случилось, от начала до конца; и царь удивился и велел тотчас же запи-
сать это дело. И везирь просидел, ожидая сына своего брата, весь этот
день, но он не пришел, и на второй день и на третий тоже - до седьмого
дня, и о нем не было вестей. И тогда везирь сказал: "Я непременно сделаю
дело, которого еще никто не делал!"
И он взял чернильницу и калам и начертил на бумаге расположение всей
комнаты и обозначил, что кладовая находится там-то, а такая-то занавеска
- там-то, и записал все, что было в комнате, а потом он свернул запись и
велел убрать вещи, а тюрбан, ермолку, фарджию и кошель он взял и убрал к
себе, заперев их железным замком и запечатав их до той поры, пока не
прибудет сын его брата, Хасан басрийский.
Что же до дочери везиря, то ее месяцы кончились, и она родила мальчи-
ка, подобного луне и похожего на отца красотой, прелестью, совершенством
и блеском, и ему обрезали пуповину и насурьмили глаза, и передали
нянькам, и назвали Аджибом.
И день был для него точно месяц, а месяц - как год; и когда над ними
прошло семь лет, везирь отдал его учителю и поручил ему воспитывать его,
научить его чтению и дать ему хорошее образование. И Аджиб пробыл в шко-
ле четыре года и начал драться со школьниками, и ругал их, и говорил им:
"Кто из вас мне равен? Я сын каирского везиря!" И дети собрались и пожа-
ловались старшему на то, что терпели от Аджиба, и старший сказал им:
"Завтра, когда он придет, я научу вас, что сказать ему, и он закается
ходить в школу. Когда он завтра придет, сядьте вокруг него и говорите:
"Клянемся Аллахом, только тот будет играть с нами в эту игру, кто ска-
жет, как зовут его мать и отца, а кто не знает имени своей матери и от-
ца, тот сын греха и не будет играть с нами!"
И когда наступило утро и они пришли в школу и явился Аджиб, дети ок-
ружили его и сказали: "Мы будем играть в одну игру, но только тот будет
играть с нами, кто скажет нам имя своей матери и отца". И все ответили:
"Хорошо!" И один сказал: "Меня зовут Маджид, а мою мать - Алавия, а отца
- Изз-ад-дин"; и другой тоже сказал такие же слова. И когда очередь дош-
ла до Аджиба, он сказал: "Меня зовут Аджиб, мою мать - Ситт-аль-Хусн, а
отца - Шамс-ад-дин, везирь в Каире". Но ему закричали: "Везирь тебе не
отец!" - "Везирь правда мой отец", - возразил Аджиб; и тогда дети стали
смеяться над ним и захлопали в ладоши и сказали: "Его отца не Знают!
Вставай, уходи от нас, с нами будет играть только тот, кто знает, как
зовут его отца".
И дети тотчас же разбежались и стали смеяться над Аджибом, и у него
стеснилась грудь, и он задохнулся от плача. И старший сказал ему: "Мы
знаем, что везирь - твой дед, отец твоей матери Ситт-аль-Хусн, но не
твои отец. А твоего отца ты не знаешь, и мы тоже, так как султан выдал
твою мать замуж за горбатого конюха, и пришли джинны и проспали с ней, -
и у тебя нет отца, которого бы знали. Не думай же больше равняться с
детьми в школе, пока не узнаешь, кто твой отец, а иначе ты будешь среди
них сыном разврата. Не видишь ты разве, что сын торговца зовется по от-
цу? А ты? Твой дед - везирь в Каире, а твоего отца мы не знаем и гово-
рим: нет у тебя отца! Приди же в разум!"
И, услышав от старшего из детей эти слова и позорящие его речи, Аджиб
тотчас же поднялся и пошел к своей матери, Ситт-аль-Хусн, и стал ей жа-
ловаться плача, не плач мешал ему говорить. И когда его мать услыхала
его слова и рыдания, ее сердце загорелось огнем, и она спросила: "О сын
мой, почему ты плачешь? Расскажи мне, что с тобою случилось".
И Аджиб рассказал ей, что он услышал от детей и от старшего, и спро-
сил: "Кто же мой отец, матушка?" - "Твой отец везирь в Каире", - сказала
Ситт-аль-Хусн; но Аджиб воскликнул: "Не лги мне, везирь - твой отец, а
не мой! Кто же мой отец? Если ты не скажешь мне правду, я убью себя этим
кинжалом".
