мне благополучие, и я вступил в этот ваш город, - и потом он заплакал и
произнес:
Спасается ослепший от ямы той,
Куда слетит прозорливый, видящий!
Глупец порой от слова удержится,
Которое погубит разумного.
Кто верует, с трудом лишь прокормится:
Неверные, развратники - все найдут.
Что выдумать, как действовать молодцу?
Ведь так судил судящий, дарующий.
А окончив эти стихи, он сказал: "И я прибыл в Каир и сложил ткани в
хане Масрура и, отвязав свои тюки, вынес их и дал слуге денег, чтобы ку-
пить нам чего-нибудь поесть, и немного поспал; а поднявшись, я прошелся
по улице Бейн-аль-Касрейн и вернулся и проспал ночь. А наутро я встал и
вскрыл тюк с тканями и сказал себе: "Пойду пройдусь по рынкам и посмот-
рю, как обстоят там дела!" И я взял кое-какие ткани и дал их отнести од-
ному из моих слуг и пошел на рынок Джирджиса, и маклеры встретили меня
(а они узнали о моем прибытии) и взяли у меня ткани и стали кричать,
предлагая их; но они не принесли даже своей цены, и я огорчился этим. И
староста маклеров сказал мне: "О господин, я знаю что-то, от чего тебе
будет прибыль. Сделай так, как делают купцы, и отдай твои ткани в долг
на несколько месяцев при писце, свидетеле и меняле. Ты будешь получать
деньги каждый четверг и понедельник и наживешь дирхемы: на каждый дирхем
два, и, кроме того, посмотришь Каир и Нил".
И я сказал: "Это правильная мысль!" - и, взяв с собою маклеров, отп-
равился в хан, а они забрали ткани на рынок, и я продал их и записал за
ними цепи и отдал бумажку меняле, взяв у него расписку, и вернулся в
хан. И я провел много дней, ежедневно, в течение месяца, завтракая с
кубком вина и посылая за мясом барашка и сладостями; и наступил тот ме-
сяц, когда мне следовало получать, и каждый четверг и понедельник я отп-
равлялся на рынок и садился возле лавок купцов, а меняла и писец уходили
и приносили деньги после полудня, а я пересчитывал их, запечатывал ко-
шельки, брал деньги и уходил в хан. И вот в один из дней (а это был по-
недельник) я вошел в баню и, вернувшись в хан, отправился в свое помеще-
ние и позавтракал с кубком вина и поспал, а проснувшись, я съел курицу и
надушился и пошел в лавку одного купца, которого звали Бедр-ад-дин
аль-Бустани. И, увидев меня, он сказал мне: "Добро пожаловать!" - и раз-
говаривал со мной некоторое время, пока не открылся рынок.
И вдруг подошла женщина с гибким станом и гордой походкой, в велико-
лепном головном платке, распространявшая благоухание; и она подняла пок-
рывало, и я увидел ее черные глаза, а женщина приветствовала Бедр-адди-
на, и тот ответил ей на приветствие и стоял, беседуя с нею; и когда я
услышал ее речь, любовь к ней овладела моим сердцем. А она сказала
Бедр-ад-дину: "Есть у тебя отрез разрисованной ткани с золотыми прошив-
ками?" И он вынул ей отрез из тех кусков, которые купил у меня, и они
сошлись в цене на тысяче двухстах дирхемах. "Я возьму кусок и уйду и
пришлю тебе деньги", - сказала тогда женщина купцу; но он возразил:
"Нельзя, госпожа, вот владелец ткани, и я связан перед ним сроком". -
"Горе тебе! - воскликнула женщина. - Я привыкла брать у тебя всякий ку-
сок ткани за много денег и даю тебе нажить больше того, что ты хочешь, и
присылаю тебе деньги". А купец отвечал: "Да, но я принужден расплатиться
сегодня же". И тогда она взяла кусок и бросила его в лицо Бедр-ад-дину и
воскликнула: "Ваше племя никому не знает цены!" - и встала. С ее уходом
я почувствовал, что моя душа ушла с нею. И я поднялся и остановил ее и
сказал: "О госпожа, сделай милость, обрати ко мне свои благородные ша-
ги!" И она воротилась, и улыбнулась, и сказала: "О, ради тебя возвраща-
юсь", - и села напротив, возле лавки.
