упал без сознания и пролежал час времени, а потом он очнулся и заплакал
сильным плачем, больше которого нет, и произнес такие стихи:
"Надеяться ль после дали вновь на сближенье с ней,
И дружбы услада возвратится ли полностью?
Поистине, в моем сердце страсть и волненье,
И толки доносчиков тревожат и речи их.
Весь день пребываю я смущенным, растерянным,
А ночью надеюсь я, что призрак ее придет.
Аллахом клянусь, ко мне любви не забуду я!
И как же, когда душе наскучили сплетники?
Нежна она членами и впалы бока ее,
И глаз ее в мое сердце стрелы метнул свои.
Напомнит нам ивы ветвь в саду ее тонкий стан,
А прелесть красы ее свет солнца смутит совсем.
Когда б не боязнь Аллаха (слава славна его!),
Сказал бы я столь прекрасной: "Слава славна ее!"
И когда старик посмотрел на Нур-ад-дина и увидал его красоту, и
стройность, и соразмерность, и ясность его языка, и тонкость его, и раз-
нообразие, его сердце опечалилось о юноше, и он сжалился, увидя его сос-
тояние. А этот старик был капитаном корабля, шедшего в город той не-
вольницы, и было на его корабле сто купцов из придворных мусульман. И он
сказал Нур-ад-дину: "Терпи и будет одно лишь благо, и если захочет Аллах
- величие ему и слава! - я доставлю тебя к ней..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот восемьдесят первая ночь
Когда же настала восемьсот восемьдесят первая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что старик капитан сказал Нур-ад-ди-
ну: "Я доставлю тебя к ней, если захочет Аллах великий". - "Когда
отъезд?" - спросил Нур-ад-дин. И капитан ответил: "Нам осталось еще три
дня, и мы поедем во благе и безопасности". И Нур-ад-дин, услышав слова
капитана, обрадовался сильной радостью и поблагодарил его за его милость
и благодеяние, а потом он вспомнил дни близости и единения со своей не-
вольницей, не имеющей подобия, и заплакал сильным плачем и произнес та-
кие стихи:
"О, сблизит ли милосердый с вами меня опять,
Достигну ль своей я цели, о господа, иль нет?
Подарит ли мне судьба от вас посещение,
Чтоб веки над вами я закрыть мог из скупости?
Когда б продавалась близость к вам, я б купил ее
За дух свой, но вижу я, что близость дороже к вам".
И потом Нур-ад-дин в тот же час и минуту вышел, и пошел на рынок, и
взял там все, что ему было, нужно из пищи и припасов для путешествия, и
пришел к тому капитану, и, увидев его, капитан спросил: "О дитя мое, что
это у тебя такое?" - "Мои припасы и то, что мне нужно в пути", - ответил
Нур-ад-дин. И капитан засмеялся его словам и сказал: "О дитя мое, разве
ты идешь полюбоваться на Колонну Мачт? [632] Между тобой и твоей целью -
два месяца пути, если ветер хорош и время безоблачно". И потом старик
взял у Нур-ад-дина немного денег, и пошел на рынок, и купил ему все, что
ему было нужно для путешествия, в достаточном количестве, и наполнил ему
бочонок пресной водой. И Нур-ад-дин оставался на корабле три дня, пока
купцы собрались и сделали свои дела, и затем они сошли на корабль, и ка-
питан распустил паруса, и путники ехали пятьдесят один день.
А случилось потом, что напали на них корсары, преграждающие дорогу, и
ограбили корабль, и взяли в плен всех, кто был на нем, и привели их в
город Афранджу, и показали своему царю (а Нур-ад-дин был в числе их), и
царь велел заключить их в тюрьму. И когда они шли от царя в тюрьму, при-
было то судно, на котором была царевна Мариам-кушачница и кривой везирь.
И когда судно приплыло к городу, везирь поднялся к царю и обрадовал его
вестью о благополучном прибытии его дочери, Мариам-кушачницы, и стали
бить в литавры и украсили город наилучшими украшениями. И царь выехал со
всем своим войском и вельможами правления, и они отправились к морю,
навстречу царевне.
