ле.
И раб спешился и поцеловал ему руки, и Ала-ад-дин спросил его: "Что
ты хочешь?" И раб сказал: "Я раб господина Ала-ад-дина Абу-ш-Шамата, сы-
на Шамс-ад-дина, старшины купцов в земле египетской, и его отец послал
меня к нему с этим поручением", - и он подал ему письмо; и Ала-ад-дин
взял его и развернул, и увидел, что в нем написано:
"О посланье, когда увидишь любимых,
Поцелуй ты сапог и пол перед ними.
Дай отсрочку, не будь ты с ними поспешен, -
Ведь и дух мой у них в руках и мой отдых, После совершенного при-
ветствия и привета и уважения от Шамс-ад-дина его сыну Абу-ш-Шамату.
Знай, о дитя мое, что до меня дошла весть об убиении твоих людей и ог-
раблении твоего имущества и поклажи, и я послал тебе вместо нее эти
пятьдесят тюков египетских тканей, и одежду, и соболью шубу, и таз и
кувшин из золота. Не бойся же беды! Деньги - выкуп за тебя, о дитя мое,
и да не постигнет тебя печаль никогда. Твоей матери и родным живется хо-
рошо, они здоровы и благополучны и приветствуют тебя многими приветами.
И дошло до меня, о дитя мое, что тебя сделали заместителем у девушки Зу-
бейды лютнистки и наложили на тебя ей в приданое пятьдесят тысяч дина-
ров. Эти деньги едут к тебе вместе с тюками и твоим рабом Селимом".
Окончив читать письмо, Ала-ад-дин принял тюки и, обратившись к своему
тестю, сказал ему: "О мой тесть, возьми пятьдесят тысяч динаров - прида-
ное за твою дочь Зубейду, и возьми также тюки и распоряжайся ими: при-
быль будет твоя, а основные деньги верни мне". - "Нет, клянусь Аллахом,
я ничего не возьму, а что до приданого твоей жены, то о нем сговорись с
ней", - отвечал купец; и Ала-ад-дин поднялся, и они с тестем вошли в
дом, после того как туда внесли поклажу.
И Зубейда спросила своего отца: "О батюшка, чьи это тюки?" И он отве-
чал ей: "Это тюки Ала-ад-дина, твоего мужа, их прислал ему его отец
вместо тех тюков, которые забрали арабы, и он прислал ему пятьдесят ты-
сяч динаров, и узел с платьем, и соболью шубу, и мула, и таз и кувшин из
золота, а что касается приданого, то решать о нем предстоит тебе".
И Ала-ад-дин поднялся и, открыв сундук, дал Зубейде ее приданое; и
тогда юноша, ее двоюродный брат, сказал: "О дядюшка, пусть Ала-ад-дин
разведется с моей женой"; но ее отец ответил: "Это уже больше никак не
удастся, раз власть мужа в его руках".
И юноша ушел огорченный и озабоченный, и слег у себя дома, больной, и
было в этом исполнение его судьбы, и он умер.
Что же касается Ала-ад-дина, то, приняв тюки, он пошел на рынок и
взял всего, что ему было нужно: кушаний, напитков и топленого масла, и
устроил пир, как и всякий вечер, и сказал Зубейде: "Посмотри на этих
лгунов дервишей: они обещали нам и нарушили обещание". - "Ты сын старши-
ны купцов, и у тебя были коротки руки для серебряной полушки, так как же
быть бедным дервишам?" - сказала Зубейда; и Ала-ад-дин воскликнул: "Ал-
лах великий избавил нас от нужды в них, но я больше не открою им ворот,
когда они придут к нам!" - "Почему? - сказала Зубейда. - Ведь благо
пришло к нам после их прихода, и всякую ночь они клали нам под коврик
сто динаров. Мы обязательно откроем им ворота, когда они придут".
И когда свет дня угас и пришла ночь, зажгли свечи, и Ала-ад-дин ска-
зал: "О Зубейда, начни, сыграй нам музыку". И вдруг постучали в ворота.
"Встань посмотри, кто у ворот", - сказала Зубейда; и Ала-ад-дин вышел и
открыл ворота и увидел дервишей. "А, добро пожаловать, лжецы, входите!"
- воскликнул он; и дервиши вошли с ним, и он посадил их и принес им ска-
терть с кушаньем, и они стали есть и пить, радоваться и веселиться.
А после этого они сказали ему: "О господин наш, наши сердца заняты
тобою: что у тебя произошло с твоим тестем?" - "Аллах возместил нам пре-
выше желания", - ответил Ала-ад-дин; и дервиши сказали: "Клянемся Алла-
хом, мы за тебя боялись".
