жала эту женщину от выхода из бани до тех пор, пока она не вошла в свой
дом, и увидела, что это дом везиря, у которого двое ворот, - ворота со
стороны моря и ворота со стороны суши. И я боюсь, о госпожа, что услышит
о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьет ее мужа и женится
на ней..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот девяносто пятая ночь
Когда же настала семьсот девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что невольница повелителя правоверных, увидав
жену Хасана басрийского, описала ее красоту СиттЗубейде и сказала: "О
госпожа, я боюсь, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит за-
кон и убьет ее мужа и женится на ней". И СиттЗубейда воскликнула: "Горе
тебе, о Тухфа! Разве дошли красоты и прелести этой девушки до того, что
повелитель правоверных продаст свою веру за земные блага и нарушит из-за
нее закон? Клянусь Аллахом, я непременно должна посмотреть на эту женщи-
ну, и если она не такова, как ты говорила, я велю отрубить тебе голову.
О распутница, во дворце повелителя правоверных триста шестьдесят не-
вольниц, по числу дней в году, и нет ни у одной из них тех качеств, о
которых ты упоминаешь!" - "О госпожа, - ответила Тухфа, - клянусь Алла-
хом, нет, и нет подобной ей во всем Багдаде; и даже больше - нет такой
женщины среди неарабов и среди арабов, и не создал Аллах - велик он и
славен! - такой, как она!"
И тогда Ситт-Зубейда позвала Масрура, и тот явился и поцеловал землю
меж ее руками, и Зубейда сказала ему: "О Масрур, ступай в дом везиря -
тот, что с двумя воротами - ворота со стороны моря и ворота со стороны
суши, - и приведи мне поскорее женщину, которая там живет - ее, и ее де-
тей, и старуху, которая с нею, и не мешкай". И Масрур отвечал: "Внимание
и повиновение!" - и вышел от Зубейды.
И он шел, пока не дошел до ворот того дома и постучал и ворота, и
вышла к нему старуха, мать Хасана, и спросила: "Кто у ворот?" И Масрур
ответил: "Масрур, евнух повелителя правоверных". И старуха открыла воро-
та, и Масрур вошел и пожелал ей мира, и мать Хасана возвратила ему поже-
лание и спросила его, что ему нужно. И Масрур сказал ей: "Ситт-Зубейда,
дочь аль-Касима, жена повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, шестого
из сыновей аль-Аббаса, дяди пророка, - да благословит его Аллах и да
приветствует! - зовет тебя к себе, вместе с женой твоего сына и ее
детьми, и женщины рассказали ей про нее и про ее красоту". - "О Масрур,
- смазала ему мать Хасана, - мы люди иноземные, и муж этой женщины - мой
сын. Его нет в городе, и он не велел ни мне, ни ей выходить ни к кому из
созданий Аллаха великого, и я боюсь, что случится какое-нибудь дело, и
явится мой сын и убьет себя. Будь же милостив, о Масрур, и не возлагай
на нас того, что нам невмочь". - "О госпожа моя, если бы я знал, что в
этом есть для вас страшное, я бы не заставлял вас идти, но Ситт-Зубейда
хочет только посмотреть на нее, и она вернется. Не прекословь же, - рас-
каешься. Как я вас возьму, гак и возвращу вас сюда невредимыми, если за-
хочет Аллах великий".
И мать Хасана не могла ему перечить и вошла и приготовила женщину и
вывела ее, вместе с ее детьми, и они пошли сзади Масрура - а он шел впе-
реди них - во дворец халифа. И Масрур вошел с ними и поставил их перед
Ситт-Зубейдой, и они поцеловали землю меж ее руками и пожелали ей блага,
и молодая женщина была с закрытым лицом. И Ситт-Зубейда спросила ее: "Не
откроешь ли ты своего лица, чтобы я на него посмотрела?" И женщина поце-
ловала перед нею землю и открыла лицо, которое смущает луну на краю не-
ба. И когда Ситт-Зубейда увидела эту женщину, она пристально посмотрела
на нее и прогулялась по ней взором, и дворец осветился ее светом и сия-
нием ее лица, и Зубейда оторопела при виде ее красоты, как и все, кто
был во Дворце, и все, кто увидел ее, стали одержимыми и они могли ни с
кем говорить.
