виться в город этого человека; выберите себе наместника, который будет
судить вас, пока я не вернусь". И они ответили Зумурруд вниманием и по-
виновением, и затем она начала собирать все нужное для поездки - пищу,
деньги, припасы, подарки, верблюдов и мулов, - и выехала из города, и
ехала до тех пор, пока не прибыла в город Али-Шара. И он вошел в свое
жилище, и стал одарять людей и раздавать милостыню и дарить и наделять,
и ему достались от Зумурруд дети, и жил он с нею в наилучшей радости,
пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница соб-
раний. Да будет же слава вечносущему без конца и хвала Аллаху во всяком
положении!
Рассказ О ДЖУБЕИРЕ ИБН УМЕЙРЕ И БУДУР
Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид както
ночью беспокоился, и ему трудно было заснуть, и он все время ворочался с
боку на бок от сильного беспокойства. И когда это его обессилило, он
призвал Масрура и сказал ему: "О Масрур, придумай, кто развлечет меня в
эту бессонницу". И Масрур ответил: "О владыка, не хочешь ли пойти в сад,
который при доме, и поглядеть, какие там цветы, и посмотреть на Звезды,
как они хорошо расставлены, и на луну, светящую над водой?" - "О Масрур,
моя душа не стремится ни к чему такому", - ответил халиф. И Масрур ска-
зал: "О владыка, у тебя во дворце триста наложниц и у каждой наложницы
комната. Прикажи им вдвоем уединиться в своих комнатах, а сам ходи и
смотри на них, когда они не будут стонать". - "О Масрур, - сказал халиф,
- дворец - мой дворец, и невольницы - мое достояние, но только душа моя
не стремится ни к чему такому".
И Масрур сказал: "О владыка, вели ученым, мудрецам и стихотворцам
явиться к тебе, и пусть они обсуждают вопросы и говорят стихи и расска-
зывают сказки и предания". Но халиф ответил: "Душа моя не стремится ни к
чему такому". - "О владыка, - сказал Масрур, - прикажи слугам, сотрапез-
никам и остроумцам явиться к тебе, и пусть они тебя развлекают удиви-
тельными шутками". По халиф отвечал: "О Масрур, моя душа не стремится им
к чему такому". И тут Масрур воскликнул: "О владыка, отруби мне тогда
голову..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста двадцать восьмая ночь
Когда же настала триста двадцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Масрур сказал халифу: "О владыка, отруби
мне тогда голову - может быть,
Это прогонит твою бессонницу и прекратит беспокойство, которое ты ис-
пытываешь".
И ар-Рашид засмеялся его словам и сказал: "О Масрур, посмотри, кто у
дверей из сотрапезников". И Масрур вышел, и потом вернулся и сказал: "О
владыка, у двери Али ибн Мансур альХалии ад-Димашки". - "Ко мне его!" -
воскликнул халиф. И Масрур ушел и привел ибн Мансура, и, войдя, тот ска-
зал: "Мир тебе, о повелитель правоверных!" И халиф ответил на его при-
ветствие и молвил: "О ибн Мансур, расскажи нам какой-нибудь из твоих
рассказов". - "О повелитель правоверных, рассказать тебе то, что я видел
воочию, или то, что я слышал?" - спросил ибн Мансур. "Если ты видел
что-нибудь диковинное, расскажи нам, ибо рассказ не то, что лицезрение",
- отвечал повелитель правоверных. И Али оказал: "О повелитель правовер-
ных, освободи для меня твой слух и твое сердце". - "О ибн Мансур, я слу-
шаю тебя ухом, смотрю на тебя оком и внимаю тебе сердцем", - ответил ха-
лиф.
"О повелитель правоверных, - сказал тогда Али, - знай, что мне на
каждый год назначено жалованье от Мухаммеда ибн Сулеймана аль-Хашими,
султана Басры, и я отправился к нему по обычаю, и, прибыв к нему, уви-
дел, что он собрался выезжать на охоту и ловлю. И я приветствовал его, и
он ответил мне приветствием и сказал: "О ибн Мансур, поедем с нами на
охоту". Но я отвечал ему: "О владыка, нет у меня сил ехать верхом. По-
мести меня в доме гостей и поручи придворным и наместникам заботиться
обо мне".