И когда корабль подошел, дочь царя, Мариам, вышла, и царь обнял ее и
поздоровался с нею, и она поздоровалась с ним, и царь подвел ей коня, и
она села. А когда она достигла дворца, ее мать встретила ее, и обняла, и
поздоровалась с нею, и спросила, как она поживает и девушка ли она, ка-
кою была у них раньше, или стала женщиной, познавшей мужчину. И Мариам
сказала: "О матушка, когда человека продают в странах мусульман от купца
к купцу и он становится подвластным другому, как можно остаться невинной
девушкой? Купец, который купил меня, грозил мне побоями и принудил меня,
и уничтожил мою девственность, и продал меня другому, а тот продал меня
третьему". И когда мать Мариам услышала от нее эти слова, свет стал пе-
ред лицом ее мраком, а потом девушка повторила эти слова отцу, и ему
стало тяжело, и дело показалось ему великим. И он изложил эти обстоя-
тельства вельможам правления и патрициям, и они сказали ему; "О царь,
она стала нечистой у мусульман, и очистит ее только отсечение ста му-
сульманских голов".
И тогда царь велел привести пленных мусульман, которые были в тюрьме,
и их всех привели к царю, и в числе их Нур-ад-дина, и царь велел отру-
бить им головы. И первый, кому отрубили голову, был капитан корабля, а
потом отрубили головы купцам, одному за другим, и остался только
Нур-ад-дин. И оторвали кусок от его полы, и завязали ему глаза, и поста-
вили его на коврик крови, и хотели отрубить ему голову. И вдруг, в эту
минуту, подошла к царю старая женщина и сказала: "О владыка, ты дал обет
отдать каждой церкви пять пленных мусульман, если бог возвратит твою
дочь Мариам, чтобы они помогли прислуживать в ней. Теперь твоя дочь,
СиттМариам, к тебе прибыла, исполни же обет, который ты дал". - "О ма-
тушка, - ответил царь, - клянусь Мессией и истинной верой, не осталось у
меня из пленных никого, кроме этого пленника, которого собираются убить.
Возьми его - он будет помогать тебе прислуживать в церкви, пока не дос-
тавят нам еще пленных мусульман, и тогда я пришлю тебе остальных четы-
рех. А если бы ты пришла раньше, прежде чем отрубили головы этим плен-
ным, мы бы дали тебе все, что ты хочешь".
И старуха поблагодарила царя за его милость и пожелала ему вечной
славы и долгого века, и счастья, а затем она в тот же час и минуту по-
дошла к Нур-ад-дину и свела его с коврика крови, и посмотрела на него, и
увидела, что это нежный, изящный юноша, с тонкой кожей, и лицо его, по-
добно луне, когда она становится полной в четырнадцатую ночь месяца. И
старуха взяла его и пошла с ним в церковь и сказала: "О дитя мое, сними
одежду, которая на тебе: она годится только для службы султану". И потом
она принесла Нур-ад-дину черный шерстяной кафтан, черный шерстяной пла-
ток и широкий ремень и одела его в этот кафтан, а платок повязала ему,
как тюрбан, и подпоясала его ремнем, и затем она велела ему прислуживать
в церкви. И Нур-ад-дин прислуживал там семь дней.
И когда это было так, старуха вдруг пришла к нему и сказала: "О му-
сульманин, возьми твою шелковую одежду, надень ее, возьми эти десять
дирхемов и сейчас же уходи. Гуляй сегодня и не оставайся здесь ни одной
минуты, чтобы не пропала твоя душа". - "О матушка, что случилось?" -
спросил ее Нур-ад-дин. И старуха сказала: "Знай, о дитя мое, что царская
дочь, Ситт-Мариамкушачница, хочет сейчас прийти в церковь, чтобы посе-
тить ее и получить благодать и принять причастие ради сладости благопо-
лучия, так как она вырвалась из мусульманских стран, и исполнить обеты,
которые она дала, на случай, если спасет ее Мессия. И с нею четыреста
девушек, каждая из которых не иначе как совершенна по прелести и красо-
те, и в числе их - дочь везиря и дочери эмиров и вельмож правления. Сей-
час они явятся, и, может быть, их взгляд упадет на тебя в этой церкви, и
тогда они изрубят тебя мечами". И Нур-ад-дин взял у старухи десять дир-
хемов, надев сначала свою одежду, и вышел на рынок, и стал гулять по го-
роду, и узнал все его стороны и ворота..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот восемьдесят вторая ночь
Когда же настала восемьсот восемьдесят вторая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что Нур-ад-дин, надев свою одежду,
взял у старухи десять дирхемов и вышел на рынок и отсутствовал некоторое
время, пока не узнал все стороны города, а потом он увидел, что Мари-
ам-кушачница, дочь царя Афранджи, подошла к церкви и с нею четыреста де-
вушек - высокогрудых дев, подобных лунам, и в числе их была дочь кривого
везиря и дочери эмиров и вельмож правления.