И Ситт-Зубейда встала и поставила женщину на ноги и прижала ее к гру-
ди и посадила с собою на ложе и велела украсить дворец. А затем она при-
казала принести платье из роскошнейших одежд и ожерелье из самых дорогих
камней и надела это на женщину и сказала ей: "О владычица красавиц, ты
понравилась мне и наполнила радостью мне глаза. Какие ты знаешь ис-
кусства?" - "О госпожа, - отвечала женщина, - у меня есть одежда из
перьев, и если бы я ее перед тобой надела, ты бы увидела наилучшее ис-
кусство и удивилась бы ему". - "А где твоя одежда?" - спросила Ситт-Зу-
бейда. И женщина ответила: "Она у матери моего мужа. Попроси у нее для
меня". - "О матушка, - сказала тогда Ситт-Зубейда, - заклинаю тебя моей
жизнью, сходи и принеси ее одежду из перьев, чтобы она показала нам, что
она сделает, а потом возьми ее снова". - "О госпожа, - ответила старуха,
- она лгунья! Разве ты видела, чтобы у какой-нибудь женщины была одежда
из перьев? Это бывает только у птиц". И женщина сказала Ситт-Зубейде:
"Клянусь твоей жизнью, о госпожа, у нее есть моя одежда из перьев, и она
в сундуке, что зарыт в кладовой нашего дома".
И тогда Зубейда сняла с шеи ожерелье из драгоценных камней, стоящее
сокровищниц Кисры и кесаря, и сказала: "О матушка, возьми это ожерелье".
И она подала ожерелье старухе и добавила: "Заклинаю тебя жизнью, сходи и
принеси эту одежду, чтобы мы посмотрели на нее, а потом возьми ее". И
мать Хасана стала клясться, что она не видела этой одежды и не знает к
ней дороги. И тогда Ситт-Зубейда закричала на старуху и взяла у нее ключ
и позвала Масрура и, когда тот явился, сказала ему: "Возьми этот ключ,
ступай в их дом, отопри его и войди в кладовую, у которой такая-то и та-
кая-то дверь, и посредине нее стоит сундук. Вынеси его и взломай и
возьми одежду из перьев, которая лежит в нем и принеси ее ко мне..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот девяносто шестая ночь
Когда же настала семьсот девяносто шестая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Ситт-Зубейда взяла у матери Хасана ключ
и отдала его Масруру и сказала: "Возьми этот ключ, отопри такую-то кла-
довую, вынеси оттуда сундук, взломай его, вынь одежду из перьев, которая
в нем лежит, и принеси ее мне". И Масрур отвечал: "Внимание и повинове-
ние!" - и взял ключ из рук Ситт-Зубейды и отправился. И старуха тоже
вышла, с плачущими глазами, и раскаивалась, что послушалась женщины и
пошла с ней в баню, а женщина и потребовала бани только из хитрости. И
старуха вошла с Масруром и открыла дверь в кладовую, и Масрур вошел и
вынес сундук и вынул оттуда рубашку из перьев и, завернув ее в платок,
принес ее к Ситт-Зубейде. И она взяла одежду и стала ее поворачивать,
дивясь, как она хорошо сделана.
А потом она подала ее жене Хасана и спросила: "Это ли твоя одежда из
перьев?" - "Да, о госпожа", - ответила женщина и протянула руку и взяла
одежду, радуясь, и потом она осмотрела ее и увидела, что она в целости,
такая же, какою была на ней, и из нее не пропало ни одного перышка. И
она обрадовалась и поднялась, оставив Ситт-Зубейду, и взяла рубашку и
развернула ее и взяла своих детей в объятия и завернулась в одежду и
стала птицей по могуществу Аллаха, великого славного. И Ситт-Зубейда
удивилась этому, как и все, кто присутствовал, и все дивились тому, что
делает жена Хасана. А молодая женщина стала раскачиваться и прошлась и
поплясала и поиграла, и присутствующие уставились на нее, удивленные ее
поступками, а потом она сказала им на ясном языке: "О господа, это прек-
расно?" - "Да, о владычица красавиц, все, что ты сделала, - прекрасно",
- ответили присутствующие. И она сказала: "А то, что я сделаю, - еще
лучше, о господа!"