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести пятьдесят девятая ночь
Когда же настала двести пятьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что дервиши сказали Ала-ад-дину: "Клянемся
Аллахом, мы за тебя боялись, и нас удерживало лишь то, что у нас в руках
не было денег". - "Ко мне пришла помощь от моего господа, и мой отец
прислал мне пятьдесят тысяч динаров и пятьдесят тюков тканей, ценою каж-
дый в тысячу динаров, и платье, и соболью шубу, и мула, и раба, и таз и
кувшин из золота, и между мной и моим тестем наступил мир, и жена моя
мне принадлежит по праву, и хвала Аллаху за все это", - ответил
Ала-ад-дин.
А затем халиф поднялся, чтобы исполнить нужду, и везирь Джафар накло-
нился к Ала-ад-дину и сказал ему: "Соблюдай пристойность: ты находишься
в присутствия повелителя правоверных". - "Что я сделал непристойного в
присутствии повелителя правоверных и кто из вас повелитель правоверных?"
- спросил Ала-ад-дин; и Джафар сказал: "Тот, кто разговаривал с тобой и
поднялся, чтобы исполнить нужду, - повелитель правоверных, халиф Харун
ар-Рашид, а я - везирь Джафар, а это - Масрур, палач мести, а это
Абу-Новас аль-Хасан ибн Хани. Обдумай разумом, о Ала-ад-дин, и посмотри:
на расстоянии скольких дней пути Каир от Багдада?" - "Сорока пяти дней",
- ответил Ала-ад-дин; и Джафар сказал: "Твои тюки отняли у тебя только
десять дней назад, так как же весть об этом достигла до твоего отца и он
собрал тебе тюки, которые покрыли расстояние сорока пяти дней в эти де-
сять дней?" - "О господин мой, откуда же это пришло ко мне?" - спросил
Ала-ад-дин. "От халифа, повелителя правоверных, по причине его крайней
любви к тебе", - ответил Джафар.
И пока они разговаривали, халиф вдруг вошел к ним. И Ала-ад-дин под-
нялся и поцеловал перед ним землю и сказал: "Аллах да сохранит тебя, о
повелитель правоверных, и да сделает вечной твою жизнь и да не лишит лю-
дей твоих милостей и благодеяний!" - "О Ала-ад-дин, - молвил халиф, -
пусть Зубейда сыграет нам музыку ради сладости твоего благополучия". И
Зубейда играла им на лютне музыку, чудеснейшую среди всего существующе-
го, пока не возликовали каменные стены и не воззвали струны в комнате:
"О любимый!"
И они провели ночь до утра в самом радостном состоянии, а когда нас-
тупило утро, халиф сказал Ала-ад-дину: "Завтра приходи в диван" [279], и
Ала-ад-дин ответил: "Слушаю и повинуюсь, о повелитель правоверных, если
захочет Аллах великий и ты будешь в добром здоровье!" Ала-ад-дин взял
десять блюд и, положив на них великолепный подарок, пошел с ними на дру-
гой день в диван; и когда халиф сидел на престоле в диване, вдруг вошел
в двери дивана Ала-ад-дин, говоря такие стихи:
"Приветствует пусть удача тебя в день всякий
С почетом, хоть завистник недоволен.
И будут дни твои всегда пусть белы,
А дни врагов твоих да будут черны".
"Добро пожаловать, о Ала-ад-дин", - сказал халиф и Ала-ад-дин отве-
тил: "О повелитель правоверных, пророк - да благословит его Аллах и да
приветствует! - принимал подарки, и эти десять блюд с тем, что есть на
них, - подарок тебе от меня". И халиф принял от него это и велел дать
ему почетную одежду и сделал его старшиной купцов и посадил его в дива-
не, и когда он там сидел, вдруг вошел его тесть, отец Зубейды.
