Когда же настала триста пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что Зумурруд стала взывать о помощи к пророку, -
да благословит его Аллах и да приветствует! - и вот то, что с ней было.
Что же касается Али-Шара, то он пролежал до следующего дня, а потом
бандж улетел у него из головы, и он открыл глаза и крикнул: "Зумурруд!"
Но никто ему не ответил. И он вошел в комнату и увидел, что внутренность
дома пуста и место посещения далеко [352], и понял он, что это дело случи-
лось с ним не иначе как из-за христианина. И он стал стонать, и плакать,
и охать, и сетовать, и пролил слезы, и произнес такие стихи:
"О любовь моя, не щадишь меня и не милуешь,
И душа моя меж мучением и опасностью!
Пожалейте же, господа, раба, что унизился
На путях любви, и богатого, обнищавшего,
Как быть стрелку, если вдруг враги ему встретятся,
И стрелу метнуть в них захочет он, но порвется нить?
Коль над юношей соберется вдруг много горестей
И накопится, то куда бежать от судьбы ему?
Сколько раз они говорили мне о разлуке с ней,
До падет когда приговор судьбы, тогда слепнет взор".
А окончив это стихотворение, он испустил вздох и произнес еще такие
стихи:
"Обиталище на холмистом стане оставила,
И стремится грустный к ее жилищу, тоскующий.
Обратила взоры к родным местам, и влечет ее
Стан покинутый, чьи следы исчезли, разметанны.
И стоит она, вопрошая там, и дает ответ
Отголосок ей: "Не найдешь пути ты ко встрече с ним.
Он как молния - озарит лишь стан на единый таит
Я уйдет опять, и тебе свой блеск не покажет "новь".
И Аля-Шар начал раскаиваться, когда раскаянье было ему бесполезно, и
заплакал и разорвал на себе одежду, и, взяв в руки два камня, стал обхо-
дить город кругом, ударяя себя камнями по груди и крича: "О Зумурруд!"
И малыши бегали вокруг него и кричали: "Одержимый! Одержимый!" И вое,
кто его знал, плакали о нем и говорили: "Это такой-то. Что это с ним
случилось?" И АлиШар пробыл в таком состоянии до конца дня, а когда опу-
стилась над ним ночь, он проспал до утра в каком-то переулке, а с утра
стал ходить с камнями по городу до конца дня. И после этого он вернулся
к себе домой, чтобы переночевать там, и его увидела его соседка (а это
была старая женщина из добрых людей) и спросила его: "О дитя мое, спаси
тебя Аллах, когда ты помешался?"
И Али-Шар ответил ей такими двумя стихами:
"Сказали: "Безумно ты влюблен". И ответил я:
"Поистине, жизнь сладка одним лишь безумным.
Оставьте безумие мое и подайте тех,
Кто мой отнял ум, а вылечат - не корите".
И старуха, его соседка, поняла, что он покинутый влюбленный, и сказа-
ла: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! О дитя
мое, я хочу, чтобы ты рассказал мне о твоей беде - может быть, Аллах
даст мне силу помочь тебе в ней, по своей воле". И Али-Шар рассказал ей
обо всем, что у него случилось с Барсумомхристианином, братом кудесника,
называвшего себя Рашид-ад-дином, и, узнав об этом, она сказала: "О дитя
мое, тебе простительно!"
И потом она пролила из глаз слезы и произнесла такие стихи:
"Достаточно в жизни сей влюбленные мучились"
Аллахом клянусь, в аду не будут страдать они!
Погибли они любя и в тайне храня любовь,
И были чисты они, гласят так предания".
А окончив свое стихотворение, она сказала: "О дитя мое, встань теперь
и купи корзинку, - такую, как корзинки у ювелиров. И купи браслетов,
перстней, колец и украшений, подходящих для женщин, и не скупись на
деньги. Положи все это в корзину и принеси ее, а я поставлю ее на голову
и пойду под видом посредницы, и буду ходить и искать девушку по домам,
пока не нападу на весть о ней, если захочет Аллах великий".
