удручен. Садись же, мы с тобой напьемся!"
И она села, а царь велел подать вина, и царевна стала наливать, и по-
ила его, пока он не исчез из мира, а потом она положила ему в кубок дур-
мана, и царь выпил кубок и опрокинулся навзничь.
И тогда царевна пришла к Ала-ад-дину, вывела его из той комнаты и
сказала: "Вставай, пойдем, твой противник лежит навзничь, делай же с
ним, что захочешь, я напоила его и одурманила".
И Ала-ад-дин вошел и, увидев, что царь одурманен, крепко скрутил ему
руки и заковал его, а потом он дал ему средство против дурмана, и царь
очнулся..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до двухсот семидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот семидесяти, она сказа-
ла: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ала-ад-дин дал царю, отцу
Хусн Мариам, средство против дурмана, и тот очнулся и увидал Ала-аддина
и свою дочь сидящими верхом у него на груди. "О дочь моя, почему ты де-
лаешь со мною такие дела?" - сказал царь своей дочери; и она ответила:
"Если я твоя дочь, то прими ислам. Я сделалась мусульманкой, и мне стала
ясна истина, которой я придерживаюсь, и ложь, которой я сторонюсь. Я
предала свой лик Аллаху, господу миров, и я не причастив ни к какой ве-
ре, противной вере ислама, ни в здешней жизни, ни в будущей. И если ты
примешь ислам - в охоту и в удовольствие, а если нет - быть убитым тебе
подобает более, чем жить".
И Ала-ад-дин тоже стал убеждать царя, но тот отказался и был непоко-
рен, и тогда Ала-ад-дин вынул кинжал и перерезал царю гордо от одной ве-
ны до другой вены. И он написал бумажку с изложением того, что было, и
положил ее царю на лоб, а потом он взял то, что легко снести и дорого
ценится, и они пошли из замка и отправились в церковь.
И царевна принесла камень и положила руку на ту сторону, где было вы-
резано ложе, и потерла ее, и вдруг ложе встало перед нею.
И царевна с Ала-ад-дином и с его женой Зубейдойлютнисткой села на это
ложе и воскликнула: "Заклинаю тебя теми именами, талисманами и волшебны-
ми знаками, что написаны на этом камне, поднимись с нами, о ложе!"
И ложе поднялось и полетело с ними до долины, где не было расти-
тельности; и тогда царевна подняла к небу остальные четыре стороны камня
и повернула вниз ту сторону, где было написано "ложе", и ложе опустилось
с ними на землю вниз.
И царевна повернула камень той стороной, где было нарисовано изобра-
жение шатра, и ударила по ней и сказала: "Пусть встанет в этой долине
шатер!" И шатер встал перед ними, и они уселись в нем.
А это была долина пустынная, без всякой растительности и воды. И ца-
ревна обратила камень четырьмя сторонами к небу и воскликнула: "Во имя
Аллаха, пусть вырастут здесь деревья и потечет возле них море!" И де-
ревья тотчас же выросли и возле них потекло шумное море, где бьются вол-
ны. И путники омылись в нем и помолились и напились, а затем царевна об-
ратила к небу три стороны камня, кроме той, на которой было изображение
скатерти с кушаньями, и сказала: "Ради имени Аллаха, пусть накроется
скатерть!" И вдруг появилась накрытая скатерть, где были всякие роскош-
ные кушанья, и путники стали есть и пить и насладились и возликовали.
Вот что было с ними. Что ж касается сына царя, то он пришел разбудить
отца и увидел, что тот убит. Он нашел бумажку, которую написал
Ала-ад-дин, и прочитал ее и понял, что там было; а затем он стал искать
свою сестру и не нашел ее. И он отправился к старухе в церковь и нашел
ее и спросил про сестру; и старуха сказала: "Со вчерашнего дня я ее не
видела".
И тогда царевич вернулся к войскам и воскликнул: "На коней, о вла-
дельцы их!" - и рассказал воинам о том, что случилось; и они сели на ко-
ней и ехали, пока не приблизились к тому шатру. И Хусн Мариам поднялась
и увидела пыль, которая заслонила края земли, и после того, как пыль
поднялась, улетела и рассеялась, вдруг появился брат царевны со своими
воинами, и они кричали: "Куда ты направляешься, когда мы сзади вас?"
