И я отвечал: "Когда б не ты, о владыка всех,
Излил на меня познанья, не был бы мудрым я.
Владеешь ты щедростью, и даром, и милостью,
О кладезь познания, рассудка и кротости!"
И твой отец пришел в восторг и кликнул слугу и сказал ему: "Дай ему
сто три динара и одежду!" - и отдал мне все это; а когда пришел пох-
вальный час, я отворил ему кровь. И он не прекословил мне и поблагодарил
меня, и собравшиеся, которые присутствовали, поблагодарили меня. И после
кровопускания я не мог молчать и спросил его: "Ради Аллаха, господин
мой, чем вызваны твои слова: "Дай ему сто три динара"?" И он ответил:
"Динар за звездочетство, динар за беседу и динар за кровопускание, а сто
динаров и одежду - за твою похвалу мне".
"Да помилует Аллах моего отца, который знал подобного тебе!" - воск-
ликнул я; и этот цирюльник рассмеялся и сказал: "Нет бога, кроме Аллаха,
Мухаммед - посол Аллаха! Слава тому, кто изменяет, по сам не изменяется!
Я считал тебя разумным, но ты заговариваешься от болезни. Сказал Аллах в
своей великой книге: "Подавляющие гнев и прощающие людям", - и ты во
всяком случае прощен. Я не ведаю причины твоей поспешности, и ты знаешь,
что твой отец и дед ничего не делали без моего совета. Ведь сказано: со-
ветчик достоин доверия, и не обманывается тот, кто советуется; а одна
поговорка говорит: у кого нет старшего, тот сам не старший. Порт сказал:
Когда соберешься, что нужно, свершить,
Советуйся с мудрым и слушай его. Ты не найдешь никого, более сведуще-
го в делах, чем я, и я стою на ногах, прислуживая тебе, и ты мне не нас-
кучил, - так как же это я наскучил тебе? Но я буду терпелив с тобою ради
тех милостей, которые оказал мне твой отец".
"Клянусь Аллахом, о ослиный хвост, ты затянул свои разговоры и про-
должил надо мной свою речь! Я хочу, чтобы ты обрил мне голову и ушел от
меня!" - воскликнул я. И тогда цирюльник смочил мне голову и сказал: "Я
понимаю, что тебя охватила из-за меня скука, но я не виню тебя, так как
твой ум слаб и ты ребенок, и еще вчера я сажал тебя на плечо и носил в
школу". - "О брат мой, заклинаю тебя Аллахом, потерпи и помолчи, пока
мое дело будет сделано, и иди своей дорогой!" - воскликнул я и разорвал
на себе одежды. И, увидев, что я это сделал, цирюльник взял бритву и на-
чал ее точить, и точил ее, пока мой ум едва не покинул меня, а потом он
подошел и обрил часть моей головы, после чего поднял руку и сказал: "О
господин, поспешность - от дьявола, а медлительность - от милосердия! -
И он произнес:
Помедли и не спеши к тому, чего хочешь ты,
И к людям будь милостив, чтоб милость к себе найти,
Над всякою десницею десница всевышнего,
И всякий элодей всегда злодеем испытан был".
"О господин мой, - сказал он потом, - я не думаю, чтобы ты знал мое
высокое положение: моя рука упадет на головы царей, эмиров, везирей,
мудрецов и достойных, ибо мне сказал поэт:
Ремесла - что нити камней дорогих,
А этот цирюльник - что жемчуг средь них"
Вознесся над мудрыми он высоко
И держит под дланями главы царей".
И я воскликнул: "Оставь то, что тебя не касается, ты стеснил мою
грудь и обеспокоил мое сердце!" А цирюльник спросил: "Мне кажется, ты
торопишься?" - "Да, да, да!" - крикнул я; и тогда он сказал: "Дай себе
время: поспешность - от сатаны, и она порождает раскаяние и разочарова-
ние. Сказал кто-то - приветствие и молитва над ним! - лучшее из дел то,
в котором проявлена медлительность! А мне, клянусь Аллахом, твое дело
внушает сомнение. Я желал бы, чтобы ты мне сообщил, на что ты вознаме-
рился: я боюсь, что случится нечто другое. Ведь до времени молитвы оста-
лось три часа. Я не хочу быть в сомнении насчет этого, - добавил он, -
но желаю знать время наверное, ибо, когда мечут слова в неведомое, - это
позор, в особенности для подобного мне, так как среди людей объявилась и
распространилась слава о моих достоинствах, и мне не должно говорить на-
угад, как говорят обычно звездочеты".
