И купец посмотрел младенцу в лицо и увидел сияющий месяц (а у него
были родинки на обеих щеках) и спросил свою жену: "Как ты его назвала?"
А она ответила: "Будь это девочка, ее назвала бы я, то это сын, и никто
не назовет его, кроме тебя". А люди в те времена давали своим детям имя
по предзнаменованию.
И вот, когда они советовались об имени, кто-то сказал своему товари-
щу: "О господин мой, Ала-ад-дин", и купец сказал жене: "Назовем его
Ала-ад-дин Абу-ш-Шамат" [267]. И он назначил младенцу кормилиц и нянек, и
младенец пил молоко два года, а потом его отняли от груди, и он стал
расти и крепнуть и начал ходить но земле. А когда мальчик достиг семи-
летнего возраста, его отвели в подвал, боясь для него дурного глаза; и
купец сказал: "Он не выйдет из подвала, пока у него не вырастет борода",
и он назначил ему невольницу и раба, и невольница готовила ему стол, а
раб носил ему пищу.
А потом купец справил обрезание мальчика и сделал великий пир, и пос-
ле этого он позвал учителя, чтобы учить его, и тот учил мальчика письму
и чтению Корана и наукам, пока он не стал искусным и сведущим.
И случилось, что раб принес Ала-ад-дину в какой-то день скатерть с
кушаньем и оставил подвал открытым, и тогда Ала-ад-дин вышел из подвала
и вошел к своей матери (а у нее было собрание знатных женщин). И когда
женщины разговаривали с его матерью, вдруг вошел к ним Этот ребенок, по-
добный пьяному мамлюку из-за своей чрезмерной красоты. И, увидав его,
женщины закрыли себе лица и сказали его матери: "Аллах да воздаст тебе,
о такая-то! Как же ты приводишь к нам этого постороннего мамлюка? Разве
ты не знаешь, что стыд - проявление веры?" - "Побойтесь Аллаха! - воск-
ликнула мать мальчика. - Поистине, это мой ребенок и плод моей души. Это
сын старшины купцов, Шамс-ад-дина, дитя кормилицы, украшенное ожерельем,
вскормленное корочками и мякишем". - "Мы в жизни не видали у тебя ребен-
ка", - сказали женщины. И мать Ала-ад-дина молвила: "Его отец побоялся
для него дурного глаза и велел воспитывать его в подвале, под землей..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести пятьдесят первая ночь
Когда же настала двести пятьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что мать Ала-ад-дина сказала женщинам: "Его
отец побоялся для него дурного глаза пятьдесят первая и велел воспиты-
вать его в подвале ночь под землей. Может быть, евнух оставил подвал
открытым, и он вышел оттуда, - мы не хотели, чтобы он выходил из подва-
ла, пока у него не вырастет борода".
И женщины поздравили мать Ала-ад-дина, а мальчик ушел от женщин во
двор при доме, а потом поднялся в беседку и сел там.
И когда он сидел, вдруг пришли рабы с мулом его отца, и Ала-ад-дин
спросил их: "Где был этот мул?" И рабы сказали: "Мы доставили на нем то-
вары в лавку твоего отца (а он ехал верхом) и привели его". - "Каково
ремесло моего отца?" - спросил Ала-ад-дин. "Твой отец - старшина купцов
в земле египетской и султан оседлых арабов", - сказали ему.
И Ала-ад-дин вошел к своей матери и спросил ее: "О матушка, каково
ремесло моего отца?" - "О дитя мое, - отвечала ему мать, - твой отец -
купец, и он старшина купцов в земле египетской и султан оседлых арабов,
и его невольники советуются с ним, когда продают, только о тех товарах,
которые стоят самое меньшее тысячу динаров, а товары, которые стоят де-
вятьсот динаров или меньше, - о них они с ним не советуются и продают их
сами. И не приходит из чужих земель товаров, мало или много, которые не
попадали бы в руки твоему отцу, и он распоряжается ими, как хочет; и не
увязывают товаров, уходящих в чужие земли, которые не прошли бы через
руки твоего отца. И Аллах великий дал твоему отцу, о дитя мое, большие
деньги, которых не счесть". - "О матушка, - сказал Ала-ад-дин, - хвала
Аллаху, что я сын султана оседлых арабов и что мой отец - старшина куп-
цов! Но почему, о матушка, вы сажаете меня в подвал и оставляете там за-
пертым?" - "О дитя мое, мы посадили тебя в подвал только из боязни людс-
ких глаз; ведь сглаз - это истина, и большинство жителей могил умерли от
дурного глаза", - ответила ему мать.