И женщина спросила Ала-ад-дина: "Насколько крепки твои ноги в боях?"
И Ала-ад-дин ответил: "Как колышек в отрубях: я не умею биться и сра-
жаться и не знаю мечей и копий".
И тогда Хусн Мариам вынула камень и потерла ту сторону, на которой
был изображен конь и всадник, - и вдруг из пустыни появился всадник, и
он до тех пор дрался с воинами и бил их мечом, пока не разбил их и не
прогнал.
И после этого та женщина сказала Ала-ад-дину: "Поедешь ты в Каир или
в аль-Искандарию?" Ала-ад-дин отвечал: "В аль-Искандарию". И тогда они
сели на ложе, и женщина произнесла заклинания, и ложе прилетело с ними и
в мгновение ока опустилось в аль-Искандарии.
И Ала-ад-дин привел женщин в пещеру и пошел в альИскандарию, и принес
им одежду и надел ее на них, и отправился в ту лавку с комнатой; а потом
он вышел, чтобы принести им обед, и вдруг видит: начальник Ахмедад-Данаф
едет из Багдада.
И Ала-ад-дин увидал его на дороге и встретил его объятиями и при-
ветствовал его и сказал: "Добро пожаловать!" А потом начальник Ах-
мед-ад-Данаф обрадовал его вестью о его сыне Аслане и рассказал ему, что
тот достиг возраста двадцати лет.
И Ала-ад-дин поведал ему обо всем, что с ним случилось, от начала до
конца, и взял его в лавку с комнатой; и Ахмед-ад-Данаф удивился всему
этому до крайних пределов.
И они проспали эту ночь до утра, а утром Ала-ад-дин продал лавку и
приложил плату за нее к тому, что у него было. А затем Ахмед-ад-Дана)
рассказал Ала-ад-дину, что халиф его требует, и Ала-ад-дин сказал: "Я
еду в Каир, чтобы пожелать мира моему отцу и матери и родным". И они все
сели на ложе и отправились в Каирсчастливый.
Они спустились по Желтой улице, так как их дом находился в этом квар-
тале, и постучали в ворота своего дома.
И мать Ала-ад-дина спросила: "Кто у ворот после утраты любимых?" И
Ала-ад-дин ответил: "Я, Ала-ад-дин!" И его родные вышли и заключили его
в объятия, а потом он ввел в дом свою жену и внес то, что с ним было, и
после этого вошел сам вместе с Ахмедом-ад-Данафом.
И они отдыхали три дня, и затем Ала-ад-дин пожелал отправиться в Баг-
дад, и отец его сказал ему: "Останься, сын мой, у меня!" Но Ала-ад-дин
ответил: "Я не могу быть в разлуке с моим сыном Асланом".
И он взял отца и мать с собою, и они отправились в Багдад. И Ах-
мед-ад-Данаф вошел к халифу и обрадовал его вестью о прибытии Ала-ад-ди-
на и рассказал ему его историю, и халиф вышел его встречать и взял с со-
бой его сына Аслана.
И они встретили Ала-ад-дина объятиями, и халиф велел привести Ахмеда
Камакима-вора, и его привели; и когда он предстал перед халифом, тот
сказал: "О Ала-аддин, вот тебе твой противник!" И Ала-ад-дин вытащил меч
и, ударив Ахмеда Камакима, отрубил ему голову.
И халиф устроил Ала-ад-дину великолепную свадьбу, после того как яви-
лись судьи и свидетели и был написан его договор с Хусн Мариам. И
Ала-ад-дин вошел к ней и увидел, что она жемчужина, еще посверленная.
А потом халиф сделал его сына Аслана главой шестидесяти и наградил их
всех роскошными одеждами, и жили они блаженнейшей и приятнейшей жизнью,
пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница соб-
раний".
Рассказ О ХАТИМЕ АТ-ТАИ
А что касается рассказов о великодушных, то онм очень многочисленны и
к яим принадлежит то, что рассказывают о великодушии Хатима ат-Таи [293].
Когда он умер, его похоронили на вершине горы, и у его могилы вырыли
два каменных водоема и поставили каменные изображения девушек с распу-
щенными волосами. А под этой горой была текучая река, и когда путники
останавливались там, они всю ночь слышали крики, но наутро не находили
никого, кроме каменных девушек. И когда остановился в этой долине, уйдя
от своего племеня, Зу-ль-Кура, царь химьяритов [294], он пропел там
ночь..."