И Мариам шла среди них точно луна среди звезд, и, когда упал на нее
взор Нур-ад-дина, он не мог совладать со своей душой и закричал из глу-
бины сердца: "Мариам, о Мариам!" И когда девушки услышали вопль Нур-ад-
дина, который кричал: "О Мариам!", они бросились на него и, обнажив бе-
лые мечи, подобные громовым стрелам, хотели тотчас же убить его. И Мари-
ам обернулась, и всмотрелась в Нур-ад-дина, и узнала его самым лучшим
образом. И тогда она сказала девушкам: "Оставьте этого юношу: он, несом-
ненно, бесноватый, так как признаки бесноватости видны на его лице". И
Нур-ад-дин, услышав от Ситт-Мариам эти слова, обнажил голову, выпучил
глаза, замахал руками, скривил ноги и начал пускать пену из уголков рта.
И Ситт-Мариам сказала девушкам: "Не говорила ли я вам, что это беснова-
тый? Подведите его ко мне и отойдите от него, а я послушаю, что он ска-
жет. Я знаю речь арабов и посмотрю, в каком он состоянии, и принимает ли
болезнь его бесноватости лечение, или нет".
И тогда девушки подняли Нур-ад-дина и принесли его к царевне, а потом
отошли от него, и Мариам спросила: "Ты приехал сюда из-за меня и подверг
свою душу опасности и притворился бесноватым?" - "О госпожа, - ответил
Нур-ад-дин, - разве не слышала ты слов поэта:
Сказали: "Безумно ты влюблен". И ответил я:
"Поистине, жизнь сладка одним лишь безумным!"
Подайте безумье мне и ту, что свела с ума.
И если безумье - объяснит, - не корите".
"Клянусь Аллахом, о Нур-ад-дин, - сказала Мариам, - поистине, ты сам
навлекаешь на себя беду! Я предостерегала тебя от этого, прежде чем оно
случилось, но ты не принимал моих слов и последовал своей страсти, а я
говорила тебе об этом не по откровению, чтению по лицам или сновидению,
- это относится к явной очевидности. Я увидала кривого везиря и поняла,
что он пришел в тот город только ища меня". - "О госпожа моя Мариам, -
воскликнул Нур-ад-дин, - у Аллаха прошу защиты от ошибки разумного!" И
потом состояние Нур-ад-дина ухудшилось, и он произнес такие стихи:
"Проступок мне подари того, кто споткнулся, ты -
Раба покрывают ведь щедроты его владык,
С злодея достаточно вины от греха его,
Мученье раскаянья уже бесполезно ведь.
Вес сделал, к чему зовет пристойность, сознавшись, я,
Где то, чего требует прощенье великих душ?"
И Нур-ад-дин с госпожой Мариам-кушачницей все время обменивались уп-
реками, излагать которые долго, и каждый из них рассказывал другому, что
с ним случилось, и они говорили стихи, и слезы лились у них по щекам,
как моря. И они сетовали друг другу на силу любви и муки страсти и вол-
нения, пока ни у одного из них не осталось силы говорить, а день повер-
нул на закат и приблизился мрак. И на Ситт-Мариам было зеленое платье,
вышитое червонным золотом и украшенное жемчугом и драгоценными камнями,
и увеличилась ее красота, и прелесть, и изящество ее свойств, и отличил-
ся тот, кто сказал о ней:
Явилась в зеленом платье полной луной она,
Застежки расстегнуты и кудри распущены.
"Как имя?" - я молвил, и в ответ мне она: "Я та,
Что сердце прижгла влюбленных углем пылающим.
Я - белое серебро, я - золото; выручить
Плененного можно им из плена жестокого".
Сказал я: "Поистине, в разлуке растаял я!"
Она: "Мне ли сетуешь, коль сердце мое - скала?"
Сказал я ей: "Если сердце камень твое, то знай:
Заставил потечь Аллах из камня воды струю".