И он сделал так и отправился на охоту, а мне оказали наивысшее уваже-
ние и угостили меня наилучшим угощеньем. А я сказал себе: "О диво Алла-
ха! Я уже давно прихожу из Багдада в Басру, но ничего не знаю в Басре,
кроме дороги от дворца к саду и от сада ко дворцу. Как не воспользо-
ваться мне таким случаем и не прогуляться по Басре, если не в этот раз?
Я сейчас встану и пойду один по городу". И я надел свои самые роскошные
одежды и пошел гулять по Басре. А тебе известно, о повелитель правовер-
ных, что в ней семьдесят улиц длиной каждая в семьдесят фарзахов иракс-
кой мерой, и я заблудился в ее переулках и почувствовал жажду. И я шел,
о повелитель правоверных, и вдруг вижу большую дверь с двумя кольцами из
желтой меди, и на дверь были опущены красные парчовые занавески, а рядом
с нею стояли две скамьи, а над нею была решетка для виноградных лоз, ко-
торые осеняли эту дверь. И я остановился, разглядывая это, и пока я сто-
ял, я вдруг услышал голос и стоны, исходившим из печального сердца, и
голос этот переливался в напеве и произносил такие стихи:
"Недугов и напастей вместилище плоть моя,
Виною тому газель, чей дом и земля вдали.
О ветры зарудские, что подняли грусть во мне,
Аллахом, творцом молю, вы в дом заверните мой.
Газель упрекните вы - укоры смягчат ее,
Скажите получше вы, когда она будет вам
Внимать, и о любящих вы речь заведете "с ней.
Добро сотворите мне по вашей вы милости.
Намек обо мне вы ей подайте в речах своих:
"Что сталось с рабом твоим? Его убиваешь ты
Разлукой, хоть нет вины за ним и послушен он.
Других не любил душой, без толку не говорил,
И клятв не нарушил он и не был жесток с тобой?"
Ответит она улыбкой, скажете мягко вы:
"Не дурно бы близостью тебе поддержать его,
Поистине, он в тебя влюблен, как и следует,
И око его не спит-рыдает и плачет од".
И если она согласна будет - в том наша цель,
А если увидите вы гнев на лице ее,
То ей возразите вы, сказав: "Он неведом нам".
И я сказал про себя: "Если исполнивший эту песню красив, то он соеди-
нил в себе красоту, красноречие и прекрасный голос".
Потом я подошел к двери и стал понемногу приподнимать занавеску, и
вдруг увидел белую девушку, подобную луне в четырнадцатую ночь, - со
сходящимися бровями, томными веками и грудями, как два граната, и уста
ее были нежны и подобны ромашке, а рот ее походил на печать Сулеймана, и
ряд зубов играл разумом нанизывающего и рассыпающего, как сказал о нем
поэт:
О жемчуг в устах любимых, кем вложен ты,
Кто влагу вин и ромашку вложил в уста?
И кто у зари улыбку взял в долг твою,
И кто замком из коралла замкнул тебя?
Ведь всякий, кто тебя увидит, от радости
Кичится, а кто целует, как быть тому.
А вот слова другого:
О жемчуг в устах любимых,
Будь милостив ты к кораллу,
Над ним не превозносись ты,
Ты не был ли найден сирым?
А в общем, она объяла все виды красоты и стала искушением для женщин
и мужчин; не насытится видом ее красоты смотрящий, и такова она, как
сказал о ней поэт:
Придя, она убивает нас, а уйдет когда,
Людей в себя влюбленными всех делает.
Она солнечна, луне подобна, но только ей
Суровость, отдаление не свойственны.
Сады Эдема в ее рубашке открыты нам,
И луна на небе над воротом ее высится.
И пока я смотрел на девушку через просветы занавески, она вдруг обер-
нулась и увидела, что я стою у двери, и сказала своей невольнице: "Пос-
мотри, кто у двери". И невольница поднялась и подошла ко мне и сказала:
"О старец, или у тебя нет стыда, или седина Заодно с постыдным?" - "О
госпожа, - ответил я ей, - что до седины, то о ней мы знаем, а что до
постыдного, то не думаю, чтобы я пришел с постыдным". - "А что более
постыдно, чем врываться не в свой дом и смотреть на женщину из чужого
гарема?" - спросила ее госпожа. И я сказал ей: "О госпожа, для меня есть
извинение". - "А какое извинение?" - спросила она. "Я чужеземец, мучимый
жаждой, и жажда убила меня", - отвечал я. И девушка сказала: "Мы приняли
твое извинение..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста двадцать девятая ночь
Когда же настала триста двадцать девятая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что девушка сказала: "Мы приняли твое извине-
ние". А затем она позвала какую-то невольницу и сказала ей: "О Лутф, дай
ему выпить глоток из золотого кувшина".