293. Хатим ат-Таи - полулегендарный герой и поэт домусульманской эпохи.
Умер в начале VI века.
294. Химьяриты - южноарабское племя, могущественное в первые века нашей
эры; его владения простирались на большую часть южной Аравии и некоторые
области восточной Африки. Возвышение химьяритов связано с открытием пря-
мого морокою пути в Индию.
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести семьдесят первая ночь
Когда же настала двести семьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда Зуль-Кура остановился в этой долине,
он провел там ночь. И, приблизившись к тому месту, он услышал крики и
спросил: "Что за вопли на вершине этой горы?" И ему сказали: "Тут могила
Хатима ат-Таи, и над ней два каменных водоема и изображения девушек из
камня, распустивших волосы. Каждую ночь те, кто останавливается в этом
месте, слышат эти вопли и крики".
И сказал Зу-ль-Кура, царь химьяритов, насмехаясь над Хатимом ат-Таи:
"О Хатим, мы сегодня вечером твои гости, и животы у нас опали".
И сон одолел его, а затем он проснулся, испуганный, и крикнул: "О
арабы, ко мне! Подойдите к моей верблюдице!"
И, подойдя к нему, люди увидели, что его верблюдица бьется, и зареза-
ли ее, зажарили и поели. А потом спросили царя, почему она пала, и он
сказал: "Мои глаза смежились, и я увидел во сне Хатима ат-Таи, который
подошел ко мне с мечом и сказал: "Ты пришел к нам, а у нас ничего не бы-
ло!" И он ударил мою верблюдицу мечом, и если бы мы не подоспели и не
зарезали ее, она бы, наверное, околела".
А когда настало утро, Зу-ль-Кура сел на верблюдицу одного из своих
людей, а его посадил позади себя. В полдень они увидели всадника, ехав-
шего на верблюдице и ведшего на руке другую. "Кто ты?" - спросили его. И
он ответил: "Я Ади, сын Хатима ат-Таи. Где Зу-ль-Кура, эмир химьяритов?"
- спросил он потом. И ему ответили: "Вот он".
И Ади сказал ему: "Садись на эту верблюдицу, твою верблюдицу зарезал
для тебя мой отец". - "А откуда тебе известно это?" - спросил Зу-ль-Ку-
ра. "Мой отец явился ко мне сегодня ночью, когда я спал, - ответил Ади,
- и сказал мне: "О Ади, Зу-ль-Кура, царь химьяритов, попросил у меня
угощения, и я зарезал для него его верблюдицу; догони же его с верблюди-
цей, на которую он сядет, - у меня ничего не было".
И Зу-ль-Кура взял ее и удивился, сколь великодушен был Хатим ат-Таи,
живой и мертвый.
К числу рассказов о великодушных относится также рассказ о Мане ибн
Заида.
Рассказ О МАНЕ ИБН ЗАИДА
В один из дней Ман ибн Заида [295] был на охоте и захотел пить, но не
нашел у своих слуг воды.
И когда это было так, вдруг подошли к нему три девушки, которые несли
три бурдюка с водой..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести семьдесят вторая ночь
Когда же настала двести семьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что к нему подошли три девушки с тремя бурдюка-
ми воды, и Ман попросил у них напиться, и они напоили его. И он прика-
зал, чтобы слуги принесли девушкам подарки, но у них не нашлось денег, и
тогда он дал каждой девушке по десять стрел из своего колчана, наконеч-
ники которых были из золота. И одна девушка сказала своей подруге: "Пос-
лушай, только Ман ибн Заида способен на такое. Пусть каждая из нас ска-
жет стихи в похвалу ему".
И первая девушка сказала:
"Приделал концы из золота он к стрелам,
И бьет врагов он, щедрый, благородный.
Больным от ран несут они леченье
И саваны для тех, кто лег в Могилу".
А вторая сказала:
"О воюющий! От щедрот великих руки его
Своей милостью и врагов объял и любимых он,
Были отлиты концы стрел его из золота,
Чтоб сражения не могли его доброты лишить".
И третья сказала:
"От щедрости он разит врагов своих стрелами,
С концами из золота чистейшего литыми,
Чтоб мог на лекарство их истратить пораненный
