На свежих лепешечках из плотного теста!
И потом они стали есть и пить, наслаждаться и веселиться. И убрали
скатерть кушаний, и подали скатерть вина, и заходили между ними кубки и
чаши, и приятно стало им дыханье, и наполнил чашу Масрур и воскликнул:
"О та, чей я раб, и кто моя госпожа!" И затем он стал напевать, произно-
ся такие стихи:
"Глазам я дивлюсь моим - наполнить сумеют ли
Себя красотою той, что блещет красой своей?
И ей в ее времени не встретишь подобных ты,
По тонкости ее свойств и качеств приятности.
Завидует ивы ветвь всегда ее гибкости
В одежде, когда идет она, соразмерная.
Лик светлый ее луну смущает во тьме ночной,
И яркий ее пробор, как месяц, сияет нам.
Когда по земле пройдет, летит аромат ее,
Как ветер, что средь долин и гор овевает нас"
А когда Масрур окончил свои стихи, Зейн-аль-Мавасиф воскликнула: "О
Масрур, всякому, кто крепко держится своей веры и поел нашего хлеба и
соли, мы обязаны воздать должное! Брось же думать об этих делах, и я
верну тебе все твои владения и все, что мы у тебя взяли". - "О госпожа,
- ответил Масрур, - ты свободна от ответа за то, о чем ты говоришь, хотя
ты была вероломна в клятве, которая между нами. А я пойду и сделаюсь му-
сульманином" [624]. И невольница Зейн-аль-Мавасиф, Хубуб, сказала ей: "О
госпожа моя, ты молода годами и много знаешь, и я ходатайствую перед то-
бой именем великого Аллаха. Если ты не послушаешь моего ходатайства и не
залечишь моего сердца, я не просплю этой ночи у тебя в доме". - "О Ху-
буб, - ответила девушка, - будет лишь то, чего ты хочешь. Пойди убери
нам заново другую комнату".
И невольница Хубуб поднялась и заново убрала другую комнату, и укра-
сила ее, и надушила лучшими благовониями, как хотела и желала, и приго-
товила кушанья, и принесла вино, и заходили между ними кубки и чаши, и
приятно стало им дыхание..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до восьмисот пятидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до восьмисот пятидесяти, она ска-
зала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Зейналь-Мавасиф при-
казала своей невольнице Хубуб заново убрать комнату развлечения, Хубуб
поднялась и обновила кушанье и вино, и заходили между ними кубки и чаши,
и приятно стало им дыхание. И Зейналь-Мавасиф сказала: "О Масрур, пришло
время встречи и сближения, и если ты заботишься о нашей любви, скажи нам
стихи с диковинным смыслом". И Масрур произнес такую касыду:
Я связан (а в сердце пламя ярким огнем горит)
Веревкой сближения, в разлуке разорванной,
И страстью к девушке, что сердце разбила мне
И ум мой похитила щекой своей нежною.
Изогнута бровь у пей, и черны глаза ее,
Уста ее молнию напомнят улыбкою.
Всего прожила она четыре и десять лет,
А слезы мои о ней напомнят дракона кровь.
Увидел ее в саду у быстрых потоков я,
С лицом лучше месяца, что в выси плывет небес,
И встал я, плененному подобный, почтительно,
И молвил: "Привет Аллаха, о недоступная!"
И мне на привет она охотно ответила
Словами прекрасными, как жемчуг нанизанный.
И речи мои услышав, в миг поняла она
Желанья мои, и сердце стало глухим ее.
И молвила дева: "Речи эти не глупость ли?"
И молвил я: "Перестань бранить ты влюбленного!
И если меня ты примешь - дело не трудно мне.
Возлюбленные - как ты, а любящие - как я". -
Увидев, чего хочу, ока улыбнулась мне
И молвила: "Я творцом небес и земли клянусь,
Еврейка я, а еврейство - вера суровая,
А ты к христианам, без сомнения, относишься,
Как, хочешь ты близости - ты веры иной, чем я?
Коль хочешь ты это сделать, - будешь жалеть потом.
Играешь ты верою - дозволено ль то в любви!
И будет упреками изранен подобный мне.
И вера его носить начнет во все стороны,
И будешь преступен ты перед верой обоих нас.
И если нас любишь, стань евреем ты по любви
И сделай сближение с другой недозволенным.
И дай на Евангелие ты клятву правдивую,
Что будешь хранить в любви ты тайну, скрывать ее.
