ему понравились. А имя юноши-ювелира было Хасан. И персиянин покачал го-
ловой и сказал: "Клянусь Аллахом, ты хороший ювелир!" - и стал смотреть,
как юноша работает. А тот стал смотреть в старую книгу, которая была у
него в руке, и он всегда так поступал, когда люди любовались его красо-
той, прелестью, стройностью и соразмерностью.
А когда настало время послеполуденной молитвы, лавка очистилась от
людей, персиянин обратился к Хасану и сказал ему: "О дитя мое, ты краси-
вый юноша! Что это за книга? У тебя нет отца, а у меня нет сына, и я
знаю ремесло, лучше которого нет на свете..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот семьдесят девятая ночь
Когда же настала семьсот семьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что персиянин обратился к Хасануювелиру и
сказал ему: "О дитя мое, ты красивый юноша, и у тебя нет отца, а у меня
нет сына, и я знаю ремесло, лучше которого нет на свете. Много народу из
людей просило меня научить их, но я не соглашался, а теперь моя душа со-
гласна, чтобы я научил тебя этому ремеслу и сделал тебя моим сыном. И я
поставлю между тобою и бедностью преграду, и ты отдохнешь от работы с
молотком, углем и огнем". - "О господин мой, а когда ты меня научишь?" -
спросил Хасан. И персиянин ответил: "Завтра я к тебе приду и сделаю тебе
из меди чистое золото, в твоем присутствии".
И Хасан обрадовался и простился с персиянином и пошел к своей матери.
Он вошел и поздоровался и поел с нею и рассказал ей историю с персияни-
ном, ошеломленный, потеряв ум и разумение. И мать его сказала: "Что с
тобой, о дитя мое? Берегись слушать слова людей, особенно персиян, и не
будь им ни в чем послушен. Это великие обманщики, которые знают ис-
кусство алхимии и устраивают с людьми штуки и берут их деньги и съедают
их всякой ложью". - "О матушка, - ответил Хасан, - мы люди бедные, и нет
у нас ничего, на что бы он позарился и устроил с нами штуку. Этот перси-
янин - старец праведный, и на нем следы праведности, и Аллах лишь внушил
ему склонность ко мне". И мать Хасана умолкла, затаив гнев. А сердце ее
сына было занято, и сон не брал его в эту ночь, так сильно он радовался
тому, что сказал ему персиянин.
А когда наступило утро, он взял ключи и отпер лавку, и вдруг подошел
к нему тот персиянин. И Хасан поднялся для него и хотел поцеловать ему
руки, но старик не дал ему и не согласился на это и сказал: "О Хасан,
приготовь плавильник и поставь мехи". И Хасан сделал то, что велел ему
персиянин, и зажег угли. И тогда персиянин спросил его: "О дитя мое,
есть у тебя медь?" - "У меня есть сломанное блюдо", - ответил Хасан. И
персиянин велел ему сжать блюдо и разрезать его ножницами на мелкие кус-
ки. И Хасан сделал так, как сказал ему старик, и изрезал блюдо на мелкие
куски и, бросив их в плавильник, дул на огонь мехами, пока куски не
превратились в жидкость. И тогда персиянин протянул руку к своему тюрба-
ну и вынул из него свернутый листок и, развернув его, высыпал из него в
плавильник с полдрахмы чего-то, и это было что-то похожее на желтую
сурьму. И он велел Хасану дуть на жидкость мехами, и Хасан делал так,
как он ему велел, пока жидкость не превратилась в слиток золота.
И когда Хасан увидел это, он оторопел, и его ум смутился от охватив-
шей его радости. И он взял слиток и перевернул его и, взяв напильник,
обточил слиток, и увидел, что это чистое золото высшей ценности. И его
ум улетел, и он был ошеломлен от сильной радости и склонился к руке пер-
сиянина, чтобы ее поцеловать, но тот не дал ему и сказал: "Возьми этот
слиток, пойди на рынок, продай его и получи его цену поскорее, и не раз-
говаривай". И Хасан пошел на рынок и отдал слиток посреднику, и тот взял
его и потер и увидел, что это чистое Золото. И ворота пены открыли де-
сятью тысячами дирхемов, и купцы стали набавлять, и посредник продал
слиток за пятнадцать тысяч дирхемов, и Хасан получил его цену. И он по-
шел домой и рассказал матери обо всем, что сделал, и сказал: "О матушка,
я научился этому искусству".