И Ала-ад-дин сказал: "О матушка, а куда бежать от судьбы? Осторож-
ность не помешает предопределенному, и от того, что написано, нет убежи-
ща. Тот, кто взял моего деда, не оставит и меня и моего отца: если он
живет сегодня, то не будет жить завтра; и когда мой отец умрет и я приду
и скажу: "Я - Ала-ад-дин, сын купца Шамс-аддина", - мне не поверит никто
среди людей, и старики скажут: "Мы в жизни не видели у Шамс-ад-дина ни
сына, ни дочери". И придут из казны и возьмут деньги отца. Да помилует
Аллах того, кто сказал: "Умрет муж, и уйдут его деньги, и презреннейший
из людей возьмет его женщин". А ты, о матушка, поговори с отцом, чтобы
он взял меня с собой на рынок и открыл мне лавку: я буду сидеть там с
товаром, и он научит меня продавать и покупать, брать и отдавать". И
мать Ала-ад-дина сказала: "О дитя мое, когда твой отец приедет, я расс-
кажу ему об этом".
И когда купец вернулся домой, он увидел, что его сын, Ала-ад-дин
Абу-ш-Шамат, сидит подле своей матери, и спросил ее: "Почему ты вывела
его из подвала?" И она сказала ему: "О сын моего дяди, я его не выводи-
ла, но слуги забыли запереть подвал и оставили его открытым. И я сидела
(а у меня собрались знатные женщины) и вдруг он вошел к нам". И она
рассказала мужу, что говорил его сын. И Шамс-ад-дин сказал ему: "О дитя
мое, завтра, если захочет Аллах великий, я возьму тебя на рынок; но
только, дитя мое, чтобы сидеть на рынках и в лавках, нужна пристойность
и совершенство при всех обстоятельствах".
И Ала-ад-дин провел ночь, радуясь словам своего отца; а когда настало
утро, Шамс-ад-дин сводил своего сына в баню и одел его в платье, стоящее
больших денег, и после того как они позавтракали и выпили питье, он сел
на своего мула и посадил сына на мула позади себя и отправился на рынок.
И люди на рынке увидели, что едет старшина купцов, а позади него ре-
бенок мужского пола, подобный луне в четырнадцатую ночь, и кто-то сказал
своему товарищу: "Посмотри на этого мальчика, который позади старшины
купцов. Мы думали о нем благое, а он точно порей - сам седой, а сердце у
него зеленое".
И шейх Мухаммед Симсим, начальник, прежде упомянутый, сказал купцам:
"О купцы, мы больше не согласны, чтобы он был над нами старшим. Никог-
да!"
А обычно, когда старшина купцов приезжал из дому и садился в лавке,
приходил начальник рынка и читал купцам фатиху [268], и они поднимались и
шли к старшине купцов и читали фатиху и желали ему доброго утра, и затем
каждый из них уходил к себе в лавку. Но в этот день, когда старшина куп-
цов сел, как всегда, в своей лавке, купцы не пришли к нему согласно обы-
чаю.
И он крикнул начальника и спросил его: "Отчего купцы не собираются,
как обычно?" И начальник ответил: "Я не люблю доносить о смутах, но куп-
цы сговорились отстранить тебя от должности старшины и не читать тебе
фатиху". - "А какая тому причина?" - спросил Шамсад-дин. И начальник
сказал: "Что это за мальчик сидит рядом с тобою, когда ты старик и глава
купцов? Что этот ребенок - твой невольник или он в родстве с твоей же-
ной? Я думаю, что ты его любишь и имеешь склонность к мальчику".
И Шамс-ад-дин закричал на него и сказал: "Молчи, да обезобразит Аллах
тебя самого и твои свойства! Это мой сын". - "Мы в жизни не видели у те-
бя сына", - воскликнул Мухаммед Симсим. И купец сказал: "Когда ты принес
мне замутитель семени, моя жена понесла и родила этого мальчика, но из
боязни дурного глаза я воспитывал его в подвале, под землей, и мне хоте-
лось, чтобы он не выходил из подвала, пока не сможет схватить рукою свою
бороду. Но его мать не согласилась, и он потребовал, чтобы я открыл ему
лавку и положил там товары и научил его покупать и продавать".