И я поклянусь на Торе верными клятвами,
Что выполню я обет, который дала тебе".
Поклялся я верою, законом и толком ей,
И сам ее клятву дать заставил великую.
И молвил я: "Как зовут тебя, о предел надежд?"
И молвила: "Я краса всех свойств - недоступная".
И вскрикнул я: "О краса всех свойств, я, поистине,
Любовью к тебе охвачен, в страсти безумен я".
Увидел под покрывалом я красоту ее,
И сердцем печален стал, и сделался я влюблен.
И долго пред занавеской я умолял ее,
И сердцем великая моим овладела страсть.
Увидевши, что со мной и как велика любовь,
Она показала мне сияющий смехом лик.
И ветром сближенья пахнуло от нас тогда,
И веяло мускусом от тела и рук ее.
И запах рассеялся повсюду ее духов,
И я вино уст узнал, лобзая прекрасный рот.
Нагнулась, как ивы ветвь, в одеждах своих она,
И близость запретная мне стала дозволенной,
И спали мы в близости, и сблизились с нею мы
Объятьем, лобзаньем и влаги смешеньем уст.
Ничто ведь не красит землю, кроме возлюбленной,
С которой ты близок стал, и ею ты властвуешь.
Когда ж засияло утро, встала любимая
Проститься со мной, и лик ее затмевал луну.
Прощаясь, она стихи сказала, и по щекам
Нанизаны были капли слез и рассыпаны.
Обет не забуду я Аллаху, покуда жив,
Прекрасную ночь и клятвы ей не забуду я".
И Зейн-аль-Мавасиф пришла в восторг и воскликнула: "О Масрур, как
прекрасны твои качества! Пусть не живет тот, кто с тобой враждует!" И
она вошла в комнату и позвала Масрура, и тот вошел к ней и прижал ее к
груди, и обнял, и поцеловал, и достиг с ней того, что считал невозмож-
ным, и радовался он, получив прекрасную близость. И Зейн-аль-Мавасиф
сказала ему: "О Масрур, твои деньги для нас запретны и для тебя дозволе-
ны, так как мы стали любящими!" И затем она возвратила ему богатства,
которые у него взяла, и спросила: "О Масрур, есть ли у тебя сад, куда мы
бы могли прийти погулять?" - "Да, госпожа, - ответил Масрур, - у меня
есть сад, которому нет равных".
И Масрур пошел в свое жилище и приказал невольницам сделать роскошные
кушанья и приготовить красивую комнату и великий пир, а потом он позвал
Зейн-аль-Мавасиф в свое жилище, и она пришла со своими невольницами. И
они начали есть, пить, наслаждаться и веселиться, и заходила между ними
чаша, и приятно стало им дыхание, и уединился всяк любящий с любящими, и
Зейналь-Мавасиф сказала: "О Масрур, пришло мне на ум тонкое стихотворе-
ние, и я хочу сказать его под лютню". - "Скажи его", - молвил Масрур. И
девушка взяла в руки лютню и настроила ее и, пошевелив струны, запела на
прекрасный напев и произнесла такие стихи:
"Склонил меня восторг от звуков нежных,
И сладок был напиток наш с зарею.
Любовь безумных душу открывает,
И страсть, явившись, рвет стыда завесы.
И чистых вин тогда прекрасны свойства,
Как солнце, что в руке луны открылось,
В ту ночь, что наслажденье нам приносит.
И радостью стирает пятна горя".
А окончив свои стихи, она сказала: "О Масрур, скажи нам что-нибудь из
твоих стихотворений и дай нам насладиться плодами твоих произведений". И
Масрур произнес такое двустишие:
"Мы радовались луне, вино разносившей нам,
И лютни напевам, и в садах находились мы,
Где горлинки пели и качалась ветвь гибкая
Под утро, и в тех садах - желаний моих предел".
А когда он окончил свои стихи, Зейн-аль-Мавасиф сказала ему: "Скажи
нам стихотворение о том, что с нами случилось, если ты занят любовью к
нам..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот пятьдесят первая ночь
Когда же настала восемьсот пятьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Зейн-аль-Мавасиф сказала Масруру: "Если
ты занят любовью к нам, скажи нам стихотворение о том, что с нами случи-
лось". - "С любовью и охотой", - ответил Масрур и произнес такую касыду:
"Постой, послушай, что в страсти
К газели сталось со мною:
Я лани стрелой повержен
И взоров выдержал натиск.