И мать стала над ним смеяться и воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме
как у Аллаха, высокого, великого!.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до семисот восьмидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до семисот восьмидесяти, она ска-
зала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан-ювелир расска-
зал своей матери о том, что сделал персиянин, и сказал: "Я научился это-
му искусству", его мать воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Алла-
ха, высокого, великого!" - и умолкла, затаив досаду.
А Хасан взял по своей глупости ступку и пошел с нею к персиянину, ко-
торый сидел в лавке, и поставил ее перед ним. И персиянин спросил его:
"О дитя мое, что ты хочешь делать с этой ступкой?" - "Мы положим ее в
огонь и сделаем из нее золотые слитки", - сказал Хасан. И персиянин зас-
меялся и воскликнул: "О сын мой, бесноватый ты, что ли, чтобы выносить
на рынок два слитка в один и ют же день! Разве ты не знаешь, что люди
нас заподозрят и пропадут наши души? О дитя мое, когда я научу тебя это-
му искусству, не применяй его чаще, чем один раз в год, - этого хватит
тебе от года до года". - "Ты прав, о господин мой", - сказал Хасан и сел
в лавке и поставил плавильник и бросил уголь в огонь. И персиянин спро-
сил его: "О дитя мое, что ты хочешь?" - "Научи меня этому искусству", -
сказал Хасан. И персиянин засмеялся и воскликнул: "Нет мощи и силы, кро-
ме как у Аллаха, высокого, великого! Ты, о сын мой, малоумен и совсем не
годишься для этого искусства. Разве кто-нибудь в жизни учится этому ис-
кусству на перекрестке дороги или на рынках? Если мы займемся им в этом
месте, люди скажут на нас: "Они делают алхимию". И услышат про нас
судьи, и пропадут наши души. Если ты хочешь, о дитя мое, научиться этому
искусству, пойдем со мной ко мне в дом".
И Хасан поднялся и запер лавку и отправился с персиянином, и когда он
шел по дороге, он вдруг вспомнил слова своей матери и стал строить в ду-
ше тысячу расчетов. И он остановился и склонил голову к земле на некото-
рое время, и персиянин обернулся и, увидев, что Хасан стоит, засмеялся и
воскликнул: "Бесноватый ты, что ли? Я затаил для тебя в сердце благо, а
ты считаешь, что я буду тебе вредить! - А потом сказал ему: - Если ты
боишься пойти со мной в мой дом, я пойду с тобою к тебе домой и научу
тебя там". - "Хорошо, о дядюшка", - ответил Хасан. И персиянин сказал:
"Иди впереди меня!"
И Хасан пошел впереди него, а персиянин шел сзади, пока юноша не до-
шел до своего жилища. И Хасан вошел в дом и нашел свою мать, и рассказал
о приходе персиянина (а персиянин стоял у ворот), и она убрала для них
дом и привела его в порядок и, покончив с этим дедом, ушла. И тогда Ха-
сан позволил персиянину войти, и тот вошел, а Хасан взял в руку блюдо и
пошел с ним на рынок, чтобы принести в нем чего-нибудь поесть. И он вы-
шел и принес еду и, поставив ее перед персиянином, сказал: "Ешь, о гос-
подин мой, чтобы были между нами хлеб и соль. Аллах великий отомстит то-
му, кто обманывает хлеб и соль". И персиянин ответил: "Ты прав, о сын
мой! - А затем улыбнулся и сказал: - О дитя мое, кто знает цену хлеба и
соли?" И потом персиянин подошел, и они с Хасаном ели, пока не насыти-
лись, а затем персиянин сказал: "О сын мой Хасан, принеси нам чего-ни-
будь сладкого". И Хасан пошел на рынок и принес десять чашек сладкого, и
он был рад тому, что сказал персиянин. И когда он подал ему сладкое,
персиянин поел его, и Хасан поел с ним, и потом персиянин сказал Хасану:
"Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое! С подобным тебе водят люди
дружбу, открывают свои тайны и учат тому, что полезно! О Хасан, принеси
инструменты", - сказал он потом.