И Али-Шар обрадовался словам старухи и поцеловал ей руки, а потом он
поспешно ушел и принес ей то, что она потребовала. И когда это оказалось
у нее, она поднялась и, надев заплатанную одежду, покрыла голову изаром
медового цвета, взяла в руки посох и понесла корзину. И она ходила с
места на место, из квартала в квартал и из улицы в улицу, пока не привел
ее Аллах великий ко дворцу проклятого Рашид-аддина, христианина. И она
услышала из дома стоны и постучалась в ворота..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста шестнадцатая ночь
Когда же настала триста шестнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что, когда старуха услышала из дома стоны, она
ночь постучалась в ворота и к ней вышла невольница и отворила ей и при-
ветствовала ее, и старуха сказала ей: "У меня есть вещицы для продажи.
Найдутся у вас люди, которые их купят?" - "Да", - отвечала ей невольница
и ввела старуху в дом и посадила ее, и девушки сели вокруг нее, и каждая
из них что-нибудь у нее взяла. И старуха стала подлаживаться к девушкам
и уступала им цену. И девушки были ей рады из-за ее милости и мягких ре-
чей, а старуха оглядывала со всех сторон помещение, ища ту, что стонала.
И взгляд ее упал на стонавшую, и она проявила к девушкам любовь и оказа-
ла им милость и всмотрелась и увидела, что это брошенная Зумурруд. И
старуха узнала ее и заплакала и спросила невольниц: "О дети мои, почему
эта девушка в таком состоянии?" И невольницы рассказали ей всю историю и
сказали: "Это не по нашей воле, но нам господин наш так приказал, а он
теперь уехал". - "О дети мои, - сказала старуха, - у меня к вам просьба,
и вот какая: освободите эту бедняжку от веревок до того времени, как уз-
наете о приезде вашего господина, а тогда вы свяжите ее, как раньше, и
вам достанется награда от господа миров".
И невольницы ответили: "Слушаем и повинуемся!" А затем они подошли к
Зумурруд и развязали ее и напоили и накормили, и старуха сказала: "О,
если бы моя нога сломалась и я бы не вошла в ваш дом!"
А после этого она подошла к Зумурруд и сказала ей: "О дочка, да бу-
дешь ты благополучна! Аллах тебе поможет". И потом она рассказала ей,
что пришла от ее господина Али-Шара, и сговорилась с Зумурруд, что та к
завтрашнему вечеру приготовится и будет прислушиваться к шуму, и сказала
ей: "Твой господин придет к скамейке под дворцом и свистнет тебе, и,
когда ты услышишь это, свистни ему и спустись к нему из окна по веревке,
и он возьмет тебя и уйдет с тобой".
И Зумурруд поблагодарила за это старуху, и та вышла и отправилась к
Али-Шару, и уведомила его и сказала: "Отправляйся следующей ночью, в
полночь, в такой-то квартал - дом проклятого там, и признаки его та-
кие-то и такие-то. И стань под дворцом и свистни, - она спустится к те-
бе, возьми ее и уходи с ней куда хочешь".
И Али-Шар поблагодарил за это старуху, а затем он пролил слезы и про-
изнес такие стихи:
"Пусть бросят хулители все сплетни и толки,
Страдает душа моя, и тело худеет.
Ток слез, как предания, что звеньями связаны [353]
С источником, льется то с трудом, то свободно.
О ты, чья свободна мысль от дум и забот моих,
Старанья оставь свои, меня вопрошая!
Знай - тот, чьи нежны уста, чей гибок и строен стаи,
Мне душу пленил навек и медом и ульем.
Не знает покоя дух, раз нет вас, не спят глаза,
И нет от надежд моих терпению пользы.
Оставлен заложником тоски огорченным я
И между завистником мечусь и хулящим.
Утешиться - это то, чего я не ведаю,
Иной, кроме вас, на ум теперь не приходите
А окончив овсе стихотворение, он пролил из глаз слезы и произнес та-
кие два стиха:
"Награди Аллах возвестившего, что вы прибыли,
Ведь доставил он мне приятное для слуха,
Будь доволен он тем, что порвано, тогда отдал бы
Ему сердце я, что растерзано прощаньем".
