И Аджиб подумал, что его глаз - глаз недруга, или что он сын развра-
та, и, еще больше рассердившись, взял камень и ударил им своего отца, и
Бедр-ад-дин Хасан упал без чувств, и кровь потекла по его лицу.
И Аджиб с евнухом пошли к палаткам, а Бедр-ад-дин Хасан, придя в се-
бя, вытер кровь и, оторвав кусок своей чалмы, завязал себе голову и стал
упрекать себя и сказал: "Я обидел мальчика! Я запер лавку и пошел за
ним, и он решил, что я недруг". И он затосковал по своей матери, которая
находилась в Басре, и заплакал о ней и произнес:
"Прося справедливости, судьбу ты обидел бы:
Ее не кори - не так ее сотворили.
Бери что придется ты и горе кинь в сторону,
И смуты и радости всегда в жизни будут".
После этого Бедр-ад-дин продолжал продавать кушанья, а везирь, его
дядя, пробыл в Дамаске три дня, а потом уехал и направился в Химс я
вступил туда, - и по дороге, где бы он ни останавливался, он все искал.
И он продолжал ехать, пока не прибыл в Диар-Бекр, и Мардшг, и Мосул [50],
и не прерывал путешествия до города Басры. И, вступив туда, он пошел к
султану и встретился с ним, и султан оказал ему уважение и отвел для не-
го почетное жилище и спросил о причине его прибытия.
И везирь рассказал ему свою историю и прибавил, что везирь Нур-ад-дин
Али - его брат, и султан призвал на него милость Аллаха и сказал: "О
господин, он был моим везирем пятнадцать лет, и я очень любил его, и он
умер и оставил сына, но тот пробыл здесь после его смерти только один
месяц и исчез, и мы не получили о нем вестей. Но его мать у нас, так как
она дочь моего старого везиря".
Услышав от царя, что мать его племянника здорова, везирь Шамс-ад-дин
обрадовался и сказал: "О царь, я хочу повидаться с нею"; и царь тотчас
же позволил ему, и Шамс-ад-дин вошел к ней, в дом своего брата
Нур-ад-дина. И он повел взором по сторонам и поцеловал пороги в доме и
подумал о своем брате Нур-ад-дине Али, который умер на чужой стороне, и
заплакал и произнес:
"В жилище хожу, в жилище хожу я Лейлы [51],
Целую я там то ту, то другую стену.
Но любит душа не стены того жилища,
А любит душа того, кто живал в жилище".
И он прошел через дверь в большой двор и увидел другую дверь, с ка-
менными сводами, выложенную разным мрамором всех цветов, и прошел по
долгу и осмотрел его и обвел его взором - и увидел имя своего брата
Нур-ад-дина, написанное там золотыми чернилами.
И, подойдя к надписи, он поцеловал ее и заплакал, и вспомнил о разлу-
ке с братом и произнес такие стихи:
"Расспрашивал солнце я о вас, лишь взойдет оно,
И молнию вопрошал, едва лишь блеснет она.
И сплю я, свиваемый и вновь развиваемый
Рукою тоски, но все ж на боль я не жалуюсь.
Любимые, если время долго уж тянется,
То знайте - разлука на куски растерзала нас,
И если моим глазам вы дали б увидеть вас,
То было бы лучше так и мы б с вами встретились.
Не думайте, что другим я занят! Поистине,
Не может душа моя к другому любви вместить".
И он пошел дальше и пришел к комнате жены своего брата, матери
Бедр-ад-дина Хасана басрийского. А она во время отсутствия сына, не пе-
реставая, рыдала и плакала, и когда годы продолжились над нею, она сде-
лала сыну мраморную гробницу посреди комнаты и плакала над ней днем и
ночью и спала только возле этой гробницы.
И когда везирь пришел к ее жилищу, он, остановившись за дверью, услы-
шал, как она говорит над гробницей:
"Могила, исчезла ли в тебе красота его?
Погас ли в тебе твой свет, сияющий лик его?
Могила, могила, ты не сад и не свод небес, -
Так как же слились в тебе и месяц и ветвь?"
И когда она говорила, вдруг вошел к ней везирь Шамс-ад-дин и поздоро-
вался с нею и сообщил ей, что он брат ее мужа, а потом он рассказал, что
случилось, и разъяснил ей всю историю, и поведал, что ее сын Бедрсад"
дин Хасан провел целую ночь с его дочерью десять лет тому назад, а утром
исчез. "А моя дочь понесла от твоего сына и родила мальчика, который со
мной, и он твой внук и сын твоего сына от моей дочери".
