десять из вас встанут, попляшут
и споют". И Ибрахим, увидев их, сказал про себя: "Я желал бы, чтобы поп-
лясала госпожа Джамила".
И когда окончилась пляска десяти невольниц, они подошли к Джамиле,
окружили ее и сказали: "О госпожа, мы хотим, чтобы ты поплясала в этом
месте и довершила бы этим нашу радость, так как мы не видели дня, прият-
нее этого". И Ибрахим ибн аль-Хасыб сказал про себя: "Нет сомнения -
открылись врата неба, и внял Аллах моей молитве!" А невольницы целовали
ноги Джамилы и говорили ей: "Клянемся Аллахом, мы не видели, чтобы твоя
грудь расправилась так, как в сегодняшний день". И спи до тех пор соб-
лазняли ее, пока она не сняла верхнюю одежду и не осталась в рубахе из
золотой ткани, расшитой всевозможными драгоценными камнями, и она пока-
зала соски, подобные гранатам, и открыла лицо, подобное луне в ночь пол-
нолуния".
И Ибрахим увидел движения, каких не видал всю свою жизнь, и Джамила
показала в своей пляске диковинный способ и удивительные новшества, так
что заставила нас забыть о пляске пузырьков в чаше и напомнила о том,
что тюрбаны на головах покосились [661]. И она была такова, как сказал о
ней поэт:
Как хочешь, сотворена она, соразмерная,
По форме красы самой - не меньше и не длинней.
И, кажется, создана она из жемчужины,
И каждый из ее членов равен луне красой.
Или как сказал другой:
Плясунья! Подобен иве гнущейся стан ее,
Движенья ее мой дух едва не уносят прочь.
Не сможет стоять нога, лишь только плясать начнет
Она, словно под ногой ее - пыл души моей.
"И когда я смотрел на нее, - говорил Ибрахим, - ее взгляд вдруг упал
на меня, и она меня увидела, и когда она на меня взглянула, ее лицо из-
менилось, и она сказала невольницам: "Пойте, пока я не приду к вам", - а
затем направилась к ножу, величиной в пол-локтя, и, взяв его, пошла в
мою сторону. И потом она воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Ал-
лаха высокого, великого!" И когда она подошла ко мне, я исчез из мира,
И, увидев меня и столкнувшись со мной лицом к лицу, Джамила выронила из
руки нож и воскликнула: "Хвала тому, кто вращает сердца!" И затем она
сказала: "О юноша, успокой свою душу! Ты в безопасности от того, чего
боишься". И я начал плакать, а она вытирала мне слезы рукой и говорила:
"О юноша, расскажи мне, кто ты и что привело тебя в это место". И я по-
целовал ей руку и схватился за ее подол, и она сказала: "Нет над тобой
беды! Клянусь Аллахом, мой глаз не наполнится памятью о ком-нибудь, кро-
ме тебя. Скажи мне, кто ты".
"И я рассказал ей свою историю от начала до конца, - говорил Ибрахим,
- и она удивилась и сказала: "О господин мой, заклинаю тебя Аллахом,
скажи мне, не Ибрахим ли ты, сын аль-Хасыба?" И он ответил: "Да". И она
припала ко мне и сказала: "О господин мой, это ты сделал меня не охочей
до мужчин. Когда я услышала, что в Каире находится мальчик, красивей ко-
торого нет на всей земле, я полюбила тебя по описанию, и к моему сердцу
привязалась любовь к тебе из-за того, что до меня дошло о твоей ослепи-
тельной красоте, и я стала с тобой такова, как сказал поэт:
В любви перегнало ухо взоры очей моих -
Ведь ухо скорее глаз полюбит порою.
Да будет же хвала Аллаху, который показал мне твое лицо! Клянусь Ал-
лахом, если бы это был кто-нибудь другой, я распяла бы садовника, и
привратника хана, и портного, и всех, кто с ними связан".
И затем она сказала мне: "Как бы мне ухитриться, чтобы ты что-нибудь
поел без ведома невольниц?" И я сказал ей: "Со мною то, что мы будем
есть и пить". И я развязал перед ней мешок, я она взяла курицу и стала
класть куски мне в рот, и я тоже клал ей куски в рот, и когда я увидел,
что она это делает, мне показалось, что это сон. И затем я поставил ви-
но, и мы стали пить, и при всем этом она была подле меня, а невольницы
пели. И мы делали так с утра до полудня, а затем она поднялась и сказа-
ла: "Поднимайся теперь и приготовь себе корабль и жди меня в таком-то
месте, пока я к тебе не приду. У меня истощилось терпение переносить
разлуку с тобой". - "О госпожа, - ответил я ей, - у меня есть корабль, и
он - моя собственность, и матросы наняты мной, и они меня ожидают". -
"Это и есть то, чего я хочу", - сказала Джамила. И затем она пошла к не-
вольницам..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот пятьдесят восьмая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что госпожа Джамила пошла к невольницам и
сказала им: "Поднимайтесь, мы пойдем во дворец". И они спросили: "Как же
мы уйдем сейчас - ведь у нас обычай проводить здесь три дня?" - "Я
чувствую на душе великую тяжесть, как будто я больна, и боюсь, что это
будет для меня тягостно", - отвечала Джамила. И невольницы сказали:
"Слушаем и повинуемся!" И надели свои одежды, а потом они пошли к берегу
и сели в лодку. И садовник подошел к Ибрахиму (а он не знал о том, что с
ним случилось) и сказал: "О Ибрахим, нет тебе удачи в том, чтобы насла-
диться ее видом. Она обычно остается здесь три дня, и я боюсь, что она
тебя увидела". - "Она меня не видела, и я не видел ее - она не выходила
из домика", - сказал Ибрахим. "Твоя правда, о дитя мое, - сказал садов-