риса, на место этого христианина. И когда настал третий месяц, расстави-
ли, как обычно, столы и уставили их блюдами, и царица Зумурруд села на
престол, и воины встали, как всегда, страшась ее ярости. И вошли, по
обычаю, люди из жителей города и стали ходить вокруг стола, и смотрели
на место того блюда, и один оказал другому: "Эй, хаджи Халиф!". [357] И
тот ответил: "Здесь, о хаджи Халид!" И первый сказал: "Сторонись этого
блюда со сладким рисом и берегись брать с него - если ты съешь отсюда
чтонибудь, будешь повешен".
И потом они сели вокруг стола и принялись за еду, и, когда они ели,
царица Зумурруд сидела, и взгляд ее вдруг упал на человека, который то-
ропливо входил в ворота ристалища. И она всмотрелась в него и увидала,
что это Джеван-курд, - вор, который убил солдата, а причиною его прихода
было вот что.
Оставив свою мать, он ушел к товарищам и сказал им: "Я получил вчера
хорошую наживу, я убил солдата и взял его коня, и мне достался в тот ве-
чер мешок, полный золота, и женщина, которая стоит больше, чем золото в
мешке, и я сложил все это в пещере, у моей матери". И его товарищи обра-
довались и пошли в пещеру в конце дня, и Джеван-курд шел впереди них, а
они сзади. И он хотел принести им то, о чем говорил, но увидел, что мес-
то пусто, и спросил свою мать об истине в этом деле. И она рассказала
ему обо всем, что случилось. И курд стал кусать себе кулаки от горя и
воскликнул: "Клянусь Аллахом, я буду искать эту развратницу и возьму ее
в том месте, где она есть, хотя бы она была в скорлупе от фисташки, и
изолью свой гнев на нее!"
И он вышел ее искать и ходил по странам, пока не вошел в город царицы
Зумурруд, но, войдя в город, он никого не нашел и спросил каких-то жен-
щин, смотревших из окон, и они осведомили его о том, что первого числа
каждого месяца султан ставит стол, и люди приходят и едят с него, и ука-
зали ему ристалище, где устанавливали стол.
И курд поспешно пришел и нашел пустое место, чтобы сесть, только око-
ло блюда, раньше упомянутого, и сел, и блюдо оказалось перед ним, и он
протянул к нему руку, и люди закричали на него и сказали: "О брат наш,
что ты хочешь делать?" - "Я хочу поесть с этого блюда, чтобы насы-
титься", - ответил курд. И один человек сказал ему:
"Если возьмешь с этого, будешь повешен". Но курд воскликнул: "Молчи и
не произноси таких слов!"
И потом он вытянул руку и придвинул к себе блюдо, а любитель гашиша,
раньше упомянутый, сидел рядом! с ним, и, увидев, что курд потянул к се-
бе блюдо, убежал со своего места, и гашиш улетел у него из головы, и он
сел поодаль и воскликнул: "Нет мне надобности в этом блюде!" А Дже-
ван-курд протянул к блюду руку (а она имела вид вороньей ноги), и за-
черпнул ею из блюда, и она стала похожа на верблюжье копыто..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста двадцать вторая ночь
Когда же настала триста двадцать вторая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Джеванкурд вынул из блюда руку, похожую на
верблюжье копыто, смял в ней рис, так что он стал, точно большой
апельсин, и бросил его торопливо в рот. И комок проходил в горле, грохо-
ча как гром, и да блюде стало видно дно. И тот, кто был с ним рядом,
воскликнул: "Слада Аллаху, который не сделал меня твоим кушаньем - ты
проглотил бы блюдо одним глотком!" А любитель гашиша сказал: "Пусть ест,
я вижу в кем образ повешенного".
И он обратился к курду и сказал ему: "Ешь, да не сделает тебе Аллах
еду приятной". И курд протянул руку за вторым куском и хотел смять его,
как первый, и вдруг царица крикнула солдатам и сказала: "Приведите ско-
рее этого человека и не давайте ему съесть рис, который у него в руке".
