обрадовался крайней радостью. И при всем этом ветер был ровный, и ко-
рабль плыл, и они до тех пор плыли, пока не приблизились к городу Искан-
дарии. И они увидели ее вехи, старые и новые, и увидели Колонну Мачт. И
когда они вошли в гавань, Нур-ад-дин в тот же час и минуту сошел с ко-
рабля и привязал его к камню из Камней Сукновалов. И он взял немного
сокровищ из тех, которые принесла с собою девушка, и сказал Ситт-Мариам:
"Посиди, о госпожа, на корабле, пока я не войду с тобой в Искандарию
так, как люблю и желаю". И девушка молвила: "Следует, чтобы это было
скорее, так как медлительность в делах оставляет после себя раскаяние".
- "Нет у меня медлительности", - ответил Нур-ад-дин. И Мариам осталась
сидеть на корабле, а Нур-ад-дин отправился в дом москательщика, друга
его отца, чтобы взять на время у его жены для Мариам покрывало, одежду,
башмаки и изар, какие обычны для женщин Искандарии. И не знал он о том,
чего не предусмотрел из превратностей рока, отца дивного дива.
Вот что было с Нур-ад-дином и Мариам-кушачницей. Что же касается ее
отца, царя Афранджи, то, когда наступило утро, он хватился своей дочери
Мариам, но не нашел ее. Он спросил про нее невольниц и евнухов, и те
сказали; "О владыка наш, она вышла ночью и пошла в церковь, и после это-
го мы не знаем о ней вестей". И когда царь разговаривал в это время с
невольницами и евнухами, вдруг раздались под дворцом два великих крика,
от которых вся местность загудела. И царь спросил: "Что случилось?" И
ему ответили: "О царь, нашли десять человек убитых на берегу моря, а ко-
рабль царя пропал. И мы увидели, что ворота у прохода, которые около
церкви, со стороны моря открыты, и пленник, который был в церкви и при-
сутствовал в ней, пропал". - "Если мой корабль, что был в море, пропал,
то моя дочь Мариам - на нем, без сомнения и наверное!" - воскликнул
царь..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот восемьдесят пятая ночь
Когда же настала восемьсот восемьдесят пятая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что царь Афранджи, когда пропала его дочь
Мариам, воскликнул: "Если мой корабль пропал, то моя дочь Мариам - на
нем, без сомнения и наверное!" И потом царь в тот же час и минуту позвал
начальника гавани и сказал ему:
"Клянусь Мессией и истинной верой, если ты сейчас же не настигнешь с
войсками мой корабль и не приведешь его и тех, кто на нем есть, я убью
тебя самым ужасным убийством и изувечу тебя!" И царь закричал на на-
чальника гавани, и тот вышел от него, дрожа, и призвал ту старуху из
церкви и спросил ее: "Что ты слышала от пленника, который был у тебя, о
его стране и из какой он страны?" - "Он говорил: "Я из города Исканда-
рии", - ответила старуха. И когда начальник услышал ее слова, он в тот
же час и минуту вернулся в гавань и закричал матросам: "Собирайтесь и
распускайте паруса!"
И они сделали так, как приказал им начальник, и поехали, и ехали неп-
рестанно ночью и днем, пока не приблизились к городу Искандарии в ту ми-
нуту, когда Нурад-дин сошел с корабля и оставил там Ситт-Мариам. А среди
франков был тот везирь, кривой и хромой, который купил Мариам у
Нур-ад-дина. И когда франки увидели привязанный корабль, они узнали его
и, привязав свой корабль вдали от него, подъехали к нему на маленькой
лодке из своих лодок, которая плавала по воде глубиной в два локтя. И в
этой лодке была сотня бойцов, и в числе их хромой и кривой везирь (а это
был непокорный притеснитель и непослушный сатана, хитрый вор, против
хитрости которого никто не мог устоять), и он был похож на Абу-Мухаммеда
аль-Батталя. И франки гребли и плыли до тех пор, пока не подъехали к ко-
раблю Мариам, и они бросились на корабль и напали на него единым нападе-
нием, но не нашли на нем никого, кроме Ситт-Мариам, и тогда они захвати-
ли девушку и корабль, на котором она находилась, после того как вышли на
берег и провели там долгое время. А потом они в тот же час и минуту вер-
нулись на свои корабли, захватив то, что они хотели, без боя и не обна-
жая оружия, и повернули назад, направляясь в страны румов. И они поеха-
ли, и ветер был хорош, и они спокойно ехали до тех пор, пока не достигли
города Афранджи.