И Хасан не верил этим словам, и он побежал, точно жеребенок, несущий-
ся по весеннему лугу, и пришел в лавку и взял инструменты и вернулся и
положил их перед персиянином. И персиянин вынул бумажный сверток и ска-
зал: "О Хасан, клянусь хлебом и солью, если бы ты не был мне дороже сы-
на, я бы не показал тебе этого искусства, так как у меня не осталось
эликсира, кроме того, что в этом свертке. Но смотри внимательно, когда я
буду составлять зелья и класть их перед тобой. И знай, о дитя мое, о Ха-
сан, что ты будешь класть на каждые десять ритлей меди полдрахмы того,
что в этой бумажке, и тогда станут эти десять ритлей золотом, чистым и
беспримесным. О дитя мое, о Хасан, - сказал он потом, - в этой бумажке
три унции, на египетский вес, а когда кончится то, что в этой бумажке, я
сделаю тебе еще".
И Хасан взял бумажку и увидел в ней что-то желтое, более мелкое, чем
первый порошок, и сказал: "О господин, как это называется, где его нахо-
дят, и для чего оно употребляется?" И персиянин засмеялся и захотел зах-
ватить Хасана и сказал: "О чем ты спрашиваешь? Работай и молчи!" И он
взял чашку из вещей дома и разломал ее и бросил в плавильник и насыпал
туда немного того, что было в бумажке, и медь превратилась в слиток чис-
того золота. И когда Хасан увидел это, он сильно обрадовался и смутился
в уме и был занят только мыслью об этом слитке. И персиянин быстро вынул
из тюрбана на голове мешочек, в котором был такой бандж, что если бы его
понюхал слон, он бы, наверное, проспал от ночи до ночи, и разломал этот
бандж и положил его в кусок сладкого и сказал: "О Хасан, ты стал моим
сыном и сделался мне дороже души и денег, и у меня есть дочь, на которой
я тебя женю". - "Я твой слуга, и все, что ты со мной сделаешь, будет
сохранено у Аллаха великого", - ответил Хасан. И персиянин сказал: "О
дитя мое, продли терпение и внуши твоей душе стойкость, и достанется те-
бе благо!"
И затем он подал ему тот кусок сладкого, и Хасан взял его и поцеловал
персиянину руку и положил сладкое в рот, не зная, что таится для него в
неведомом. И он проглотил кусок сладкого, и голова его опередила ноги, и
мир исчез для него. И когда персиянин увидел, что на Хасана опустилось
небытие, он обрадовался великой радостью и поднялся на ноги и восклик-
нул: "Попался, о негодяй, о пес арабов, в мои сети! Я много лет искал
тебя, пока не завладел тобой, о Хасан!.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот восемьдесят первая ночь
Когда же настала семьсот восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что когда Хасан-ювелир съел кусок сладкого,
который дал ему персиянин, и упал на землю, покрытый беспамятством, пер-
сиянин обрадовался и воскликнул: "Я много лет искал тебя, пока не завла-
дел тобою!" А потом персиянин затянул пояс и скрутил Хасана, связав ему
ноги с руками, и, взяв сундук, вынул вещи, которые в нем были, положил в
него Хасана и запер его. И он опорожнил другой сундук и положил в него
все деньги, бывшие у Хасана, и золотые слитки, которые он сделал, и за-
пер сундук, а потом он вышел и побежал на рынок и привел носильщика, и
тот взял оба сундука и вынес их за город и поставил на берегу моря.
И персиянин направился к кораблю, который стоял на якоре (а этот ко-
рабль был назначен и приготовлен для персиянина, и капитан корабля ожи-
дал его), и когда матросы увидели его, они подошли к нему и понесли сун-
дуки и поставили их на корабль. И персиянин закричал капитану и всем
матросам: "Поднимайтесь, дело кончено, и мы достигли желаемого!" И капи-
тан крикнул матросам: "Выдергивайте якоря и распускайте паруса!" И ко-
рабль поплыл при хорошем ветре, и вот что было с персиянином и Хасаном.
Что же касается матери Хасана, то она ждала его до времени ужина, но
не услышала его голоса и не узнала о нем вестей вообще и совершенно. И
она пришла к дому и увидела, что он отперт, и, войдя, не увидала в нем
никого и не нашла ни сундуков, ни денег. И поняла она, что ее сын пропал