И, услышав упоминание об его отце, Ситт-аль-Хусн заплакала, вспоминая
сына своего дяди и думая о том, как ее открывали перед Бедр-ад-дином Ха-
саном басрийскю! и что с нее с ним случилось. И она произнесла такие
стихи:
"Любовь в душе оставив, они скрылись,
И земли тех, кого люблю, - далеко.
Ушли они, и с ними ушло терпенье,
Расставшись со мною, и трудно уж мне быть стойким"
Уехали - и радость улетела,
Исчез мой покой - и нет уже мне покоя.
И слезы они пролили мои, расставшись,
И льются из глаз обильно они в разлуке.
Но если когда захочется мне их видеть
И долго их мне придется прождать в волненье,
То вызову вновь я в сердце своем их образ,
И будут думы, страсть, тоска и горе.
О вы, чья память стала мне одеждой, -
Ведь, кроме страсти, нет у меня рубахи, -
Любимые, доколь продлится это
И долго ль меня вы будете сторониться?"
И она стала плакать и кричать, и сын ее тоже; и вдруг вошел к ним ве-
зирь, и при виде их слез его сердце загорелось, и он спросил: "Почему вы
плачете?" И Ситт-аль-
Хусн рассказала ему, что произошло у ее сына с детьми в школе; и он
тоже заплакал, вспомнив своего брата и то, что между ними было и что
произошло с его дочерью, и не знал он, что таится за этим делом.
И везирь тотчас же пошел и поднялся в диван и, войдя к царю, расска-
зал ему, что случилось, и попросил у него разрешения поехать и напра-
виться в город Басру, чтобы расспросить о своем племяннике, и еще он
попросил султана написать ему указы во все земли, чтобы он мог взять сы-
на своего брата, где бы он его ни нашел.
И он заплакал перед султаном, и сердце султана сжалилось, и он напи-
сал ему указы во все земли и области.
И везирь обрадовался и призвал на султана благословение, и тотчас же
ушел и снарядился для путешествия, захватив все необходимое и взяв с со-
бою дочь и внука Аджиба. И везирь ехал первый день, и второй день, и
третий, пока не прибыл в город Дамаск, и он нашел там деревья и каналы,
подобно тому, как сказал об этом поэт:
Когда пришлось нам прожить в Дамаске и ночь и день,
Судьба клялась, что подобной ночи не будет впредь.
И спали мы, а сумрак ночи беспечен был,
И с улыбкой утро седые ветви тянуло к нам.
И заря казалась в тех ветках нам словно жемчугом,
Что рукою ветра срывается и слетает вниз.
И читали птицы, а пруд страницею был для них,
И писали ветры, а облако точки ставило.
И везирь расположился на площади Камешков и расставил палатки и ска-
зал своим слугам: "Мы отдохнем Здесь два дня!" И слуги пошли в город по
своим делам: один - продать, другой - купить, этот - в баню, а тот - в
мечеть сынов Омейи [49], равной которой нет в мире.
А Аджиб вышел с евнухом, и они пошли в город прогуляться, и евнух шел
сзади Аджиба с такой дубиной, что если бы ею ударить верблюда, он бы не
встал.
И когда жители Дамаска увидели Аджиба и его стройный стан и блеск и
совершенство (а он был мальчик редкой красоты - нежный и выхоленный,
мягче северного ветра, и слаще чистой воды для жаждущего, и сладостнее
здоровья для больного), за ним последовал весь народ, и сзади него бежа-
ли, и стали обгонять его, и садились на дороге, чтобы, когда он пройдет,
посмотреть на него. И раб, по предопределенному велению, остановился
возле лавки его отца, Бедр-ад-дина Хасана. (А у того вырос на лице пу-
шок, и ум его стал совершенным за эти двенадцать лет; и повар уже умер,
и Бедр-ад-дин Хасан получил его деньги и лавку, так как тот признал его
у судей и свидетелей своим сыном.)
И в тот день, когда его сын с евнухом остановились возле лавки,
Бедр-ад-дин посмотрел на своего сына и увидел, что он обладает величай-
шей красотой, его душа затрепетала, и кровь его взволновалась из-за при-
зыва родной крови, и его сердце привязалось к нему.
А он сварил подслащенных гранатовых зернышек, и Аллахом внушенная лю-
бовь поднялась в нем, и он позвал своего сына Аджиба и сказал: "О госпо-
дин, о тот, кто овладел моим сердцем и душой и взволновал все мое су-
щество, не хочешь ли ты войти ко мне, чтобы залечить мое сердце и поесть
моего кушанья?" - и из глаз его, помимо его воли, потекли слезы, и он
подумал о том, чем он был и чем стал сейчас.