И они привели Ситт-Мариам к ее отцу, который сидел на престоле своей
власти, и когда ее отец увидел ее, он воскликнул: "Горе тебе, о обманщи-
ца! Как ты оставила веру отцов и дедов и крепость Мессии, на которую
следует опираться, и последовала вере бродяг (он разумел веру ислама),
что поднялись с мечом наперекор кресту и идолам?" - "Нет за мной вины, -
ответила Мариам. - Я вышла ночью в церковь, чтобы посетить госпожу Мари-
ам и сподобиться от нее благодати, и когда я чем-то отвлеклась, му-
сульманские воры вдруг напали на меня и заткнули мне рот и крепко меня
связали, и они положили меня на корабль и поехали со мной в свою сторо-
ну. И я обманула их и говорила с ними об их вере, пока они не развязали
моих уз, и мне не верилось, что твои люди догнали меня и освободили.
Клянусь Мессией и истинной верой, клянусь крестом и тем, кто был на нем
распят, я радовалась тому, что вырвалась из их рук, до крайней степени,
и моя грудь расширилась и расправилась, когда я освободилась из му-
сульманского плена". - "Ты лжешь, о распутница, о развратница! - воск-
ликнул ее отец. - Клянусь тем, что стоит в ясном Евангелии из ниспослан-
ных запрещений и разрешений, я неизбежно убью тебя наихудшим убийством и
изувечу тебя ужаснейшим образом. Разве не довольно тебе того, что ты
сделала сначала, когда вошли к нам твои козни, и теперь ты возвращаешься
к нам с твоими обманами!"
И царь приказал убить Мариам и распять ее на воротах дворца, но в это
время вошел к нему кривой везирь (он давно был охвачен любовью к Мариам)
и сказал ему: "О царь, не убивай ее и жени меня на ней. Я желаю ее
сильнейшим желанием, но не войду к ней раньше, чем построю ей дворец из
крепкого камня, самый высокий, какой только строят, так что никакой вор
не сможет взобраться на его крышу. А когда я кончу его строить, я зарежу
у ворот его тридцать мусульман и сделаю их жертвою Мессии от меня и от
нее". И царь пожаловал ему разрешение на брак с Мариам и позволил свя-
щенникам, монахам и патрициям выдать ее за него замуж, и девушку выдали
за кривого везиря, и царь позволил начать постройку высокого дворца,
подходящего для нее, и рабочие принялись работать.
Вот что было с царевной Мариам, ее отцом и кривым везирем. Что же ка-
сается Нур-ад-дина и старика москательщика, то Нур-ад-дин отправился к
москательщику, другу своего отца, и взял у его жены на время изар, пок-
рывало, башмаки и одежду - такую, как одежда женщин Искандарии, и вер-
нулся к морю, и направился к кораблю, где была Ситт-Мариам, но увидел,
что место пустынно и цель посещения далека..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот восемьдесят шестая ночь
Когда же настала восемьсот восемьдесят шестая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нур-ад-дин увидел, что мес-
то пустынно и цель посещения далека, его сердце стало печальным, и он
заплакал слезами, друг за другом бегущими, и произнес слова поэта:
"Летит ко мне призрак Суд, пугает меня, стучась,
С зарею, когда друзья спят крепко в пустыне.
Когда же проснулись мы и призрак унесся вдаль,
Увидел я - пусто все и цель отдаленна".