И он бросил бритву и, взяв астролябию, пошел под солнце и долгое вре-
мя стоял, а потом возвратился и сказал мне: "До времени молитвы осталось
три часа - ни больше, ни меньше".
"Ради Аллаха, замолчи, - воскликнул я, - ты пронзил мою печень!" И
цирюльник взял бритву и стал точить ее, как и в первый раз, и обрил мне
часть головы и сказал: "Я озабочен твоей поспешностью, и если бы ты со-
общил мне о ее причине, это было бы лучше для тебя: ты ведь знаешь, что
твой отец и дед ничего не делали, не посоветовавшись со мною". И я по-
нял, что мне от него нет спасения, и сказал себе: "Пришло время молитвы,
а я хочу пойти к девушке раньше, чем народ выйдет с молитвы. Если за
держусь на минуту - не знаю, каким путем войти к ней!"
"Сократись и оставь эти разговоры и болтовню, - сказал я, - я хочу
пойти на пир к одному из моих друзей". И цирюльник, услышав упоминание о
пире, воскликнул: "Этот день - день благословенный для меня! Вчера я
пригласил несколько моих приятелей и забыл позаботиться и приготовить им
что-нибудь поесть, а сейчас я подумал об этом. О, позор мне перед ними!"
- "Не заботься об этом деле, раз ты узнал, что я сегодня на пиру, - ска-
зал я. - Все, что есть в моем доме из кушаний и напитков, будет тебе,
если ты закончишь мое дело и поспешишь обрить мне голову".
"Да воздаст тебе Аллах благом! Опиши мне, что у тебя есть для моих
гостей, чтобы я знал это", - сказал цирюльник; и я ответил: "У меня пять
родов кушанья, десять подрумяненных кур и жареный ягненок". - "Принеси
это, чтобы мне посмотреть!" - воскликнул цирюльник; и я велел принести
все это. И, увидев кушанья, он сказал мне: "Остаются напитки!" - "У меня
есть", - отвечал я; и цирюльник воскликнул: "Принеси их!" И я принес их,
и он сказал: "Ты достоин Аллаха! Как благородна твоя душа! Но остаются
еще курения и благовония". И я дал ему сверток, где был алоэ и мускус,
стоящие пятьдесят динаров.
А времени стало мало, и моя грудь стеснилась, и я сказал ему: "Возьми
это и обрей мне всю голову, и заклинаю тебя жизнью Мухаммеда, - да бла-
гословит его Аллах и да приветствует!" Но цирюльник воскликнул: "Клянусь
Аллахом, я не возьму этого, пока не увижу всего, что там есть!" И я при-
казал слуге развернуть сверток, и цирюльник выронил из рук астролябию и,
сел на Землю, стал рассматривать благовония, куренья и алоэ, бывшие в
свертке, пока у меня не стеснилась грудь. А потом он подошел, взял брит-
ву и, обрив небольшую часть моей головы, произнес:
"Ребенок растет таким, каким был его отец;
От корня, поистине, вздымается дерево.
Клянусь Аллахом, о дитя мое, - сказал он, - не знаю, благодарить ли
тебя, или благодарить твоего отца, так как весь мой сегодняшний пир -
это часть твоей милости и благодеяния. Но у меня нет никого, кто бы это-
го заслуживал, - у меня почтенные господа вроде Зваута - баневладельца,
Салия - зерноторговца, Салита - торговца бобами, Суайда - верблюжатника,
Сувейда - носильщика, Абу-Мукариша - банщика, Касима - сторожа и Карима
- конюха, Пкриши - зеленщика, Хумейда - мусорщика; и среди них нет чело-
века надоедливого, буйного, болтливого или тягостного, и у каждого из
них есть пляска, которую он пляшет, и стихи, которые он говорит. Но луч-
ше в них то, что они, как твой слуга и невольник, не Знают многоречивос-
ти и болтливости. Владелец бани - тот поет под бубен нечто волшебное и
пляшет и распевает: "Я пойду, о матушка, наполню мой кувшин!" Зернотор-
говец показывает уменье еще лучшее: и пляшет и поет: "О плакальщица,
владычица моя, ты ничего не упустила!" - и у всех отнимает душу, - так
над ним смеются. А мусорщик так поет, что останавливает птиц: "Новость у
моей жены - точно в большом сундуке", и он красавец и весельчак, и о его
красоте я сказал:
"За мусорщика я жизнь отдам из любви к нему.
Сколь нежен чертами он и гибок, как ветка!