И начальник пошел к купцам и осведомил их об истине в этом деле, и
они все поднялись и вместе с начальником отправились к старшине купцов
и, став перед ним, прочитали фатиху и поздравили его с этим мальчиком.
"Господь наш да сохранит корень и ветку, - сказали они, - но когда
бедняку среди нас достается сын или дочка, он обязательно готовит для
своих друзей блюдо каши и приглашает знакомых и родственников, а ты это-
го не сделал". - "Это вам с меня причитается, и встреча наша будет в са-
ду", - отвечал купец..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести пятьдесят вторая ночь
Когда же настала двести пятьдесят вторая ночь, ее сестра Дуньязада
сказала ей: "О сестрица, докончи нам твой рассказ, если ты бодрствуешь,
а не спишь". И Шахразада ответила: "С любовью и охотой! Дошло до меня, о
счастливый царь, что старшина купцов обещал купцам трапезу и сказал им:
"Наша встреча будет в саду".
И когда наступило утро, он послал слугу в беседку и в дом, которые
были в саду, и велел постлать там ковры и отправил припасы для стряпни:
баранов, масла и прочее, что было нужно по обстоятельствам, и сделал два
стола: стол в доме и стол в беседке.
И приготовился купец Шамс-ад-дин, и приготовился его сын Ала-ад-дин,
и отец сказал ему: "О дитя мое, когда войдет человек седой, я его встре-
чу и посажу его за стол, который в доме, а ты, дитя мое, когда увидишь,
что входит безбородый мальчик, возьми его и приведи в беседку и посади
за стол". - "Почему, о батюшка? - спросил Ала-аддин. - Отчего ты гото-
вишь два стола: один для мужчин, а другой для мальчиков?" - "О дитя мое,
безбородый стыдится есть около мужей", - ответил Шамс-ад-дин. И его сын
одобрил это.
И когда купцы стали приходить, Шамс-ад-дин встречал мужчин и усаживал
их в доме, а его сын Ала-ад-дин встречал мальчиков и усаживал их в бе-
седке. А потом поставили кушанья и стали есть и пить, наслаждаться и ра-
доваться, и пили напитки и зажигали куренья, и старики сидели и беседо-
вали о науках и преданиях.
И был между ними один купец, по имени Махмуд альБальхи, - мусульманин
по внешности, маг втайне, который стремился к скверному и любил мальчи-
ков. Он посмотрел в лицо Ала-ад-дину взглядом, оставившим после себя ты-
сячу вздохов, и сатана украсил в его глазах лицо мальчугана жемчужиной,
и купца охватила страсть, волненье и увлеченье, и любовь привязалась к
его сердцу. (А этот купец, которого звали Махмуд аль-Бальхи, забирал
ткани и товар у отца Ала-ад-дина.)
И Махмуд аль-Бальхи встал пройтись и свернул к мальчикам, и те подня-
лись к нему навстречу. А Ала-ад-дину не терпелось отлить воду, и он под-
нялся, чтобы исполнить нужду, и тогда купец Махмуд обернулся к мальчикам
и сказал им: "Если вы уговорите Ала-ад-дина поехать со мной путешество-
вать, я дам каждому из вас платье, стоящее больших денег", - и потом он
ушел от них в помещение мужчин. И пока мальчики сидели, вдруг вошел к
ним Ала-ад-дин. И они поднялись ему навстречу и посадили между собою, на
возвышенье, и один из мальчиков сказал своему товарищу: "О Сиди Хасан,
расскажи мне, откуда пришли к тебе твои деньги, на которые ты торгуешь?"
И Хасан отвечал: "Когда я вырос и стал взрослым и достиг возраста му-
жей, я сказал своему отцу: "О батюшка, приготовь мне товаров"; и он мне
ответил: "О дитя мое, у меня ничего нет, но пойди возьми денег у ко-
го-нибудь из купцов и торгуй на них, и учись продавать и покупать, брать
и давать".
И я отправился к одному из купцов и занял у него тысячу динаров и ку-
пил на них тканей и отправился с ними в Дамаск. И я нажил в два раза
больше и забрал в Дамаске товаров и поехал с ними в Халеб, и продал их и
получил свои деньги вдвойне, а потом я забрал товаров в Халебе и поехал
в Багдад, и продал их и нажил вдвое больше, и до тех пор торговал, пока
у меня не стало около десяти тысяч динаров денег".