И я спросил Бедр-ад-дина: "За сколько ты купил этот кусок?" - "За ты-
сячу сто дирхемов", - отвечал он; и я сказал: "Тебе будет еще сто дирхе-
мов прибыли; дай бумагу, я напишу тебе расписку на эту цену". И я взял
кусок ткани и написал Бедр-ад-дину расписку своей рукой и отдал женщине
и сказал ей: "Возьми и иди; и если хочешь, принеси деньги в следующий
рыночный день, а если пожелаешь - это тебе подарок, как моей гостье". -
"Да воздаст тебе Аллах благом и да пошлет тебе мои деньги и сделает тебя
моим мужем!" - сказала женщина (и Аллах внял ее молитве). А я восклик-
нул: "О, госпожа, считай этот отрез твоим, и тебе будет еще такой же, но
дай мне посмотреть на твое лицо". И когда я взглянул ей в лицо взглядом,
вызвавшим во мне тысячу вздохов, любовь к ней привязалась к моему серд-
цу, и я перестал владеть своим умом. А потом она опустила покрывало и
взяла отрез и сказала: "О господин, не заставляй меня тосковать!" - и
ушла; а я просидел на рынке до послеполуденного времени, и ум мой исчез
и любовь овладела мною. И от силы охватившей меня любви я поднялся и
спросил купца об этой женщине, и он сказал: "У нее есть деньги. Она дочь
одного эмира, и отец ее умер и оставил ей большое богатство".
И я простился с ним и ушел и пришел в хан, и мне подали ужин, но я
вспомнил о той женщине и не стал ничего есть и лег спать. Но сон не шел
ко мне; и я не спал до утра и встал и надел не ту одежду, что была на
мне раньше, и выпил кубок вина и поел немного на завтрак, и пошел в лав-
ку того купца. Я приветствовал его и сел у него, и молодая женщина, как
обычно, пришла, одетая еще более роскошно, чем раньше, и с ней была не-
вольница. И она поздоровалась со мной, а не с Бедр-аддином, и сказала
красноречивым языком, нежнее и слаще которого я не слышал: "Пошли со
мной кого-нибудь, чтобы взять тысячу и двести дирхемов - плату за кусок
ткани". - "А что же торопиться?" - сказал я ей, и она воскликнула: "Да
не лишимся мы тебя!" - и отдала мне деньги; и я сидел и разговаривал с
нею. И я сделал ей Знак, и она поняла, что я хочу обладать ею, и встала
поспешно, испуганная, а мое сердце было привязано к ней. И я вышел с
рынка следом за ней, и вдруг ко мне подошла девушка и сказала: "О госпо-
дин, поговори с моей госпожой!" И я изумился и сказал: "Меня никто Здесь
не знает". Но девушка воскликнула: "О господин, как ты скоро ее забыл!
Моя госпожа-та, что была сегодня в лавке такого-то купца". И я пошел с
девушкой на рынок менял; и, увидев меня, ее госпожа привлекла меня к се-
бе и сказала: "О мой любимый, ты проник мне в душу, и любовь к тебе ов-
ладела моим сердцем, и с той минуты, как я тебя увидела, мне не был при-
ятен ни сон, ни питье, ни пища". - "У меня в душе во много раз больше
этого, и положенье избавляет от нужды сетовать", - ответил я. И она
спросила: "О любимый, у меня или же у тебя?" - "Я здесь человек чужой, -
отвечал я, - и нет мне где приютиться, кроме хана. Если сделаешь милость
- пусть будет у тебя". И она сказала: "Хорошо; но сегодня канун пятницы
и ничего не может получиться, - разве только завтра, после молитвы. По-
молись, сядь на осла и спрашивай квартал аль-Хаббания, а когда приедешь,
спроси, где дом Бараката - начальника, по прозвищу Абу-Шама, - я там жи-
ву. И не медли, я жду тебя".
И я обрадовался великою радостью, и потом мы расстались; и я пришел в
хан, где я жил, и провел ночь без сна и не верил, что заря заблистала. И
я встал и переменил одежду, и умастился, и надушился, и, взяв с собой
пятьдесят динаров в платке, прошел от хана Масрура до ворот Зубиле, а
там сел на осла и сказал его владельцу: "Отвези меня в аль-Хаббанию". И
он доехал в мгновение ока и очень скоро остановился у ворот в квартал,
называемый квартал аль-Мункари; и я сказал ему: "Зайди в квартал и спро-
си дом начальника". И ослятник ушел и недолго отсутствовал, и, вернув-
шись, сказал: "Заходи!" И я сказал ему: "Иди впереди меня к дому! Рано у
гром придешь сюда и отвезешь меня, - сказал я потом ослятнику; и он от-
вечал: "Во имя Аллаха!", и я дал ему четверть динара золотом.