И Нур-ад-дин пошел по берегу моря, оборачиваясь направо и налево, и
увидал людей, собравшихся на берегу, и они говорили: "О мусульмане, нет
больше у города Искандарии чести, раз франки вступают в него и похищают
тех, кто в нем есть, и они мирно возвращаются в свою страну, и не выхо-
дит за ними никто из мусульман или из воинов нападающих!" - "В чем де-
ло?" - спросил их Нур-ад-дин. И они сказали: "О сынок, пришел корабль из
кораблей франков, и в нем были войска, и они сейчас напали на нашу га-
вань и захватили корабль, стоявший там на якоре, вместе с теми, кто был
на нем, и спокойно уехали в свою страну". И Нур-ад-дин, услышав их сло-
ва, упал, покрытый беспамятством, а когда он очнулся, его спросили о его
деле, и он рассказал им свою историю, от начала до конца. И когда люди
поняли, в чем с ним дело, всякий начал его бранить и ругать и говорить
ему: "Почему ты хотел увести ее с корабля только в изаре и покрывале?" И
все люди говорили ему слова мучительные, а некоторые говорили: "Оставьте
его, достаточно с него того, что с ним случилось". И каждый огорчал Нур-
ад-дина словами и метал в него стрелами упреков, так что он упал, покры-
тый беспамятством.
И когда люди и Нур-ад-дин были в таком положении, вдруг подошел ста-
рик москательщик, и он увидел собравшихся людей и направился к ним, что-
бы узнать в чем дело, и увидел Нур-ад-дина, который лежал между ними,
покрытый беспамятством. И москательщик сел подле него и привел его в
чувство, и когда Нур-ад-дин очнулся, спросил его: "О дитя мое, что озна-
чает состояние, в котором ты находишься?" - "О дядюшка, - ответил
Нур-аддин, - невольницу, которая у меня пропала, я привез из города ее
отца на корабле и вытерпел то, что вытерпел, везя ее, а когда я достиг
этого города, я привязал корабль к берегу и оставил невольницу на кораб-
ле, а сам пошел в твое жилище и взял у твоей жены вещи для невольницы,
чтобы привести ее в них в город. И пришли франки, и захватили корабль, и
на нем невольницу, и спокойно уехали, и достигли своих кораблей".
И когда старик москательщик услышал от Нур-ад-дина эти слова, свет
сделался перед лицом его мраком, и он опечалился о Нур-ад-дине великой
печалью. "О дитя мое, - воскликнул он, - отчего ты не увез ее с корабля
в город без изара? Но теперь не помогут уже слова! Вставай, о дитя мое,
и пойдем со мной в город - может быть, Аллах наделит тебя невольницей
более прекрасной, чем та, и ты забудешь с нею о первой девушке. Слава
Аллаху, который не причинил тебе в ней никакого убытка, а наоборот, тебе
досталась через нее прибыль! И знай, о дитя мое, что соединение и
разъединение - в руках владыки возвышающегося". - "Клянусь Аллахом, о
дядюшка, - воскликнул Нур-ад-дин, - я никак не могу забыть о ней и не
перестану ее искать, хотя бы мне пришлось выпить из-за нее чашу смерти".
- "О дитя мое, что ты задумал в душе и хочешь сделать?" - спросил моска-
тельщик. И Нур-ад-дин сказал: "Я имею намерение вернуться в страну румов
и вступить в город Афранджу и подвергнуть свою душу опасностям, и дело
либо удастся, либо не удастся". - "О дитя мое, - молвил москательщик, -
в ходячих поговорках сказано: "Не всякий раз останется цел кувшин". И
если они в первый раз с тобой ничего не сделали, то, может быть, они
убьют тебя в этот раз" особенно потому, что они тебя хорошо узнали". -
"О дядюшка, - сказал Нур-ад-дин, - позволь мне поехать и быть убитым
быстро из-за любви к ней, разве лучше не быть убитым, оставив ее в пытке
и смущении".
А по соответствию судьбы, в гавани стоял один корабль, снаряжаемый
для путешествия, и те, кто ехал на нем, исполнили все свои дела, и в эту
минуту они выдергивали причальные колья. И Нур-ад-дин поднялся на ко-
рабль, и корабль плыл несколько дней, и время и ветер были для путников
хороши. И когда они ехали, вдруг появились корабли из кораблей франков,
кружившие по полноводному морю. А увидев корабль, они всегда брали его в
плен, боясь за царевну из-за воров мусульман, и когда они захватывали
корабль, то доставляли всех, кто был на нем, к царю Афранджи, и тот уби-
вал их, исполняя обет, который он дал из-за своей дочери Мариам. И они
увидели корабль, в котором был Нур-ад-дин, и захватили его, и взяли
всех, кто там был, и привели к царю, отцу Мариам, и, когда пленников
поставили перед царем, он увидел, что их сто человек мусульман, и велел