И когда Аджиб услышал слова своего отца, его сердце взволновалось, и
он посмотрел на евнуха и сказал: "Мое сердце взволновано из-за этого по-
вара; он как будто расстался с сыном. Войдем к нему, чтобы залечить его
сердце, и съедим его угощение. Может быть, за то, что мы это сделаем,
Аллах соединит нас с нашим отцом". Но евнух, услышав слова Аджиба, воск-
ликнул: "Вот хорошо, клянусь Аллахом! Сын везиря будет есть в харчевне!
Я отгоняю от тебя людей этой палкой, чтобы они на тебя не смотрели, и я
не буду спокоен за тебя, если ты войдешь когда-нибудь в эту лавку".
И, услышав эти слова, Бедр-ад-дин Хасан удивился и повернулся к евну-
ху, и слезы потекли по его щекам; и тогда Аджиб сказал евнуху: "Мое
сердце полюбило его". Но евнух ответил: "Оставь эти речи и не входи!" И
тут отец Аджиба обратился к евнуху и сказал ему: "О старший, почему тебе
не залечить мое сердце и не войти ко мне? О ты, что подобен черному каш-
тану с белой сердцевиной, о ты, о ком сказал кто-то из описавших его..."
И евнух рассмеялся и воскликнул: "Что ты сказал? Ради Аллаха, говори и
будь краток!" И Бедр-аддин тотчас же произнес такие стихи:
"Когда не был бы образован он и верен так,
Облачен бы не был он полной властью в домах вельмож.
И в гарем бы не был допущен он, о благой слуга!
Так прекрасен он, что с небес ему служат ангелы".
И евнух удивился этим словам и, взяв Аджиба, вошел в харчевню, и
Бедр-ад-дин Хасан наполнил высокую миску гранатными зернышками (а они
были с миндалем и сахаром), и оба стали есть вместе; и Бедр-ад-дин Хасан
сказал: "Вы обрадовали нас, кушайте же на здоровье и в удовольствие!"
Потом Аджиб сказал своему отцу: "Садись поешь с нами, может быть Аллах
соединит нас, с кем мы хотим "; и Бедр-ад-дин Хасан спросил: "О дитя
мое, несмотря на твой юный возраст, ты испытал разлуку с любимыми?""Да,
дядюшка, - ответил Аджиб, - мое сердце сгорело от разлуки с любимым: это
мой отец, и мы с моим дедом выехали и ищем его по разным странам. Горе
мне! Когда мы соединимся?"
И он горько заплакал, и его отец заплакал из-за разлуки с ним, и ему
вспомнилась разлука с любимыми и отдаленность от матери, и евнух тоже
опечалился из-за него.
И они все поели и насытились, а после этого они вышли из лавки
Бедр-ад-дина Хасана, и тот почувствовал, что душа его рассталась с телом
и ушла с ними, и не мог вытерпеть без них одного мгновения.
И он запер лавку и пошел за ними следом, не зная, что это его сын, и
ускорил шаг, чтобы догнать их прежде, чем они выйдут из больших ворот; и
евнух обернулся к нему и спросил: "Что тебе?" И Бедр-ад-дин Хасан сказал
им: "Когда вы от меня ушли, я почувствовал, что душа моя отправилась с
вами. А у меня дело в городе, за воротами, и мне захотелось проводить
вас, чтобы сделать это дело и вернуться".
И тут евнух рассердился и сказал Аджибу: "Этого я и боялся! Мы съели
кусочек, который был злосчастным и считается для нас благодеянием, и по-
вар теперь следует за нами с места на место".
И Аджиб повернулся и, увидев за собой повара, пришел в гнев и сказал
евнуху: "Пусть его идет по дороге мусульман, а когда мы выйдем к палат-
кам и увидим, что он за нами следует, мы отгоним его".
И он опустил голову и пошел, и евнух сзади него; и Бедр-ад-дин Хасан
следовал за ними до площади Камешков. И они приблизились к шатрам и
обернулись и увидели Хасана позади себя, тогда Аджиб рассердился и испу-
гался, что евнух все расскажет его деду.
И он исполнился гнева и огорчился тем, что про него скажут: "Он захо-
дил в харчевню, и повар шел за ним", - и обернулся и увидел, что глаза
Хасана смотрят в его глаза, - и он стал как бы телом без души.