И воины сбежались к нему (а он склонился над блюдом), и схватили его,
и взяли, и он предстал перед царицей Зумурруд - И люди стали злорадство-
вать и говорили друг другу: "Он заслужил это, мы предупреждали его, а он
не слушал предупреждений. Это место обещает смерть тому, кто на нем си-
дит, и этот рис приносит несчастье тому, кто его съест".
А царица Зумурруд спросила курда: "Как твое имя, кто ты по ремеслу и
почему пришел в наш город?" И курд сказал: "О владыка султан, мое имя
Осман, а по ремеслу я садовник. И причина моего прихода в этот город та,
что я ищу вещь, которая у меня пропала". - "Ко мне доску с песком!" -
сказала царица. И ей принесли доску, и она взяла калам и стала гадать на
песке и всматривалась в него некоторое время, а потом подняла голову и
сказала курду: "Горе тебе, о скверный! Как это ты лжешь царям! этот пе-
сок говорит мне, что твое имя Джеван-курд и по ремеслу ты вор - берешь и
отнимаешь неправедно достояние людей и убиваешь души, которые Аллах зап-
ретил убивать иначе, как за должное" [358].
И затем она закричала на него и сказала: "О кабан, будь правдив в
своем рассказе, иначе я отрублю тебе голову!" И когда курд услышал слова
царицы, он стал желтым, и обнажились его зубы. И он подумал, что если
окажет правду, то спасется, и молвил: "Ты прав, о царь, но я раскаюсь
теперь при твоей помощи и вернусь к Аллаху великому". - "Мне не дозволе-
но оставить бедствие на дороге мусульман", - молвила царица. И потом она
сказала кому то из своих людей: "Возьмите его, сдерите с него кожу и
сделайте с ним то же самое, что вы сделали с подобным ему в прошлом ме-
сяце". И они сделали, что она им велела, и тогда любитель гашиша увидел,
как солдаты схватили этого человека, он повернулся спиной к блюду с ри-
сом и сказал: "Поистине, обращать к тебе лицо мyе запретно!"
Окончив есть, люди удалились и разошлись по домам, а царица поднялась
во дворец и позволила мамлюкам уйти.
Когда же начался третий месяц [359], пришли, по обычаю, на ристалище
люди, и им принесли кушанья, и все сели, ожидая разрешения, и вдруг вош-
ла царица и села на престол и стала смотреть на собравшихся. И она уви-
дела, что место около блюда с рисом пусто, хотя там могли бы поместиться
четыре души, и удивилась этому. И царица повела вокруг глазами и бросила
взгляд и вдруг увидала человека, который торопливо вошел в ворота риста-
лища и продолжал торопиться, пока не встал у стола. И он не нашел сво-
бодного места, кроме места возле блюда, и сел. И царица всмотрелась в
него и увидела, что это тот проклятый христианин, который назвал себя
Рашид-ад-дином, и подумала:
"Сколь благословенно это кушанье, в силки которого попался этот не-
честивый!" А его приходу была диковинная причина - когда он вернулся из
путешествия..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста двадцать третья ночь
Когда же настала триста двадцать третья ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что, когда проклятый, который назвал себя Ра-
шидад-дином, вернулся из путешествия, его домочадцы рассказали ему, что
Зумурруд исчезла, а с нею мешок денег. И, услышав эту весть, он разодрал
на себе одежду и стал бить себя по лицу и выщипал себе бороду. И он пос-
лал своего брата Барсума ее разыскивать. И когда вести о нем заставили
себя ждать, Рашид-ад-дин сам вышел разыскивать своего брата и Зумурруд.
И судьбы закинули его в город Зумурруд и он вступил в этот город в
первый день месяца. Пройдя до улицам, он увидел, что город пуст и вое
его лавки затерты. И он заметил в окнах женщин и спросил одну из них о
жителях этого города, и ему оказали, что царь ставит стол для всех людей
в начале каждого месяца, и люди едят за ним вместе, и никто не может си-
деть у себя дома или в лавке. И женщины указали ему, где ристалище, и,
войдя туда, он увидел, что люди толпятся около кушаний. И он нашел для
себя место только там, где стояло как всегда блюдо с рисом. И он сел и
протянул руку, чтобы поесть с того блюда, и царица крикнула кому-то из
воинов и сказала "Подайте того, кто сел около блюда с рисом!" И его уз-
нали, как обычно, и схватили и поставили перед царицей Зумурруд.