И, услышав весть о своем сыне и увидев своего деверя, она упада к его
ногам и стала целовать их, говоря:
"Награди Аллах возвестившего, что вы прибыли!
Он доставил мне наилучшее, что я слышала.
Будь доволен он тем, что порвано, подарила бы
Ему душу я, что истерзана расставанием".
Потом везирь послал за Аджибом, и когда он пришел, его бабка обняла
его и заплакала, и везирь Шамс-ад-дин сказал ей: "Теперь не время пла-
кать, теперь время тебе собираться, чтобы ехать с нами в земли египетс-
кие. Быть может, Аллах соединит нас и тебя с твоим сыном и моим племян-
ником!"
И она отвечала: "Слушаю и повинуюсь!" - и тотчас же поднялась и соб-
рала свои вещи, и сокровища, и девушек и немедленно снарядилась; а ве-
зирь Шамс-ад-дин пошел к султану Басры и простился с ним, и тот послал с
ним подарки и редкости для султана Египта.
И Шамс-ад-дин тотчас же выехал и, достигнув окрестностей города Да-
маска, остановился в Кануне [52] и разбил палатки и сказал тем, кто был с
ним: "Мы пробудем здесь неделю, пока не купим султану подарки и редкос-
ти".
И тогда Аджиб вышел и сказал евнуху: "О Ляик, мне хочется прогу-
ляться! Пойдем отправимся на рынок, пройдем в Дамаск и посмотрим, что
случилось с тем поваром, у которого мы ели, а потом ранили его в голову.
Он ока зал нам милость, и мы дурно поступили с ним".
И евнух ответил: "Слушаю и повинуюсь!" И Аджиб вместе с евнухом вышел
из палатки, движимый кровным влечением к отцу, и они тотчас же вошли в
город и, не переставая, шли, пока не дошли до харчевни. И они увидели,
что повар стоит в лавке (а время близилось к закату солнца), и случилось
так, что он сварил гранатных зернышек. И когда они подошли к нему и Ад-
жиб взглянул на него, он почувствовал к нему влечение и увидел след уда-
ра камнем у него на лбу, и сказал ему: "Мир тебе! Знай, что мое сердце с
тобою". И внутри Бедр-ад-дина все взволновалось, когда он взглянул на
мальчика, и сердце его затрепетало, и он склонил голову к земле и хотел
и не мог повернуть язык во рту, а потом он поднял голову, униженно и
смиренно, и произнес такие стихи:
"Стремился к любимым я, но только увидел их -
Смутился и потерял над сердцем и взором власть.
И в страхе, с почтением понурил я голову,
И чувства свои я скрыть хотел, по не скрыл я их.
И свитками целыми готовил упреки я, -
Когда же мы встретились, я слова не вымолвил".
Потом он сказал им: "Залечите мое сердце и поешьте моего кушанья.
Клянусь Аллахом, едва я посмотрел на тебя, мое сердце затрепетало, и я
последовал за гобой, будучи без ума". - "Клянусь Аллахом, ты нас любишь,
- сказал Аджиб, - и мы съели у тебя кусочек, а ты возложил на нас пос-
ледствия этого и хотел нас опозорить. Но мы съедим у тебя что-нибудь,
только с условием, что ты дашь клятву не выходить за нами и не преследо-
вать нас. Иначе мы больше не вернемся к тебе; а мы пробудем Здесь неде-
лю, пока мой дед не купит подарки для царя".
И Бедр-ад-дин сказал: "Быть по-вашему!" И Аджиб с евнухом вошли в
лавку, и тогда Бедр-ад-дин подал им мяску с гранатными зернышками, и Ад-
жиб сказал: "Поешь с нами! Может быть, Аллах облегчит нашу тяготу". И
Бедр-ад-дин обрадовался и стал есть с ними, уставясь в лицо Аджиба, и
его сердце и чувства привязались к нему; но Аджиб сказал: "Не говорил ли
я, что ты влюбленный и надоедливый! Довольно тебе глядеть мне в лицо!"
И, услышав слова своего сына, Бедр-ад-дин произнес:
"Для тебя в душе сохранил я тайну сокрытию:
Обвита молчаньем моим она, не узнать ее.
И позорящий светоносный месяц своей красой
И той прелестью, что подобна утру светящему,
Твой блестящий лик в нас желанья будит, - конца им нет,
И сулит свиданья и долгие и частые.