И, увидев, что Ала-ад-дин сидит на его месте и на нем почетная одеж-
да, он сказал повелителю правоверных: "О царь времени, почему этот моло-
дец сидит на моем месте?" - "Я назначил его старшиной купцов, - сказал
халиф. - Должности жалуются на срок, а не навеки, и ты отстранен". - "От
нас и к нам идет благо! - воскликнул отец Зубейды. - Прекрасно то, что
ты сделал, о повелитель правоверных, и да поставит Аллах лучших из нас
властителем наших дел. Сколько малых стало великими!" Потом халиф напи-
сал Ала-ад-дину грамоту и дал ее вали, и вали отдал грамоту факелоносцу,
и тот возгласил в диване: "Нет старшины купцов, кроме Ала-ад-дина Абу-ш-
Шамата! Его слова должно слушать и хранить к нему почет, и ему подобает
уважение и почтение и высокое место"
А когда диван разошелся, вали пошел с глашатаем перед Ала-ад-дином, и
глашатай кричал: "Нет старшины купцов, кроме господина Ала-ад-дина
Абу-ш-Шамата" И они ходили с ним кругом по площадям Багдада, и глашатай
кричал и говорил: "Нет старшины купцов, кроме господина Ала-ад-дина
Абу-ш-Шамата"
А когда наступило утро, Ала-ад-дин открыл для раба лавку и посадил
его в ней продавать и покупать, а что касается самого Ала-ад-дина, то он
каждый день садился на коня и отправлялся в должность, в диван хали-
фа..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до двухсот шестидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот шестидесяти, она сказа-
ла: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ала-ад-дин садился верхом и
отправлялся в должность, в диван халифа.
И случилось однажды, что он сидел, как всегда, на своем месте, и ког-
да он сидел, вдруг кто-то сказал халифу "О повелитель правоверных, да
живет твоя голова после такого то твоего сотрапезника, - он преставился
к милости Аллаха великого, а твоя жизнь да будет вечна". - "Где
Ала-ад-дин Абу-ш-Шамат?" - спросил халиф, и Ала ад дин предстал перед
ним, и халиф, увидев Ала ад-дина, наградил его великолепной одеждой,
сделал его своим сотрапезником и предписал выдавать ему содержание в ты-
сячу динаров каждый месяц, и Ала-ад-дин жил у халифа, разделяя его тра-
пезы.
И случилось так, что в один из дней он сидел, как всегда, на своем
месте, служа халифу, и вдруг вошел в диван эмир с мечом и щитом и ска-
зал: "О повелитель правоверных, да живет твоя голова после главы шести-
десяти [280], - он умер в сегодняшний день". И халиф велел дать Ала-ад-ди-
ну почетную одежду и назначил его главой шестидесяти, на место умершего.
А у главы шестидесяти не было ни жены, ни сына, ни дочери, и
Ала-ад-дин пошел и наложил руку на его имущество; и халиф сказал
Ала-ад-дину: "Похорони его в земле и возьми все, что он оставил из де-
нег, рабов, невольниц и слуг".
А затем халиф взмахнул платком, и диван разошелся, и Ала-ад-дин вы-
шел, и у его стремени был начальник Ахмед-ад-Данаф - начальник правой
стороны у халифа, со своими сорока приспешниками, а слева от Ала-ад-дина
был Хасан Шуман, начальник левой стороны у халифа, со своими сорока
приспешниками.
И Ала-ад-дин обернулся к Хасану Шуману и его людям и сказал: "Будьте
ходатаями перед начальником Ахмедом-ад-Данафом, - может быть, он примет
меня в сыновья по обегу Аллаху". И начальник принял его и сказал: "Я и
мои сорок приспешников будем ходить перед тобою в диван каждый день".
И Ала-ад-дин оставался на службе у халифа в течение нескольких дней,
и в какой-то день случилось, что Ала-аддин вышел из дивана и пошел к се-
бе домой, отпустив Ахмеда-ад-Данафа и тех, кто был с ними, идти своей
дорогой. И он сел со своей женой Зубейдой-лютнисткой и зажег свечи, и
после этого она поднялась, чтобы исполнить нужду, а Ала-ад-дин сидел на
месте. И вдруг он услышал великий крик, и поспешно поднялся, чтобы пос-
мотреть, кто это кричал, и увидел, что кричала его жена Зубейда-лютнист-
ка и что она лежит на земле. И Ала-аддин положил руку ей на грудь, и
оказалось, что она мертва.
А дом ее отца был перед домом Ала-ад-дина, и отец услышал ее крики и
спросил: "В чем дело, господин мой Ала-ад-дин?" - "Да живет твоя голова,
о батюшка, после твоей дочери Зубейды, - ответил Ала-ад-дин, - но уваже-
ние к мертвому, о батюшка, состоит в том, чтобы Зарыть его".
И когда настало утро, Зубейду схоронили в земле, и Ала-ад-дин стал
утешать ее отца, а отец утешал Ала-аддина.
Вот что было с Зубейдой-лютнисткой. Что же касается Ала-ад-дина, то
он надел одежды печали и удалился из дивана, и глаза его стали плачущи-
ми, а сердце печальным.