А потом Али-Шар подождал, пока спустилась ночь и пришло условленное
время, и отправился в тот квартал, который описала ему соседка, и увидел
дворец, и узнал его, и сел под окном на скамейку. И его одолел сон, и он
заснул (да будет прославлен тот, кто не спит!), а он долгое время не
спал из-за охватившего его волнения, и стал точно пьяный. И когда он
спал..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семнадцатая ночь
Когда же настала триста семнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что он спал, а один вор из числа воров вышел этой
ночью на окраину города, чтобы чтонибудь украсть, и судьба забросила его
ко дворцу этого христианина. И он обошел вокруг дворца и не нашел пути,
чтобы туда подняться, и до тех пор ходил вокруг, пока не дошел до той
скамейки. И он увидел спящего Али-Шара и взял у него тюрбан. И, взяв
его, не успел опомниться, как Зумурруд выглянула из окна. И она увидела
вора, стоявшего в темноте, и приняла его за своего господина и свистнула
ему, и грабитель свистнул ей, и она спустилась к нему на веревке с меш-
ком, полным золота. И, увидав девушку, вор сказал про себя: "Поистине,
вот удивительное дело, и причина его диковинна!"
А потом он взвалил мешок и девушку на плечи и исчез с ними, как пора-
жающая молния. И девушка сказала ему: "Старуха мне рассказывала, что ты
из-за меня ослабел, а ты вон сильнее коня". Но вор не дал ей ответа, и
тогда она ощупала его лицо, и оказалось, что у него борода, точно банный
веник, и он словно кабан, который проглотил перья, и концы их торчат у
него из горла. И девушка испугалась его и спросила: "Кто ты такой?" И
вор отвечал: "О шлюха, я ловкач Джаван-курд из шайки Ахмедаад-Данафа
[354], и вас сорок ловкачей, и все мы будем сегодня ночью мять тебе матку
с вечера до утра". И, услышав его слова, Зумурруд заплакала, и стала
бить себя по щекам, и поняла, что судьба одолела ее и что нет для нее
хитрости, кроме как вручить себя Аллаху великому. И она стала терпеть и
подчинилась приговору Аллаха великого и сказала: "Нет бога, кроме Алла-
ха! Всякий раз как мы освободимся от одной заботы, мы попадаем в еще
большую".
А причиной прихода Джевана в это место было то, что он сказал Ахме-
ду-ад-Данафу: "О ловкач, я заходил в этот город еще раньше, до этого, и
знаю пещеру за городом, которая вместит сорок человек. Я хочу пойти туда
раньше вас и отвести мою мать в эту пещеру, а потом я вернусь в город и
украду там что-нибудь вам на счастье, и буду хранить это для вас, пока
вы не придете, и это будет вам от меня угощеньем в тот день".
И Ахмед-ад-Даваф сказал ему: "Делай что хочешь". И Джаван вышел
раньше их и пришел прежде них в то место и поместил свою мать в пещере.
А выйдя из пещеры, он увидел спящего солдата, подле которого был привя-
зан конь, и зарезал его и взял его платье и коня. И он взял оружие и
одежду солдата и спрятал их в пещере у своей матери, и привязал коня, а
потом он вернулся в город, и шел до тех пор, пока не пришел ко дворцу
христианина и не сделал того, о чем было раньше упомянуто, взяв тюрбан
Али-Шара и забрав его невольницу Зумурруд. И он бежал с ней, пока не по-
садил ее подле своей матери, и тогда он сказал матери: "Сторожи ее, пока
я не вернусь к тебе завтра утром"! И ушел..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста восемнадцатая ночь
Когда же настала триста восемнадцатая ночь, она сказала: "Дошло меня,
о счастливый царь, что Джеван-курд сказал своей матери: "Сторожи ее, по-
ка я не вернусь к тебе завтра утром". И потом он ушел, и Зумурруд сказа-
ла про себя: "Что это за небрежность, и отчего не спасти себя хитростью?
Что же мне ждать, пока не придут эти сорок человек и не станут сменять
на мне друг друга, так что сделают меня подобной кораблю, утонувшему в
море?"
И она обернулась к старухе, матери Джевана-курда, и сказала: "О те-
тушка, не выйдешь ли со мной из пещеры, я поищу у тебя в голове на солн-
це". - "Да, клянусь Аллахом, доченька, - отвечала старуха, - я уже давно
не была в бане, так как эти кабаны все время ходят со мною с места на
место".