Однажды его судьба послала, и молвил я
(А страсть то росла во мне, то снова спадала):
"Разжег в моем сердце ты огонь!" И ответил он:
"Не диво, что мусорщик вдруг стал кочегаром".
И каждый из них в совершенстве развлекает ум веселым и смешным. Но
рассказ - не то, что лицезрение, - добавил он, - и если ты предпочтешь
явиться к нам, это будет любезнее и нам и тебе. Откажись от того, чтобы
идти к твоим друзьям, к которым ты собрался; на тебе еще видны болезни,
и, может быть, ты пойдешь к людям болтливым, которые говорят о том, что
их не касается, или среди них окажется болтун, и у тебя заболит горло".
"Это будет когда-нибудь в другой день, - ответил я к засмеялся от
гневного сердца. - Сделай мое дело, и я пойду, хранимый Аллахом всевыш-
ним, а ты отправляйся к своим друзьям: они ожидают твоего прихода".
"О господин, - сказал цирюльник, - я хочу только свести тебя с этими
прекрасными людьми, сынами родовитых, в числе которых нет болтунов и
многоречивых. С тех пор как я вырос, я совершенно не могу дружить с чем,
кто спрашивает о том, что его не касается, и веду дружбу лишь с теми,
кто, как я, немногословен. Если бы ты сдружился с ними и хоть один раз
увидал их, ты бы оставил всех своих друзей". - "Да завершит Аллах благо-
даря и твою радость! Я непременно приду к ним в какой-нибудь день", -
сказал я. И цирюльник воскликнул: "Я хотел бы, чтобы это было в сегод-
няшний день! Если ты решил отправиться со мною к моим друзьям, дай мне
снести к ним то, что ты мне пожаловал, а если ты непременно должен идти
сегодня к твоим приятелям, я отнесу эти щедроты, которыми ты меня поч-
тил, и оставлю их у моих друзей, - пусть едят и пьют и не ждут меня, - а
затем я вернусь к тебе и пойду с тобою к твоим друзьям. Между мной и мо-
ими приятелями нет стеснения, которое помешало бы мне их оставить; я
быстро вернусь к тебе и пойду с тобою, куда бы ты ни отправился". - "Нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! - воскликнул я. -
Иди к твоим друзьям и веселись с ними и дай мне пойти к моим приятелям и
побыть у них сегодня: они меня ждут". - "Я не дам тебе пойти одному", -
отвечал цирюльник. И я сказал: "Туда, куда я иду, никто не может пойти,
кроме меня". Но цирюльник воскликнул: "Я думаю, ты условился с какой-ни-
будь женщиной, иначе ты бы взял меня с собою. Я имею на это больше пра-
ва, чем все люди, и я помогу тебе в том, что ты хочешь; я боюсь, что ты
пойдешь к чужой женщине и твоя душа пропадет. В этом городе, Багдаде,
никто ничего такого не может делать, в особенности в такой день, как се-
годня, п наш вали в Багдаде - человек строгий, почтенный".
"Горе тебе, скверный старик, убирайся! С какими словами ты ко мне об-
ращаешься!" - воскликнул я. И цирюльник сказал: "О глупец, ты думаешь:
как ему не стыдно! - и таишься от меня, но я это понял и удостоверился в
этом, и я хочу только помочь тебе сегодня сам.
И я испугался, что мои родные и соседи услышат слога цирюльника, и
долго молчал. А нас настиг час молитвы, и пришло время проповеди; и ци-
рюльник кончил брить мне голову, и я сказал ему: "Пойди к твоим друзьям
с этими кушаньями и напитками; я подожду, пока ты вернешься, и ты пой-
дешь со мною".
И я не переставал подмазывать этого проклятого и обманывать его, на-
деясь, что он, может быть, уйдет от меня, но он сказал: "Ты меня обманы-
ваешь и пойдешь один и ввергнешься в беду, от которой тебе нет спасения.
Аллахом заклинаю тебя, не уходи же, пока я не вернусь, и я пойду с тобой
и узнаю, как исполнится твое дело". - "Хорошо, не заставляй меня ждать",
- сказал я; и этот проклятый взял кушанья, напитки и прочее, что я дал
ему, и ушел от меня, и отдал припасы носильщику, чтобы тот отнес их в
его дом, а сам спрятался в каком-то переулке. А я тотчас же встал (а му-
эдзины уже пропели приветствие пророку) и надел свои одежды и вышел
один, и пришел в тот переулок и встал возле дома, в котором я увидал де-
вушку, и оказалось, что та старуха стоит и ждет меня. И я поднялся с нею