И невольница принесла мне кувшин из червонного золота, украшенный
жемчугом и драгоценностями, полный воды, смешанной с благоухающим муску-
сом, и был покрыт кувшин платком из зеленого шелка. И я стал пить, затя-
гиваясь питьем и украдкой поглядывая на девушку, и простоял долго, а по-
том я возвратил кувшин невольнице и продолжал стоять. "О старец, иди
своей дорогой", - оказала девушка. И я отвечал ей: "О госпожа, мои мысли
заняты". - "Чем же?" - спросила она. "Думами об изменчивости времени и
превратностях случая", - отвечал я. "Ты имеешь на это право, ибо время
приносит дивное, - молвила девушка. - Но какое из его чудес ты увидел,
что думаешь о нем?" - "Я думаю о хозяине этого дома - он был моим другом
при жизни", - отвечал я. "Как его имя?" - спросила она. И я сказал: "Му-
хаммед ибн Али, ювелир, и у него были большие деньги. Оставил ли он де-
тей?" - "Да, он оставил дочь, которую зовут Будур, и она унаследовала
все его деньги", - отвечала девушка. "И это ты его дочь?" - спросил я. И
она ответила: "Да", - и засмеялась, а потом она сказала: "О старец, ты
затянул речи; иди же своей дорогой". - "Уйти неизбежно, - ответил я, -
но только я вижу, что твои прелести изменились. Расскажи мне о своем де-
ле, может быть Аллах пошлет тебе помощь через мои руки". - "О старец, -
сказала девушка, - если ты из людей тайны, мы откроем тебе нашу тайну.
Расскажи мне, кто ты, чтобы я знала, можно ли тебе доверять тайны, или
нет. Поэт сказал:
Лишь тот может тайну скрыть, кто верста останется
И тайна сокрытою у лучших лишь будет.
Я тайну в груди храню, как в доме с запорами,
К которым потерял ключ, а дом за печатью".
"О госпожа, - ответил я, - если твоя цель узнать, кто я, то знай - я
Али ибн Мансур аль-Халии, сотрапезник повелителя правоверных Харуна
ар-Рашида".
И когда девушка услышала мое имя, она сошла с седалища и приветство-
вала меня и сказала: "Добро пожаловать тебе, о ибн Матасур. Теперь я те-
бе расскажу о своем положении и доверю тебе свою тайну. Я влюбленная,
разлученная". - "О госпожа, - сказал я ей, - ты красива и можешь любить
только тех, кто прекрасен. Кого же ты любишь?" - "Я люблю Джубейра ибн
Умейра аш-Шейбани, эмира племени Шейбан", - ответила девушка и описала
мне юношу, лучше которого не было в городе Басре. И я спросил ее: "О
госпожа, было ли между вами сближение, или переписка?" - "Да, - отвечала
девушка, - но он любил нас любовью языка, а не сердца и души, так как он
не исполнил обещания и не соблюл договора". - "О госпожа, а в чем причи-
на вашей разлуки?" - спросил я. И девушка отвечала: "Вот ее причина. Од-
нажды я сидела, и эта невольница расчесывала мне волосы, а окончив их
расчесывать, она заплела мне косы, и ей понравилась моя красота и пре-
лесть, и она нагнулась ко мне и поцеловала меня в щеку. А он в это время
незаметно вошел и видел это, и, увидав, что невольница целует меня в ще-
ку, он тотчас же повернул назад, гневный, намереваясь навсегда разлу-
читься, и произнес такое двустишие:
"Коль буду делить любовь любимого с кем-нибудь,
Оставлю любимого, один заживу я.
Добра нет в возлюбленном, когда он в любви своей
Того, чего любящий желает, не хочет".
И с тех пор как он ушел, отвернувшись от меня, и до сего времени к
нам не пришло от него ни письма, ни ответа, о ибн Мансур". - "Чего же ты
хочешь?" - спросил я ее. И она сказала: "Я хочу послать ему с тобой
письмо, и если ты принесешь мне ответ, у меня будет для тебя пятьсот ди-