И она в тот же час и минуту распахнула крылья и полетела со своими
детьми и оказалась под куполом дворца и встала на крышу комнаты. И при-
сутствующие смотрели на нее во все глаза и говорили: "Клянемся Аллахом,
поистине это искусство дивное и прекрасное, которого мы никогда не виде-
ли!" А женщина, когда ей захотелось улететь в свою страну, вспомнила Ха-
сана и сказала: "Слушайте, о господа мои, - и произнесла такие стихи:
О, кто оставил край наш и уехал
К любимым, и спешил он, убегая!
Ужель ты думал, что с вами мне прекрасно
И жизнь у вас от горестей свободна?
Как попала в плен и запуталась я в сетях любви,
Мне любовь тюрьма, и место мое - далеко,
Как одежду спрятал, уверился и подумал он,
Что не кляну его перед единым.
И беречь ее он наказывал своей матери
В кладовой своей, и жесток он был и злобен.
И услышала разговор я их и запомнила,
И ждала я благ и великих и обильных,
И пошла я в баню, и было это способом,
И все умы красой моей смутились.
И жена Рашида дивилась тоже красе моей,
И справа осмотрев меня и слева.
Я крикнула: "Жена халифа, у меня
Одежда есть роскошная из перьев.
Будь на мне она, ты увидела бы диковины,
Что стирают горе и гонят прочь печали".
И жена халифа меня спросила: "Где она?"
И ответила я: "В доме моем прежнем".
И Масрур пошел и принес одежду пернатую,
И вдруг она сиянья все затмила.
И взяла ее я из рук его и увидела,
Что и пуговки и сама она в порядке.
И закуталась я в одежду, взяв сыновей с собой,
Развернула крылья и быстро полетела.
О мужа мать, когда придет, скажи ему
"Если пас он любит, расстанется пусть с домом".
А когда она окончила свои стихи, Ситт-Зубейда сказала ей: "Не опус-
тишься ли ты к нам, чтобы мы насладились твоей красотой, о владычица
красавиц. Хвала тому, кто дал тебе красоту и красноречие". Но жена Хаса-
на воскликнула: "Не бывать тому, чтобы вернулось минувшее, - и потом
сказала матери Хасана, бедного и печального: - Клянусь Аллахом, о госпо-
жа, о Умм-Хасан, ты заставишь меня тосковать. Когда придет Хасан и прод-
лятся над ним дни разлуки и захочет он близости и встречи и потрясут его
ветры любви и томления, пусть он придет ко мне на острова Вак!"
И потом она улетела со своими детьми и направилась в свою страну. И
когда мать Хасана увидела это, она заплакала и стала бить себя по лицу и
так рыдала, что упала без памяти. А когда она очнулась, Ситт-Зубейда
сказала ей: "О госпожа моя паломница, я не знала, что это случится, и
если бы ты мне о ней рассказала, я бы тебе не противилась. Я узнала, что
она из летающих джиннов только сейчас, и знай я, что она такого рода, я
бы не дала ей надеть одежду и не позволила бы ей взять детей. Но освобо-
ди меня от ответственности, о госпожа!" И старуха сказала (а она не наш-
ла в руках хитрости): "Ты не ответственна!" - и вышла из халифского
дворца и шла до тех пор, пока не вошла в свой дом.
И она стала так бить себя по лицу, что ее покрыло беспамятство, а оч-
нувшись от забытья, она начала тосковать по женщине и ее детям, и ей за-
хотелось увидеть своего сына, и она произнесла такие стихи:
"В разлуки день уход ваш вызвал слезы
От горя, что из мест родных ушли вы.
И крикнула от мук любви я с горестью
(А слезы плача разъели мне ланиты):
"Вот расстались мы, но будет ли возвращение?"
Разлука уничтожила всю скрытность!
О, если бы вернулись они к верности!
Коль они вернутся, вернется время счастья".
И потом она поднялась и вырыла в доме три могилы и сидела над ними,
плача, в часы ночи и части дня, а когда продлилось отсутствие ее сына и
увеличилась ее тревога, тоска и печаль, она произнесла такие стихи:
"Твой призрак меж закрытых век я вижу,
В движенье и в покое тебя помню.
Любовь к тебе в костях моих так льется,
Как льется сок в плодах и гибких ветках.
В тот день, как нет тебя, мне грудь сжимает,
И скорбь мою прощает мне хулитель.
О ты, любовь к кому владеет мною
И от любви сильней мое безумье,
Побойся милостивого, будь кроток -
В любви к тебе погибель я вкусила..."