"Горе тебе, как твое имя, кто ты по ремеслу и почему ты пришел в наш
город?" - спросила она. И христианин сказал: "О царь времени, мое имя
Русту м, и нет у меня ремесла, так как я бедняк дервиш". - "Подайте мне
доску с песком и медный калам!" - сказала царица слоем людям, и ей, как
всегда, подали то, что она потребовала; и Зумурруд взяла калам и стала
чертить им на доске с песком и провела некоторое время, всматриваясь в
нее, а потом она подняла голову и сказала христианину: "О собака, как
это ты лжешь царям! Твое имя Рашид-ад-динхристианин, а ремесло твое в
том, что ты учиняешь хитрости с невольницами мусульман и похищаешь их.
Ты мусульманин наружно и христианин втайне. Говори правду, а если не
скажешь правды, я отрублю тебе голову"
И христианин стал запинаться и сказал: "Ты прав, о царь времени!" И
царица приказала разложить его и дать ему сто ударов бичом по каждой но-
ге, и тысячу ударов по телу, и потом содрать с него кожу и набить ее
паклей, а после этого вырыть яму за городом и сжечь его, и насыпать в
яму грязи и нечистот. И сделали так, как она приказала, а потом царица
позволила людям есть, и они поели.
А когда люди кончили есть и ушли своей дорогой, царица Зумурруд под-
нялась к себе во дворец и сказала: "Слава Аллаху, который избавил мое
сердце от тех, кто меня обидел". И она поблагодарила творца земли и не-
бес и произнесла такие стихи:
"Землей они правили, и было правленье их
Жестоким, но вскоре уж их власти как не было,
Будь честны они, и к ним была бы честна судьба,
За зло воздала она злом горя и бедствия.
И ныне язык судьбы их видом вещает нам:
"Одно за другое; нет упрека на времени".
И когда она окончила свое стихотворение, ей пришел на мысль ее госпо-
дин Али-Шар, и она заплакала обильными слезами, а потом она вернулась к
разуму и сказала про себя: "Быть может, Аллах, который отдал меня во
власть моих врагов, пошлет мне возвращенье любимых". И она попросила
прощенья у Аллаха, великого, славного!
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста двадцать четвертая ночь
Когда же настала триста двадцать четвертая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что царица попросила прощенья у Аллаха, ве-
ликого, славного, и сказала: "Быть может" скоро Аллах сведет меня с моим
возлюбленным Али-Шаром! Он ведь властен во всех вещах и всеблаг и сведущ
о своих рабах".
И она восхвалила Аллаха и продлила просьбы о прощении, и подчинилась
случайностям судеб, уверившись, что всякому началу неизбежен конец, и
произнесла слова поэта:
"Легко относись ко всему. Ведь всех дел
В деснице господней, ты знаешь, судьба.
И то, что запретно, к тебе не придет,
А что суждено, не уйдет от тебя. -
И слова другого:
Распусти дней складки, - пусть расправятся, -
И в дома забот не ступай ногой.
Скольких дел нам не легко достичь,
Но за ним близок счастья час. -
И слова другого:
Будь же кротким, когда испытан ты гневом,
Терпеливым, когда постигнет несчастье.
В наше время беременны ночи жизни
Тяжкой ношей и дивное порождают. -
И слова другого:
Терпи, ведь в терпенье благо; если б ты знал о том,
Спокоен душой бы был, от боли бы не страдал.
И знай, если не решишь терпеть благородно ты,
Неволею вытерпишь все то, что чертил калам" [360].
А окончив свое стихотворение, она провела поело этого целый месяц,
днем творя суд над людьми, приказывая и запрещая, а ночью плача и рыдая
о разлуке со своим господином Али-Шаром. И когда показался новый месяц,
она велела поставить на ристалище стол, по течению обычая, и села над
людьми, и они ожидали разрешения начать еду, и место около блюда с рисом
было пусто. И Зумурруд сидела на конце стола, устремив глаза к воротам
ристалища, чтобы не пропустить всякого, кто войдет, и говорила про себя:
