что аль-Мамун непременно меня спросит и удовлетворится, только узнав всю
мою историю. И я сказал девушке: "Я вижу ты из тех, кому нравится пение,
а у меня есть двоюродный брат, который красивее меня лицом, почетнее са-
ном и более образован, и он лучше всех созданий Аллаха великого знает
Исхака". - "Разве ты блюдолиз?" - спросила девушка. И я молвил: "Ты
властна решать в этом деле". А она оказала: "Если твой двоюродный брат
таков, как ты его описываешь, знакомство с ним не будет нам неприятно".
А потом пришло время, и я поднялся и ушел и направился домой, но я не
дошел еще до дому, как посланные аль-Мамуна ринулись на меня и грубо ме-
ня подняли..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести восемьдесят вторая ночь
Когда же настала двести восемьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Исхак Мосульский говорил: "Но я не дошел
еще до дому, как посланные аль-Мамуна ринулись на меня, грубо подняли и
повели к нему. И я увидел, что он сидит на скамеечке, разгневанный на
меня. "О Исхак, ты выходишь из повиновения?" - молвил он. И я сказал:
"Нет, клянусь Аллахом, о повелитель правоверных!" И он спросил: "Какова
же твоя история? Расскажи мне правду". - "Хорошо, но только наедине", -
отвечал я. И аль-Мамун кивнул тем, кто стоял перед ним, и они отошли в
сторону, и тогда я рассказал ему всю историю и сказал: "Я обещал ей, что
ты придешь". И аль-Мамун отвечал; "Ты хорошо сделал".
А потом мы провели в наслаждениях весь день, и сердце аль-Мамуна при-
вязалось к той девушке. И нам не верилось, что пришло время, и мы отпра-
вились, и я наставлял аль-Мамуна и говорил ему: "Воздерживайся называть
меня перед ней по имени - в ее присутствии я твой провожатый".
И мы условились об этом и шли, пока не достигли того места, где была
корзина, и нашли там две корзины, и сели в них, и их подняли с нами в
уже знакомое место. И девушка подошла и приветствовала нас, и, увидав
ее, альМамун впал в замешательство из-за ее красоты и прелести. И девуш-
ка принялась рассказывать ему предания и говорить стихи, а затем принес-
ла вино, и мы стали пить, и девушка была приветлива с аль-Мамуном и ра-
довалась ему, и он тоже был с нею приветлив и радовался ей.
Девушка взяла лютню и пропела песню, а потом спросила меня: "И твой
двоюродный брат тоже из купцов?" - указав на аль-Мамуна. "Да", - ответил
я, и она сказала: "Поистине, вы близки друг к другу по сходству!" И я
отвечал ей: "Да!"
А когда аль-Мамун выпил три ритля [316], в него вошли радость и вос-
торг, и он воскликнул и сказал: "О Исхак!" И я ответил ему: "Я здесь, о
повелитель правоверных!" - "Спой эту песню!" - сказал аль-Мамун.
И когда девушка узнала, что это халиф, она направилась в одну из ком-
нат и вошла туда. А когда я кончил петь, халиф сказал мне: "Посмотри,
кто хозяин этого дома". И какая-то старуха поспешила ответить и молвила:
"Он принадлежит аль-Хасану ибн Сахлю" [317]. - "Ко мне его!" - воскликнул
халиф, и старуха на минуту скрылась, и вдруг явился аль-Хасан. И аль-Ма-
мун спросил его: "Есть у тебя дочь?" - "Да, ее зовут Хадиджа", - отвечал
аль-Хасан. "Она замужем?" - спросил аль-Мамун, и аль-Хасан ответил:
"Нет, клянусь Аллахом!" И аль-Мамун сказал: "Тогда я сватаю ее у тебя".
- "Она твоя невольница, и власть над нею принадлежит тебе, о повелитель
правоверных", - ответил аль-Хасан. И халиф молвил: "Я женюсь на ней за
приданое в тридцать тысяч динаров наличными деньгами, которые отнесут к
тебе сегодня под утро, И, когда ты получишь деньги, доставь нам твою
дочь к вечеру". И ибн Сахль отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"
И потом мы вышли, и халиф сказал мне: "О Исхак, не рассказывай никому
эту историю!" И я скрывал ее, пока аль-Мамун не умер. И ни над кем не
соединилось столько, сколько соединилось надо мной в эти четыре дня, - я
сидел с аль-Мамуном днем и сидел с Хадиджей ночью, и, клянусь Аллахом, я
не видел среди мужей человека, подобного аль-Мамуну, и не знавал среди
женщин девушки, подобной Хадидже, - нет, даже близкой к Хадидже по сооб-
разительности, разуму и речам, а Аллах знает лучше!"
Рассказ О ЧИСТИЛЬЩИКЕ И ЖЕНЩИНЕ
Рассказывают также, что было время паломничества, и люди совершали
обход, и когда народ толпился на дороге, вдруг один человек уцепился за
покровы Каабы [318] и стал говорить из глубины сердца: "Прошу тебя, Аллах,
чтобы она рассердилась на своего мужа и я познал бы ее!"
И его услышало множество паломников и его схватили и привели к на-
чальнику паломничества, после того как досыта накормили его ударами,
сказали: "О эмир, мы нашли этого в почитаемых местах, и он говорил то-то
и то-то!"
И начальник паломничества велел его повесить и сказал: "О эмир, ради
посланника Аллаха, - да благословит его Аллах и да приветствует! - выс-
лушай мою историю и мой рассказ, а после этого делай со мной что хо-
чешь", - "Рассказывай!" - молвил эмир. И человек сказал: "Знай, о эмир,
что я человек из чистильщиков и работаю на скотобойне и вывожу кровь и
грязь на свалки. И случилось мне в один день из дней идти с моим ослом,
который был нагружен, и я увидел, что люди бегут, и один из них мне ска-
зал: "Зайди в этот переулок, чтобы тебя не убили". И я спросил: "Что это
люди бегут?" И кто-то из слуг сказал мне: "Это гарем какого-то вельможи,
и евнухи отгоняют с дороги и бьют всех подряд, без разбора". И я зашел с
ослом в переулок..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести восемьдесят третья ночь
Когда же настала двести восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что человек говорил: "И я вошел с ослом в
переулок и стоял, ожидая, пока разойдется толпа. И я увидел евнухов с
палками в руках и с ними около тридцати женщин, среди которых была одна,
подобная ветви ивы или жаждущей газели, и она была совершенна по красо-
те, изяществу и изнеженности, и все ей прислуживали. И, дойдя до ворот
того переулка, где я стоял, эта женщина взглянула направо и налево, а
затем позвала одного евнуха. И когда тот предстал перед ней, сказала ему
что-то на ухо, и вдруг евнух подошел ко мне и схватил меня, и люди раз-
бежались. И вдруг другой евнух взял моего осла и увел его, а потом евнух
подошел и связал меня веревкой и потащил меня за собою, и я не знал, в
чем дело, а люди, что стояли за нами, кричали и говорили: "Аллах этого
не позволяет! Это чистильщик, бедняк, почему его связали веревками?" И
они говорили евнухам: "Пожалейте его, пожалеет вас Аллах, и отпустите
его!" А я говорил про себя: "Евнухи схватили меня только потому, что их
госпожа почувствовала запах грязи и ей стало противно, или она беремен-
ная, или ей сделалось нехорошо. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, вы-
сокого, великого!"
И я до тех пор шел за ними, пока они не достигли ворот большого дома,
и они вошли туда, а я за ними, и меня вели до тех пор, пока я не пришел
в большую комнату, - не знаю, как описать ее красоту, - и она была уст-
лана великолепными коврами. И затем женщины вошли в эту комнату (а я был
около евнуха, связанный), и я сказал себе: "Они непременно будут меня
пытать в этом доме, пока я не помру. И не узнает о моей смерти никто!"
И потом меня отвели в прекрасную баню внутри дома, и когда я был в
бане, вдруг вошли три невольницы и сели вокруг меня и сказали: "Сними
твои тряпки". И я снял бывшие на мне лохмотья, и одна из девушек стала
растирать мне ноги, а другая мыла мне голову, и третья разминала тело. А
покончив с этим, они положили передо мной узел с одеждой и сказали: "На-
день это!" И я воскликнул: "Клянусь Аллахом, я не знаю, как надеть!" И
девушки подошли ко мне и одели меня, смеясь надо мною. А затем они при-
несли кувшины, полные розовой воды, и побрызгали на меня и я вышел с ни-
ми в другую комнату, и, клянусь Аллахом, я не знаю, как ее описать, так
много было в ней ценных украшений и ковров. А войдя в эту комнату, я
увидел женщину, сидевшую на бамбуковом ложе..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести восемьдесят четвертая ночь
Когда же настала двести восемьдесят четвертая ночь, она сказала: "До-
шло до меня, о счастливый царь, что человек говорил: "А войдя в эту ком-
нату, я увидел женщину, сидевшую на бамбуковом ложе (а ножки его были из
слоновой кости), и перед нею было множество невольниц. И, увидав меня,
она поднялась и позвала меня, и я подошел к ней, и она велела мне сесть,
и я сел с нею рядом. И она приказала невольницам подать кушанья, и они
мне подали роскошные кушанья всяких сортов, и я не знаю, как они называ-
ются и в жизни не знавал ничего подобного. И я насытился вдоволь, а пос-
ле того как убрали миски и вымыли руки, женщина велела принести плоды, и
они тотчас же появились перед нею, и она приказала мне есть, и я поел, а
когда мы кончили есть, она велела нескольким невольницам принести бутыли
с вином. И они принесли вина разных сортов и затем разожгли в курильни-
цах всевозможные курения. И одна невольница, подобная месяцу, стала по-
ить нас под напевы струн, и я опьянел вместе с той госпожой, которая си-
дела, и все это происходило, а я думал, что это грезы и будто я во сне.
А потом женщина сделала знак нескольким невольницам, чтобы нам постлали
в одной из комнат, и нам постлали в том месте, где она велела. И женщина
поднялась и, взяв меня за руку, отвела туда, где было постлано, и легла,
и я пролежал с нею до утра, и всякий раз, как я прижимал ее к груди, я
чувствовал запах мускуса и благовоний, и думал, что я не иначе как в раю
и что я грежу во сне.
А наутро женщина спросила меня, где мое жилище, и я отвечал: "В та-
ком-то месте". И она велела мне уходить и дала мне платок, обшитый золо-
том и серебром, и к нему было что-то привязано: "Ходи на это в баню", -
сказала она мне, и я обрадовался и сказал про себя: "Если в нем пять
фельсов, то это мой обед на сегодняшний день".
И я вышел от этой женщины, как будто выходил из рая, и, придя в свой
чулан, я развязал платок и нашел там пятьдесят мискалей золота. И я за-
рыл их, и сел у ворот, купив сначала на два фельса хлеба и приправы. По-
обедав, я стал размышлять о своем деле, и просидел так до вечерней поры,
и вдруг пришла невольница и сказала мне: "Моя госпожа тебя требует!"
И я пошел с невольницей к воротам того дома, и она спросила для меня
позволения, и я вошел и поцеловал землю меж рук той женщины, а она при-
казала мне сесть и велела принести кушанье и напитки, как обыкновенно, и
затем я проспал с нею, согласно обычаю, установившемуся с прошлой ночи.
А утром она дала мне второй платок с пятьюдесятью мискалями золота, и я
взял его и вышел и, придя в чулан, зарыл золото. И я жил таким образом в
течение восьми дней, приходя к ней каждый день вечером и выходя от нее в
начале дня.
И когда я спал у нее восьмую ночь, вдруг вбежала бегом невольница и
сказала мне: "Вставай, поднимись в эту комнату!" И я поднялся в комнату
и увидел, что она выходит на самую дорогу. И я сидел, и вдруг послышался
большой шум и топот коней в переулке; а в комнате было окно, возвышавше-
еся над воротами, и, посмотрев в него, я увидел юношу, подобного восхо-
дящему месяцу в ночь полтаоты, верхом на коне и перед ним были невольни-
ки и солдаты, которые шли, служа ему. И он подъехал к воротам и спешился
и, войдя в комнату, увидел ту женщину сидящей на ложе, и поцеловал перед
нею землю, а затем он подошел к ней и поцеловал ей руки, но она не заго-
ворила с ним. И юноша не переставал перед нею унижаться, пока не поми-
рился, и он проспал подле нее эту ночь..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести восемьдесят пятая ночь
Когда же настала двести восемьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что человек говорил: "Когда муж той женщины