Пленен я страстью, клянусь вам,
В любви стеснились уловки,
В кокетливую влюблен я,
Что скрыта стрелами взоров.
Ее в саду я увидел,
И стан ее был так строен!
"Мир вам!" - я сказал, она так
Ответила: "Мир!" Услышав,
Спросил я: "Как имя?" Слышу
В ответ: "Я - красот корона.
Мне имя - Краса всех качеств".
И молвил я: "Сжалься, сжалься!
Горит во мне страсть, клянусь я.
И любящих нет мне равных!"
Она мне: "Когда ты любишь
И хочешь со мной сближенья,
Я много желаю денег,
Превыше подарков всяких.
Одежд от тебя хочу я
Из шелка, ценой высоких,
И мускуса за ночь страсти
Хочу я четверть кинтара.
Коралл мне нужен и жемчуг,
И редкий и драгоценный.
Хочу серебра и злата
В уборах, ценой высоких".
Явил я благую стойкость,
Хоть сильно горел я страстью,
И близость она дала мне
В ночь месяца молодого.
Хулить меня если станут
Другие мужи, скажу я:
"Прекрасны той девы кудри,
А цвет их - цвет темной ночи.
И розы в ее ланитах
Горят, как огонь, пылая.
В глазах ее меч таится,
А взоры разят стрелою,
Вино в ее рту таится,
А взор ее - ключ студеный,
И жемчуг в устах блистает,
Как дивное ожерелье.
Прекрасной своей шеей
Газель она нам напомнит,
Бела ее грудь, как мрамор,
Соски ее - гор вершины.
Живот у нее - весь в складках,
И галией он пропитан.
А ниже одна вещь скрыта,
В которой предел надежды.
Жирна она и мясиста
И так толста, о владыки!
Подобна царей престолу -
К нему я с просьбой явился.
А меж столбов ты увидишь
Возвышенных ряд скамеек.
У этой вещи есть свойства,
Что ум людей изумляют:
Она две губы имеет,
Как мул, она боязлива.
Порою ее глаз красен,
А губы - как у верблюда.
И если придешь к той вещи
Готовым к делу, найдешь ты
На ощупь ее горячей
И силу ты в ней получишь.
Она храбреца прогонит,
Придет коль на бой он слабым,
А часто на ней увидишь
Изрядную ты бородку.
Не скажет о ней красавец,
Который красив так дивно,
Подобный Красе всех качеств,
Что так во всем совершенна".
Пришел я к ней как-то ночью
И дивную вкусил сладость,
И ночь, что с нею провел я,
Затмит все другие ночи.
Пришла заря, и поднялась
Красавица с лунным ликом,
И стан свой она склонила,
Подобно копью прямому,
И, расставаясь, спросила:
"Когда вернутся те ночи?"
И молвил я: "О свет глаза,
Являйся когда захочешь".
И Зейн-аль-Мавасиф пришла от этой касыды в великий восторг, и охвати-
ло ее крайнее веселье. "О Масрур, - сказала она потом, - приблизилось
утро, и остается только уходить, из опасения позора". - "С любовью и
охотой!" - сказал Масрур и, поднявшись на ноги, пошел с нею и привел ее
к ее жилищу, а потом он пошел к себе домой и провел ночь, думая о красо-
те девушки. Когда же наступило утро и засияло светом и заблистало, Мас-
рур приготовил роскошный подарок и принес его девушке и сел подле нее. И
они провели так несколько дней, пребывая в счастливейшей жизни.
А потом, в какой-то день пришло к Зейн-аль-Мавасиф от ее мужа письмо,
в котором говорилось, что он скоро к ней приедет, и Зейн-аль-Мавасиф
сказала про себя: "Да не сохранит его Аллах и да не продлит его жизнь!
Когда он к нам приедет, наша жизнь замутится. О, если бы я лишилась на-
дежды его видеть".
И когда пришел к ней Масрур и начал с ней разговаривать, как обычно,
она сказала ему: "О Масрур, пришло к нам письмо от моего мужа, и гово-
рится в нем, что он скоро вернется из путешествия. Что же нам делать,
когда ни один из нас не может жить без другого?" - "Я не знаю, что бу-
дет, - ответил Масрур, - и ты осведомленнее и лучше знаешь нрав твоего