И ко мне вышли две молоденькие девушки, высокогрудые девы, подобные
лунам, и сказали мне: "Входи, наша госпожа тебя ожидает! Она не спала
ночь, радуясь тебе". И я вошел в верхнее помещение с семью дверями, вок-
руг которого шли окна, выходившие в сад, где были всевозможные плоды, и
полноводные каналы, и поющие птицы; и все было выбелено султанской из-
весткой, в которой человек видел свое лицо, а потолок был покрыт золоты-
ми надписями, написанными лазурью, которые заключали прекрасные славос-
ловия и сияли смотрящим. А пол в комнате был выстлан пестрым мрамором, и
посреди был водоем, по краям которого находились чаши, литые из золота и
извергавшие воду, похожую на жемчуг и яхонты; и помещение было устлано
разноцветными шелковыми коврами и уставлено скамейками. И, войдя, я
сел..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двадцать шестая ночь
Когда же настала двадцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что юноша купец говорил христианину: "И, войдя, я сел и
не успел я очнуться, как та женщина уже подошла - в венце, окаймленном
жемчугом и драгоценностями, разрисованная и расписанная. И, увидев меня,
она улыбнулась мне к лицо, и обняла меня, и прижала к своей груди и,
приложив рот к моему рту, стала сосать мой язык; и я делал так же. И она
сказала: "Это правда? Ты пришел ко мне?" И я отвечал ей: "Я твой раб!" А
она воскликнула: "Привет, добро пожаловать! Клянусь Аллахом, с того дня,
как я тебя увидала, мне не был сладок сон и неприятно кушанье". - "И мне
также", - отвечал я; и мы сели и стали разговаривать, и я держал голову
опущенной к земле от стыда. И вскоре мне подали на скатерти роскошнейшие
кушанья: мясо в уксусе, поджаренную тыкву в пчелином меду и курицу с на-
чинкой, и я поел с ней, и мы насытились, и мне подали таз и кувшин, и я
вымыл руки; а потом мы надушились розовой водой с мускусом и сидели раз-
говаривая, и она произнесла такие стихи:
"Если б ведом приход ваш был, мы б устлали
Кровью сердца ваш путь и глаз чернотою
И постлали б навстречу вам наши щеки, -
Чтоб тянулась дорога ваша по векам".
И она жаловалась на то, что испытала, и я жаловался ей на то, что ис-
пытал, и любовь к ней овладела мною, и все деньги сделались для меня
ничтожны. И мы играли, возились и целовались, пока не подошла ночь, и
тогда девушки подали нам кушанье и вино, и вдруг вижу - это целый пир! И
мы пили до полуночи, а затем легли и заснули, и я проспал с ней до утра,
и в жизни не видел ночи, подобной этой. Когда же настало утро, я поднял-
ся и бросил ей под постель платок, в котором были динары, и простился с
ней и вышел, а она заплакала и сказала: "О господин мой, когда я опять
увижу это прекрасное лицо?" И я сказал ей: "Я буду у тебя вечером". А
выйдя, я нашел ослятника, привезшего меня вчера, который ждал меня у во-
рот, и сел с ним и приехал в хан Масрура, и сошел, и дал ослятнику пол-
динара и сказал ему: "Приходи опять ко времени заката!" И он отвечал:
"Хорошо!" И я позавтракал и пошел взыскивать деньги за ткани, а потом
возвратился и приготовил ей жареного ягненка и сладостей, а затем позвал
носильщика, положил все это ему в корзину, заплатил ему и вернулся к
своим делам и был занят до захода солнца.
А на закате ослятник пришел ко мне, и я взял пятьдесят динаров, поло-
жил их в платок и пошел к ней; и я увидел, что там вытерли мрамор и на-
чистили медь и заправили светильники, зажгли свечи, разложили кушанья и
процедили вино. И при виде меня моя возлюбленная закинула руки мне на
шею и воскликнула: "Ты заставил меня тосковать!" А затем подали столы, и
мы ели, пока не насытились, и девушки убрали столы и поставили вино. И
мы пили, не переставая, до полуночи, а потом перешли в спальню и проспа-
ли до утра; и я поднялся и дал ей, как обычно, пятьдесят динаров и вышел
от нее. И я увидал ослятника и поехал в хан, и поспал немного, а затем я
встал и собрал ужин, и приготовил орехи и миндаль к рисовому пилаву, и