Ужель растаю от жара я, раз твой лик - мой рай,
И умру ль от жажды, коль райский ключ мне слюна
твоя"
И Бедр-ад-дин стал кормить то Аджиба, то евнуха, и они ели, пока не
насытились, а потом встали, и Хасан басрийский поднялся и полил им на
руки воды и, отвязав от пояса шелковую салфетку, вытер им руки и опрыс-
кал их розовой водой из бывшей у него фляги. И потом он вышел из лавки и
вернулся с кружкой питья, смешанного из розовой воды с мускусом, и, пос-
тавив ее перед ними, сказал: "Довершите вашу милость!"
И Аджиб взял и отпил и протянул кружку евнуху, и они пили, пока у них
не наполнились животы, и оба насытились до сытости, необычайной для них.
И после того они ушли и торопились, пока не достигли палаток, и Аджиб
пошел к своей бабке, матери его отца, Бедр-ад-дина Хасана, и она поцело-
вала его и подумала о своем сыне Бедр-ад-дине Хасане и вздохнула и стала
плакать, и затем сказала:
"Я прежде надеялась, что снова мы встретимся, -
Ведь жить, когда вы вдали, мне больше не хочется,
Клянусь я, в душе моей одно лишь стремленье к вам,
И тайны Аллах, господь, сокрытые ведает".
И затем она спросила Аджиба: "О дитя мое, где ты был?" И он ответил:
"В городе Дамаске". И тогда она подала ему миску гранатных зернышек (а
они были не очень сладкие) и сказала евнуху: "Садись с господином!"
И евнух воскликнул про себя: "Клянусь Аллахом, нет у пас охоты до
еды!" - и сел; а что до Аджиба, то, когда он сел, его живот был наполнен
тем, что он съел и выпил. И он взял кусок хлеба и обмакнул его в гранат-
ные зернышки и съел, и нашел их недостаточно сладкими, так как был сыт.
"Фу! Что это за мерзкое кушанье!" - воскликнул он. И его бабка сказала:
"О дитя мое, ты хулишь мое кушанье, а я сама его варила, и никто не уме-
ет так его варить, как я, кроме твоего отца, Бедр-ад-дина Хасана". - "О
госпожа, - сказал Аджиб, - твоя стряпня отвратительна! Мы сейчас видели
в городе повара, который сварил таких гранатных зернышек, что их запах
раскрывает сердца, а его кушанье хочется съесть целиком. А твое кушанье
в сравнении с ним ничего не стоит".
Услышав эти слова, бабка Аджиба пришла в сильный гнев и посмотрела на
евнуха..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двадцать четвертая ночь
Когда же наступила двадцать четвертая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что бабка Аджиба, услышав его слова, разгнева-
лась и посмотрела на евнуха и сказала ему: "Горе тебе! Ты испортил моего
внука, так как заходил с ним в харчевню!"
И евнух испугался и стал отрицать и сказал: "Мы не
Заходили в харчевню, а только проходили мимо". - "Клянусь Аллахом, мы
заходили и ели, и его кушанье лучше твоего!" - сказал Аджиб; и тогда его
бабка поднялась и рассказала об этом брату своего мужа и вызвала в нем
гнев на евнуха.
И евнух явился к везирю, и тот сказал ему: "Зачем ты заходил с моим
внуком в харчевню?"
И евнух испугался и сказал: "Мы не заходили!" Но Аджиб воскликнул:
"Мы зашли и поели гранатных зернышек досыта, и повар напоил нас медом со
снегом и с сахаром!" И везирь еще больше разгневался на евнуха и спросил
его, но тот все отрицал.
И тогда везирь воскликнул: "Если твои слова - правда, сядь и поешь
перед нами!" И евнух подошел и хотел есть, но не мог, и бросил кусок
хлеба и сказал: "О господин мой, я сыт со вчерашнего дня!"
И везирь понял, что он ел у повара, и велел рабам повалить его, и
принялся его больно бить.
И евнух завопил и сказал: "О господин, не бей меня, я расскажу тебе
правду!" И тогда его перестали бить; и везирь воскликнул: "Говори по ис-
тине!" И евнух сказал: "Знай, что мы вошли в харчевню, когда повар варил
гранатные зернышки, и он поставил их перед нами, и, клянусь Аллахом, я в
жизни не ел ничего подобного им и не пробовал ничего сквернее того, что
перед нами".
И мать Бедр-ад-дина Хасана рассердилась и сказала: "Непременно пойди
к этому повару и принеси от него миску гранатных зернышек! Покажи их
